Медвежий угол

Макс отжимался… Отжимался и, сука, думал. Об Эсте, естественно. После вчерашних приключений вкупе с неожиданными откровениями (парню, оказывается, двести с гаком лет!) мысли в голове бродили смутные и нерадостные. Доводилось читать, что в те годы, в которые прошла большая часть жизни Эста, к модификациям людей относились скверно. Более того, они были под запретом! Всех, кто выбивался из некой «нормы», клеймили мутантами и либо запирали в резервациях (тех, кого не сочли опасными), либо уничтожали. Собственно, жертвой именно этих воззрений и стал сам Макс на родной Ям. И медведи вместе с ним. Весь мир отношение к модификациям живых существ уже изменил, люди, геном которых был искусственно сконструирован в лаборатории, нигде не были ограничены в правах. Но только не на Ям, где к власти пришли ортодоксы, придерживавшиеся старых правил и древних взглядов. Казалось бы, вырвавшись с Ям, Макс мог чувствовать себя спасенным, но увы! Он-то действительно имел теперь право свободно жить на любой из заселенных планет. Но не медведи. В этом случае вступали в действие межпланетные законы, связанные с незадокументированным вывозом непроверенных с эпидемиологической точки зрения животных. Ну и вдобавок с уголовкой. Дело в том, что на Ям Макс был обвинен, помимо госизмены, в краже «особо ценных животных». Двух медведей и, видимо, кота, блядь! Твари! Пропади они все пропадом с их тягой к власти и с их замшелыми древними идеями! Гм… И вот тут-то, на этом этапе давно закольцевавшихся в голове Макса размышлений, слово «древние» каждый раз срабатывало словно спусковой крючок. Эст ведь тоже, можно сказать, был «древним». Что если он, как в прежние столетия большинство, не считает модифицированных Homo полноценными людьми? Что если Макс ему противен просто потому, что «мутант»?.. Что если парень, наконец, просто абсолютно гетеросексуален — явление, характерное для прошлых веков, но редкое в современном мире, где уже давным-давно общепризнанной нормой стала бисексуальность. Повлияло на это многое. И то, что ушли в прошлое многие догмы и ограничения. И то, что вынашивание и рождение ребенка перестало быть привилегией одних лишь женщин. С этим прекрасно справлялись врачи в специализированных Центрах воспроизводства, в результате чего и многие гетеросексуальные пары предпочитали обзаводиться потомством с их помощью. Ну и, конечно, повлияло на перемены в менталитете то, что человечество во время своей космической экспансии столкнулось со множеством других рас. Некоторые из них были однополы, другие, напротив, трехполы, а третьи и вовсе произвольно меняли свою половую принадлежность в зависимости от обстоятельств и интересов. Так что мир стал другим, что бы по этому поводу ни говорил Эст. Вопрос: сумел ли он сам, рожденный более двух сотен лет назад, изменить свои взгляды на все эти новомодные «вольности»? И если вдруг ответ «да», то в чем причина того, что Эст упорно не хочет даже не любовного (чего уж там!), но даже дружеского сближения, на которое Макс тоже, хоть и с понятным унынием, но согласился бы? После того, как Эст помог Сэл с рождением третьего малыша, он стал много времени проводить в медвежьем загоне. Играл с медвежатами — Макс, покрываясь мурашками от невольного возбуждения, регулярно слышал снизу его низкий смех, — говорил о чем-то с Сэл и Колином, но уже так тихо, что Макс слов не разбирал, а подслушивать считал ниже своего достоинства. Он вообще остался теперь совсем один. Даже Вор, сволочь рыжая, и тот покинул излюбленную лежанку в кресле и тоже перебрался в загон — ему очень нравилось дразнить медвежат. Макс бы тоже оттуда не вылезал, но там засел Эст. А выносить его близкое соседство было… непросто. Зима медленно, но верно катилась к концу. Под ярким, победительным светом местной звезды, снегá вокруг убежища уже почти сошли. В лесу между деревьев сугробы еще были, но и они стали ноздреватыми и плотными. Еще совсем немного, и начнут появляться кровососущие насекомые и те более крупные летучие, ползучие и прыгучие твари, что впадали на зимний период в спячку. А главное, вернутся из тропиков гримы… Затишье сменится каждодневной борьбой за выживание. Сэл и Колин вплотную займутся обучением медвежат, чтобы они и сами смогли защитить себя. Макс тоже планировал посвятить много времени их воспитанию и — да, черт возьми! — образованию. Пока зима позволяла, он сидел за кухонным столом и составлял таблицы, рисовал фломастерами на пластиковых карточках местных зверей и… буквы алфавита. Да, надежды у него на потомство Сэл и Колина были большими… В отличие от перспектив хоть какого-то устроения личной жизни для себя самого… — Макс! Макс вздрогнул, уронив фломастер, и обернулся, пожалуй, слишком резко. Эст смотрел очень внимательно и по-прежнему холодно. И что-то в выражении его лица было такое… Макс не успел понять, что именно. Секунда, и вот он — прежний, привычный Эст. Вежливый, общительный… и далекий, как ближайшее к Потеряшке людское поселение. — Простите. Напугал? — Я… Я задумался… О программе… Эст перебил его жестом: — Погодите. Я, собственно, пришел сказать, что примерно через полчаса вас покину. — То есть? — У Макса засосало под ложечкой. — Ну, вы же не думали, что я так спокоен и совершенно не истерю из-за невозможности выбраться с Потеряшки потому, что решил здесь поселиться навечно и меня сложившаяся ситуация полностью устраивает? Макс смотрел мрачно. Нет, он так не думал. Он вообще, блядь, об этом не думал! Видимо, потому, что все его мысли, сука, были совсем о другом. — Перед отправкой на XW-Z404 оговаривались совершенно конкретные вещи. Мы предполагали вариант, близкий к тому, что и произошло со мной на самом деле. Так что у меня всегда был передатчик, о существовании которого вы знать просто не могли, а потому и не уничтожили. — Тогда почему?.. — Почему над вашим убежищем до сих пор не появились корабли коспола? — Эст пожал плечами и кривовато улыбнулся. — Потому что до недавнего времени я в их присутствии здесь не видел никакой нужды. — А теперь? — Высадки десанта не будет, не беспокойтесь. Это лишь коскар с пассажирским креслом для меня. Мне пора, Макс. Начальство ждет мой доклад. Я благодарен вам за спасение. Вы очень помогли мне в понимании того, что и как можно сделать на XW-Z404, чтобы она стала хоть как-то годной для колонизации. Ваш вклад в это бесценен, а ваш опыт уникален… — Если я вас сейчас попытаюсь прикончить, это ведь ничего не изменит? Эст с прежней убийственно сожалеющей и, как показалось, этакой отцовско-снисходительной улыбкой на губах лишь качнул головой. Энергомет, который Макс уже сто лет не видел у него в руках, по-прежнему смотрел в пол, но все равно был достаточным намеком и предупреждением. — Вы позволите, по крайней мере, уйти… Макс двинул рукой в сторону медвежьего загона, но не договорил, потому что Эст вновь его перебил: — Не говорите глупостей. Я что, так похож на неблагодарную скотину? — Вы похожи на офицера коспола, который слишком сильно чтит законность. — И в рамках этой законности я постараюсь сделать для вас все, что смогу. — Звучит… жизнеутверждающе. — Планета в любом случае будет колонизирована. Ваше одиночество здесь все равно не сможет длиться и дальше. Но разве это плохо? Мне казалось, что вам… скучно одному. — Да какая разница — скучно мне или нет! Вы же видели! — Макс опять указал рукой на загон, и Эст едва заметно поморщился. — У нас с медведями получилось! У них теперь трое прекрасных медвежат, которые могут стать лучшими помощниками человека. Его друзьями… — И опять: не надо делать из меня монстра, Макс! — У Эста на щеках явственно проступили желваки. — Я не имею права обещать вам золотые горы. Но я клянусь — слышите? — клянусь, что сделаю все, что смогу! Макс отвернулся. Было очевидно, что даже если Эст просто сядет в корабль, который, кажется, действительно вот-вот прибудет за ним, и мирно уберется с Потеряшки, жить и дальше в прежней тиши и спокойствии Максу и его зверинцу все равно никто не позволит. Враки про местных медведей, исключительно похожих на земных или ямских, конечно, хороши. Но если в них не больно-то поверил Эст, хоть и стал свидетелем и даже участником «невозможных» для модифицированных медведей с Ям родов, то не стоит считать идиотами и тех, кому он как офицер коспола все доложит. Достаточно сделать элементарный генетический анализ любой шерстинки со шкуры Сэл или Колина, чтобы все встало на свои места. Значит, убежище придется покинуть и искать новое. Где-нибудь подальше. Где, если и найдут, то не сразу. Где медвежата смогут подрасти и научиться жить в жестоком мире Потеряшки… Эст постоял рядом, сверля взглядом опущенную голову Макса — это ощущалось просто-таки физически, — а после развернулся и ушел. Обратно в загон к медведям. Там он и просидел все время до того момента, когда в небе над убежищем грохнуло, а после посуда в кухонном шкафу зазвенела от низкого гула… Макс проводил своего гостя, демонстративно удерживая на предплечье правой руки заряженный карабин. Но не произошло ничего экстремального. Никто не попытался сунуться к убежищу, не стал вопить о задержании, о необходимости сдать в руки правосудия украденных медведей… Возможно, потому, что их просто некуда было бы посадить: за Эстом действительно прибыл маленький двухместный коскар, за штурвалом которого сидел молодой парень в оранжевом косполовском скафандре. Из катера он не выходил. Лишь через толстое стекло колпака кабины изумленно рассматривал Макса и выпершихся из загона, несмотря на запрет, медведей с медвежатами. Эст, переодевшийся в такой же, как у пилота, скафандр, махнул рукой и улыбнулся. Коскар взлетел, кинув в лицо Максу тучу пыли, прошлогодних листьев и веток. И… все. Зато на кухне, куда Макс вернулся после «проводов», обнаружился непонятный бедлам. Пластиковые квадратики, которые были приготовлены им для медвежат, теперь валялись на полу, а на столе — прямо по покрытию — шла невероятно кривая (будто Эст писал вообще не глядя) надпись: «Я вернусь как смогу. Дождись». Макс, увидев ее, даже присел на удачно подвернувшийся табурет — ноги внезапно ослабели. А потом засуетился, сунулся к косроду, который, кстати, с некоторых пор был в полностью рабочем состоянии — Эст починил его еще в ту пору, когда из-за сломанной ноги в лубке был малоподвижен. Экраны теперь с успехом показывали не только сигналы и графики, но и картинку. Они-то и продемонстрировали Максу, что косполовский космический катер пока и не думал покидать атмосферу Потеряшки. Нет. Почему-то он двигался довольно низко над землей, а после, достигнув экваториальной области, завис над поверхностью. Зачем ему это, Макс гадал недолго — ровно до того момента, как у коскара открылись амбразуры больших стационарных энергометов. Пилот, явно кем-то направляемый (и кем же, интересно?), жег что-то на земле (и что же, если не места кладок гримов, а, офицер Эст?). Макс смотрел. Сидевший рядом Вор тоже. И выглядел он, в отличие от Макса, вполне довольным и расслабленно-уверенным: «Не бзди, пацанчик!» Косполовец трудился в течение пары часов и только после направил катер прочь от Потеряшки. — И что это было? — спросил Макс у Вора. — Что значит это кривое: «Я вернусь. Дождись»? Что за жесты с выжиганием кладок гримов? Причем, если судить по карте и моим прикидкам, именно тех стай, которые весной приходят сюда, к нам… Кот вылизывался, вытянув вперед заднюю лапку, и демонстрировал полное равнодушие к словам человека. Макс плюнул в сердцах и, злобно топая, отправился в лабораторию, где приступил к сборам: покидал в большой армейский рюкзак с антигравом все данные исследований, все материалы и личные записи, которые касались медведей и, главное, Сэл и ее беременности — это следовало унести из рассекреченного убежища первым делом. Потом собрал немного жратвы — так, чтобы хватило на пару-тройку дней, пока не сыщется хорошее место, чтобы там обустроить временный лагерь. Ну и отправился в загон к медведям… Вот только ни Сэл, ни Колин куда-то уходить даже не собирались. Медведи были спокойны, расслаблены, в точности как Вор, и сколько Макс вокруг них ни скакал, в раздражении размахивая руками и живописуя страшные перспективы, на переселение его четвероногая семейка так и не «подписалась». И тогда Макс сел на пол и заплакал… Ну почти. Очень хотелось, но слезы из глаз не лезли. Вот когда Сэл все-таки разродилась, да в присутствии чертова косполовца, чтобы совсем уж в его равнодушных глазах дебилом выглядеть — легко. А теперь — фиг! И только комок обиды (на жизнь, Эста и теперь даже на медведей) давил на сердце и мешал дышать. Макс сидел и жалел себя долго. Приставучие медвежьи дети, воспользовавшись моментом, облизали ему лицо, все-таки сделав его мокрым пусть и не от слез, а самый мелкий при этом от возбуждения и «чувств-с» еще и описался, испачкав Максу штаны. Сэл подошла и села рядом, строго рыкнув на расшалившихся медвежат, Колин тоже пристроился по соседству, за спиной, и теперь влажно и утешающе сопел в затылок. И даже рыжая сволочь Вор, неслышной тенью проскользнув мимо радостно заворчавших медвежат, влез Максу на колени, где и свернулся клубком, громогласно и очень старательно затарахтев. — Дураки вы, — пробухтел Макс и погладил Воришку. — Ну чего уперлись-то? Неужто ему поверили? Он же холодный… как рыба — одни глаза чего стоят. И всё врал наверняка… Вернется он. Дождись! Как же! Но Эст, что удивительно, действительно вернулся. Просто взял и вернулся — и полгода не прошло. Причем случилось это, как водится, сразу после того, как Макс перестал его ждать, задавил в душе маленький, но невероятно живучий росток надежды и постановил в дальнейшем испытывать к «заезжему гостю» не изматывающую, пьющую саму жизнь любовь, а лишь благодарность. В конце концов, часть обещанного Эст действительно выполнил: время шло, а никто, гремя наручниками и потрясая сводом межпланетных законов, на Потеряшку так и не заявился. Так что и Макс тоже расслабился, перестав ежечасно ждать гостей в оранжевом, и в итоге прибытие коскара с ними чуть не проспал: подхватился с адово бьющимся сердцем только после того, как в убежище всё в очередной раз затряслось от близкого рева двигателей, работающих на интенсивное торможение перед посадкой. Черт! Это действительно был Эст! Такой же резковатый в движениях, с тем же слишком хорошо памятным хищным лицом и решительным подбородком, сейчас заросшим черной щетиной… Но почему-то не в ярком косполовском «наряде», а в обычном сером скафандре. И, кажется, один, без группы захвата, которая легко могла бы поместиться в довольно большом коскаре с гражданскими номерами на борту, из пилотской кабины которого Эст и спустился. Медвежата выбежали, чтобы поздороваться с ним. Гримов в этом году было совсем мало — способ выжигания кладок оказался действенным, — а потому Сэл позволяла детям покидать убежище под присмотром одного лишь Макса. Эст остановился, чтобы погладить их, попытался подхватить на руки самого маленького — того, чью жизнь не так давно спас, — но не преуспел, а только крякнул, ощутив вес. Засмеялся, осмотрелся и наконец пошел к замершему с карабином в руках Максу. — Ну вот… Как и обещал. Вышло несколько дольше… — Что с вашими глазами? — перебил его Макс. Эст ухмыльнулся: — Они теперь мои. Старенькие, но мои. — В смысле? — не понял Макс. На хорошо знакомом лице Эста светло-голубые, почти прозрачные, какие-то даже выцветшие глаза выглядели странно и очень непривычно. Прежним в них осталось лишь выражение непроницаемой отстраненности и, пожалуй, «в таком цвете» еще большей холодности. — Я лишился зрения за годы, проведенные в криосне, Макс. Мои глаза просто высохли. А это… Это киберпротезы, подающие сигналы в зрительные центры мозга. И больше никуда. В отличие от тех карих, что были до них. Макс смотрел, по-прежнему ни черта не понимая, и наверняка при этом выглядел умственно отсталым. Но Эст вдруг шагнул ближе, привстал на цыпочки и поцеловал… — Вы… — забормотал Макс, когда их обоих привели в чувство врезавшиеся им в ноги разыгравшиеся медвежата. — Ты, — поправил Эст, а потом пояснил, улыбаясь от уха до уха: — Теперь можно. — Почему? — продолжая высококлассно исполнять роль тупоголового барана, проблеял Макс, касаясь пальцами своих губ — еще влажных после поцелуя. — Потому что мои глаза теперь — лишь устройство, помогающее мне видеть. Устройство, в котором нет предустановленных микрокамер, передающих все, что попадает в зону видимости, по кодированному каналу в Центральный офис коспола. И потому, что я теперь не офицер, герой и образец для подрастающего поколения, а уставший от жизни и окончательно растерявший здоровье на службе родине инвалид, отправленный на пенсию по выслуге лет. — Это какая-то полная ерунда, Эст! — Макс тряхнул головой, выгоняя из нее всеохватную растерянность. — Просто-таки феерическая! — Не сердись. Лучше скажи, ты меня ждал? Верил, что я вернусь? Разобрал то, что я накалякал тогда на столе? У меня были сомнения — писал-то с закрытыми глазами и очень быстро. — Можешь сам посмотреть, что получилось. — Не стер? — улыбка на лице Эста стала еще шире. Макс отрицательно качнул головой и отвернулся, чувствуя, что кончики ушей начинают адово гореть. — Ну, пошли посмотрим. Однако, поднявшись наверх, они странным образом оказались не в кухне, а в спальне, где и завалились на перепуганно крякнувшую от двойного веса кровать. Эст напирал, Макс уступал и подчинялся, потом опомнился и сам взял в руки инициативу… и кое-что еще. — Чур первый, — выдохнул Эст и жадно осмотрел распростертого на простынях любовника — голого, потного и чертовски возбужденного. — Чёй-то? — выгнул бровь донельзя довольный Макс и поддал бедрами — так, что сидевший на нем верхом Эст чуть не свалился. — По старшинству, — пояснил тот и, нагнувшись, куснул Макса за сосок. — Против такого не попрешь, — согласился Макс и завозился, стремясь подняться. — Только маслица какого-нибудь принесу… — У нас с собой было! — торжественно возвестил Эст и, покопавшись в складках сброшенного на пол скафандра, добыл фабричный тюбик лубриканта. — С клубничным вкусом! Макс заржал, и после они очень долго не говорили ничего, кроме глупых и пошлых «о да!», «еще!», «глубже!», «моя очередь», «не кусайся, садюга!» и «раздавишь, медведина!». — Я так мечтал, что настанет день… то есть ночь, и ты ко мне все-таки придешь, Эст, — глядя в потолок, сообщил Макс после и потянулся — аж хрустнуло что-то в спине. Эст, зажатый между здоровенным телом любовника и стеной, завозился, повернулся на бок и навис, оперев голову на руку: — А я хотел этого и в то же время знал, что не смогу ничего, а потому ждал и одновременно страшился, что ты не выдержишь и придешь первым… И тогда мне придется тебя прогнать. — Офицерам коспола запрещены сексуальные связи с преступниками? — Во-первых, да, во-вторых, я человек старой закалки и не могу ложиться в постель, зная, что все это снимается и записывается, а в-третьих… В-третьих, ты уже не преступник, Макс. Эст, несмотря на по-прежнему нечитаемые, искусственно холодные глаза, выглядел исключительно довольным и, пожалуй, хитрым. — Но… — Неожиданно оказалось, что Потеряшка была официально открыта для колонизации еще несколько лет назад, просто мало кто об этом слышал. Но предоставленные хозяином планеты документы были однозначны. Так что ты, находясь здесь, колониального права не нарушал. Что же до обвинения в краже двух направленных на уничтожение модифицированных ямских медведей, то доказать что-либо ввиду отсутствия самих медведей не представляется возможным. У тебя же здесь только местные мишки, которых ты вырастил уже на Потеряшке. — И в эти враки что, кто-то поверил? — Ну конечно нет, Макс. Но я сумел заинтересовать определенный круг очень серьезных лиц перспективой привлечения спасшихся с Ям ученых и дальнейшего использования вывезенных медведей при освоении планет с агрессивной фауной, вроде той, что имеется на Потеряшке. — Взяткодательство и обещание немыслимых прибылей в будущем, офицер Эст? — И тщательно продуманный план, Макс Хорн! Одним из доказательств твоей невиновности и того факта, что снятые камерами в моих киберглазах медведи не с Ям, стала сделанная мной же видеозапись с моментом родов. Всем ведь известно, что боевые модифицированные медведи размножаться не могут, — Эст наклонился и вновь куснул Макса за и без того слишком чувствительный сосок — чем-то он ему особо нравился. — Так что всем… гм… незаинтересованным лицам тоже стало ясно, что это какой-то совершенно другой вид. Скорее всего, местный, как ты мне и говорил. Фауна планеты ведь еще никем не изучена и не описана… Кроме того, чтобы убедить даже самых больших скептиков, был сделан генетический анализ медвежьей шерсти, которую я предоставил, — Макс напрягся и даже стал приподниматься, но Эст надавил ему на грудь, укладывая назад на подушку, — ну и он показал, что твои звери никаким генетическим изменениям не подвергались. Зато в силу неизвестных причин потрясающе похожи на представителей земной фауны — просто один в один. Загадка сия так и осталась неразгаданной, — у Эста было очень довольное лицо, — просто потому, что я никому… ну, кроме тех самых заинтересованных лиц, не стал сообщать, что перед тем, как явиться на доклад в коспол, прямиком с Потеряшки стартанул на Землю, где сходил в медвежий питомник… — Тебя сдаст тот парень, что был у тебя пилотом, — возразил ошеломленный размахом, коварством и продуманностью действий Эста Макс. — Не сдаст. Он мой пра-пра-пра-какой-то там племянник. Макс ухватил себя за лоб: — Ты интриган. Нет, ты просто монстр какой-то по части сплетения интриг и устройства коварных заговоров! — Должен же я был позаботиться о своем обеспеченном будущем, — почти пропел Эст и вдруг перелез через Макса, потянулся, добыл из-под кома одежды и амуниции полетный планшет, а после вынул из кармана на тыльной стороне чехла какие-то бумаги важного вида. — Что это? — Во-первых, постановление военного суда, — Эст передал Максу первую бумагу, — согласно которому военное ведомство Земли обязано выплатить мне денежное довольствие за те двести лет, в течение которых я болтался в космосе в состоянии криосна. Плюс к тому — сумму компенсации за потерянное здоровье на службе Родине. И в качестве вишенки на торте — военную страховку с процентами. Как ты понимаешь, набежавшими за те же двести лет. Я нанял действительно толкового адвоката. Макс разинул рот, пытаясь прикинуть сумму. Эст же, который по-прежнему выглядел как Вор, безнаказанно сперший здоровенный кусок мяса, выбрал, а после передал Максу новый документ: — Во-вторых, купчая на планету под кодовым именем XW-Z404, которая с момента перепродажи получила название «Потеряшка». Листок выскользнул из ослабевших пальцев Макса и спланировал на пол. Эст подобрал его, отряхнул и вновь уселся верхом на любовника, пребывающего в полной прострации. — Тут пришлось попотеть, чтобы полученной от военных суммы все же хватило. Но хозяин Потеряшки — теперь уже бывший — оказался существом впечатлительным. Мои рассказы, подкрепленные записью моего же времяпровождения в лесу и боя с гримами, убедили его, что освоение обойдется слишком дорого. На одних только страховках родственникам рабочих, сожранных местными зверюгами, разоришься, да и рóботы не вариант — за ними ведь тоже кто-то следить должен. Ну и в итоге цена устроила нас обоих. Макс таращился и по-прежнему только разевал рот. — И твои эти «заинтересованные люди» позволили тебе у них за спиной совершить эту покупку?! — Я, конечно, всего лишь «уставший от жизни и окончательно растерявший здоровье на службе родине инвалид, отправленный на пенсию по выслуге лет», но точно не дурак. Сначала я купил Потеряшку, а уже после начал подбивать клинья к тем, кто мог быть заинтересован в моих идеях. Да и потом… Все ведь могло пойти не так гладко. А, будучи хозяином планеты, твою безопасность я в любом случае обеспечил бы, Макс. Твою и твоих медведей. Ну и кое-кого еще, — Эст протянул Максу еще какой-то документ видом куда проще предыдущих — ни тебе гало-печатей, ни 3D кодов. — Это список тех, кто скоро станет опорой и защитой нового населения Потеряшки. — Это… — Макс не верил глазам, имена были до боли знакомы. С этими офицерами и солдатами из спецотряда армии Империи Ям он воевал, пил в баре рядом с частью, занимался на площадке, тренируя медведей. — Это же… — Я не филантроп и не рыцарь в белом плаще, — вновь очень серьезно заговорил Эст. — Не думай обо мне слишком хорошо. Потеряшка богата полезными ископаемыми, на ней колоссальные запасы пресной воды и плодородные почвы… Кроме того, на нашей стороне твой уникальный опыт жизни здесь. Было бы чертовски недальновидно этим не воспользоваться. Очевидно, что кто-то должен начать Потеряшку осваивать. А значит, кому-то будет нужно охранять рабочие поселки и рудники, заводы и школы для детей будущих поселенцев. И кто справится с этим лучше таких, как ты, Макс, парней при поддержке местных, потеряшкинских медведей, — Эст почесал в затылке, подбирая слова, — которые… нуу… на удивление легко поддаются дрессуре? Я поделился этими своими идеями, и мне помогли найти тех, кто, как и ты, покинул Ям, решив не сдавать своих. Кстати, выяснилось, что примерно у половины модифицированных пар благодаря тем препаратам, что и ты вводил Сэл и Колину, тоже отличные результаты. Можно с уверенностью говорить, что местные, потеряшкинские медведи, — Эст усмехнулся, — отлично размножаются в неволе. — Ты… — Макс ухватил Эста за шею, притянул, прижался лбом ко лбу. — Ты… — Когда я только увидел тебя, Макс, я решил, что у меня глюки. Уж очень ты смахивал на мою ожившую эротическую мечту, которая вдруг возникла передо мной в обрамлении дикого инопланетного леса. А потом я жил рядом с тобой, ел за одним столом, занимался общими делами и понял, что все еще лучше, чем просто какая-то там мечта. Потому что ты живой, настоящий и… И хочешь меня так же, как я тебя. Так что я, как и обещал, сделал все, чтобы прожить остаток моей очень странной жизни так, чтобы… Чтобы быть счастливым, черт его дери. В своем тихом углу… — Медвежьем… — хмыкнул Макс, ослабляя руку, которой все еще прижимал голову Эста к себе. — Медвежьем, — согласился тот, и не подумав отстраняться. — Главное, чтобы с тобой. Если ты, конечно, не против. Что сказать? Макс против совершенно точно не был и, немного придя в себя от столь невероятных новостей, охотно принялся это доказывать… И даже рыжая скотина Вор, который пробрался в комнату и теперь нагло улегся поверх разбросанной одежды, смотрел на творящееся непотребство с одобрением: «Так держать, пацанчик!»