Линии.

- Посмотри на это, Ангел. Что скажешь? - Это... страшно... - Я тоже так думаю. - Почему ты не вмешиваешься? - Ты забыл Закон Равновесия? Даже Они не действуют здесь напрямую. Их просто не выдержит этот мир, а ведь взято ещё далеко не всё необходимое. - И ничего нельзя сделать?

Эд сидел в таверне злой, как дюжина орков сразу. Теплое пиво и общество людей действовали на лучника удручающе. Голова, казалось, готова была лопнуть по швам от гула, так непохожего на тихий шелест ковылей в степях. Два или три раза завязывались грязные потасовки, прерывающиеся на самом интересном месте сочной бранью хозяина. Взгляд скользил по множеству грубо очерченных лиц, не цепляясь ни за одно. Только... Шумный ремесленник чуть отклонился в сторону, позволяя увидеть сидящего в дальнем углу юношу. Бледная кожа, мягкие черты лица, пепельные волосы, глаза странного фиалкового оттенка... Не местный, это точно, здесь люди в большинстве своем хоть и светловолосые, но рослые и крепкие, а этот невысок, строен и даже хрупок. Одет совсем просто, но руки явно не истерты работой - ещё одна загадка. Ладно. Так или иначе - здесь нет ничего интересного. Хоть и странно это - обычно таверны служат настоящим гнездом для слухов и сплетен. Но, для чистоты эксперимента, останемся-ка ещё на полчаса. Монотонный шум нарушается лишь звонким вскриком: "Не будет ли хлебушка да молока Божьему человеку?". Очередной сектант - бритоголовый, улыбчивый, в просторной оранжевой хламиде. Получив желаемое и отдав пару грошей хозяину, он съедает всё до последней крошки и исчезает, не забыв поблагодарить "добрых людей", мол, "все под Кришной ходим". Но и это вроде как не запрещено. Ни-че-го. Словесный мусор. Вакуум. И даже за слова: "расплодились тут эти бритоголовые" не зацепиться - так говорят сейчас почти все. Ждать чего-то плохого от кришнаитов сложно, Инквизиция их практически не гоняет, народ почитает безобидными сумасшедшими, в принципе, не с чего им подниматься. А культ сам по себе крайне миролюбивый. Нет, это навряд ли они. Где ещё можно выцепить что-то полезное, помимо кабаков? Правильно, в торговом ряду. Туда и отправимся. *** - Поди сюда, Онгаст. Ты уже составил то, что я просил? Уродец в мантии заковылял к трону. Открытой оставалась только огромная голова, но свободная хламида не скрывала ни непомерно широких бёдер, ни узеньких плеч, ни коротких слабых ножек. Длинные тонкие руки прижимали к груди ворох свитков. - Вот, вот, ваше высочество... Всё как вы просили. За все годы. - Прекрасно... - протянул развалившийся на троне парень, откидывая упавшие на лоб тускло-соломенные волосы. Среди сумрака самоцветы в короне слабо светились зеленым, бросая болезненного вида отсветы на светлую кожу. - Сейчас посмотрим... Ххе, все так, как я и предполагал... В чем-то сильна, в чем-то слаба, как все смертные. Если всё здесь верно, то твои усилия, колдун, окупятся сторицей. Если же нет - ты либо глупец, либо двойной предатель. Говорят, для рожденных Навью губителен воздух Яви - ты будешь первым, кто проверит это. Гордись, магик. Не хочешь стать первопроходцем? Тогда будь внимателен, пожалуйста. Малейшая ошибка - и мы оба навеки канем в Лету. Только я подохну быстро и достойно, как обладатель королевской крови, а вот ты успеешь свою чашу боли и страданий выпить сполна. Невыносимых страданий. - Густые брови кронпринца грозно сошлись на переносице. - В-вас понял, господин... - прошептал карлик испуганно. Неужели слухи о том, что принц Гиндтир способен читать людей, точно раскрытую книгу, всё-таки не совсем слухи?.. Нет, нет, невозможно. Спишем на случайность. Да и не стал бы он тогда просить о составлении тех схем и таблиц касательно королевы. - Иди. Я хочу побыть один. - юноша сделала властный жест рукой. Выходя из тронного зала, Онгаст практически лицом к лицу столкнулся с высоким статным мужчиной в полном доспехе. Чёрные латы резко контрастировали с бесцветными кожей и патлами альбиноса, полыхающие винно-розовым глазки зло щурились. Бернхард фон Кольбер. Райхсмаршал. Потомственный аристократ, отличающийся пристрастием к певчим канарейкам при полном отсутствии музыкального слуха и патологической ненавистью к прочим движущимся объектам("А всё, что не движется, я двигаю и ненавижу"(с). "Принц хотел побыть один... Разве военачальники уже за навь не считаются?" Тяжелые створчатые двери захлопываются, чудом не защемив край мантии. Впереди - долгая ночь в башне над книгами, картами и неаппетитными порошками.