О рыжем барде

Для любого, мало-мальски просвещенного человека, эльфа или даже гнома Орлей — это империя масок, родина той самой легендарной Игры, о которой в других странах говорят не то с почтением, не то с ужасом, но в любом случае — шепотом, с придыханием, словно коварные барды, прячущие тонкие клинки в рукавах, стоят у них за спиной, готовые уничтожить любого, кто посмеет неуважительно отозваться о смысле их жизни. Конечно, такой ерундой редко станет заниматься настоящий бард; профессионалы своего дела не размениваются на жалких сплетников за пределами Орлея, ни в коем случае. Нет, за пределы дворца, укрытого покрывалами тайн и интриг, они выбираются только в особых случаях. Маржолайн, например, побывала в Денериме вместе с Лелианой и той забавной парой, как их там… Эльф и гном, точно: Скетч и Таг, маг и воин, странная дружба. После холодного и неуютного Ферелдена любимый Орлей казался воплощением уюта и счастья, несмотря на то, что уж здесь-то можно было только мечтать о безопасности. В империи выживают только считанные единицы — те, кто бьют первыми, не дожидаясь хода противника, самовольно хватает белую фигуру. Этому научила она Лелиану — маленькую рыжую девочку, воспитанницу старенькой леди Сесиль, от которой пахло маленькими ферелденскими цветочками и, пожалуй, наивностью. Она ничего не знала о жизни в той стране, где оказалась, да и о жизни в целом имела весьма смутное представление. Маржолайн она этим и привлекла — своим состоянием мягкой глины, из которой можно вылепить все, что ей захочется. Бард и лепила, придавая бесформенному куску уготованную ему давно форму — опасной девушки, такой невинной на вид, как и было нужно при императорском дворе. И Маржолайн научила рыжую девочку бить первой. Всем, что Лелиана знает и умеет, она обязана своей наставнице и любовнице. Признаться, этот опыт поначалу был приятен и полезен и самой орлесианке. А эта дурочка… Спряталась в церкви со своим Создателем, думая, что пропала из вида Маржолайн. Бард поднесла бокал к губами, пригубила вино и скривила губы, найдя напиток горьким. В последнее время ей все таким казалось — странным, потерявшим былую прелесть и вкус, будь то вино, пирожные или прелестные девушки, которые приходили к Маржолайн за советом или покровительством, надеясь стать чем-то большим. «Состоятельной вдове» наскучили и художники с музыкантами; им пришлось отыскать себе новых покровителей, и с собой они унесли слухи о том, как изменилась Маржолайн после второго посещения Денерима, случившегося во время Мора. Пожалуй, одного визита в Ферелден достаточно для любого цивилизованного человека. Бард рассеянно смотрела в медленно тлеющий огонь в камине, вслушиваясь в играющую внизу музыку. Звуки давно перестали доходить до ее сознания, так что она не смогла бы сказать, какую именно мелодию наигрывают, возможно, ее бывшие протеже. Она раньше ушла с вечера, вежливо извинившись улыбкой под узорчатой маской, потому что ее снова, уже не в первый раз, глодала тревога. А что, если она на самом деле не ошиблась в Лелиане, как она пыталась ей доказать, отпустив с миром в Денериме? Что же; тогда рано или поздно она явится сама. А если ошиблась, то не все ли равно? Признаваться даже себе в том, что уже давно знакомая игра (кто ударит первым — кто умрет?) вызывает какие-то более сложные чувства, нежели обыкновенную настороженность, не хотелось, Пронзительно скрипнула дверь, и Маржолайн подняла голову, ожидая увидеть тощую эльфийскую девчонку с забавно торчащими острыми ушами, которая прислуживала ей этим вечером. Вместо нее стояла чуть более крупная девушка в аккуратной маске, будто бы неуверенно мявшаяся на пороге. Бард смерила ее изучающим взглядом: нельзя сказать, что очень уж красива, но недурна, хотя в целом — не более, чем миловидная. Ничего примечательного, но в этом и опасность. Не все важное в Орлее блестит и сверкает. — Проходи, — она небрежно покачала бокалом в руке и склонила голову набок. Темные волосы защекотали ей шею, как, бывало, ее щекотали рыжие пряди Лелианы. — Ты выглядишь глупо, когда стоишь там и молчишь. Девушка села в кресло рядом, подобрав пышное платье, чтобы не помять его. Несколько минут обе они молчали. — Я полагаю, ты бард, милочка? — вздохнув, поинтересовалась Маржолайн и, не дожидаясь ответа, продолжила. — И, думаю, прячешь у себя в корсете не только то, что я могу видеть отсюда. Гостья все так же молчала, но теперь ее молчание несло легкий оттенок пристыженности. Маржолайн привыкла считать себя лучшей, и, даже если это было не так, она была достаточно опытна, чтобы распознать хотя бы наиболее банальные уловки. — Прежде, чем ты соберешься с духом и попытаешься меня убить, почему бы нам не поиграть? — небрежным жестом бард указала на бутылку и улыбнулась, когда незнакомка в маске не прикоснулась к ней. — О, я понимаю… Один-один, не так ли?