***
— Эй, ты опять? Вергилий вслушивается в хриплый голос брата, изо всех сил стараясь изгнать из сердца сомнения и чертово сослагательное наклонение. Резко рванувшая по телу боль сообщает о том, что Данте, в попытке приподняться, снова порвал только образовавшуюся на ранах корочку. Он наклоняется к близнецу и помогает ему подняться и сесть. В другой ситуации он наверняка высказал бы брату все, что думает по поводу совершения им малейших телодвижений, но сейчас не время для этого. Сейчас не хочется ничего говорить. Вергилию стыдно, он снова посмел хоть краем сознания усомниться и коснуться этого неустойчивого и болезненного «если бы». Почти обвинить родного брата в том, в чем тот никогда не был виноват. Сейчас это как соль в открытые раны близнеца. А ведь Данте слышит его душевное состояние и определенно не одобряет. Он почти вздрагивает, когда брат мягко привлекает его к себе. — Не думай об этом. Хотя бы сейчас — не думай. Мы что-нибудь обязательно придумаем, слышишь? — голос Данте жесткий от постоянной жажды и неоднократно сорванный, но Вергилий всегда слышит в нем мягкие нотки, когда брат обращается к нему. Для него у Данте всегда находится теплое слово, успокаивающая, почти нежная интонация. Вергилий поднимает голову и смотрит брату в глаза. И встречается взглядом с пустотой. Эта тьма, жадная и жуткая, крепко вцепилась, вросла и распустилась черными розами в светлой лазури глаз близнеца. Она закрыла собой все. Вергилию страшно. Всегда мучительно страшно видеть ее там. И только одно удерживает его от безумного желания отвернуться, закрыть глаза руками и судорожно выдохнуть замерший в груди воздух — это глаза его брата… Он силой воли заставляет себя снова смотреть и всматриваться в такие родные и все же незнакомые глаза близнеца. Отвести взгляд сейчас — значит лишить брата поддержки, которая сейчас так нужна, и веры в последнее, что у них осталось. Веры друг в друга. Голова вдруг кажется страшно тяжелой, и Вергилий почти роняет ее на грудь близнеца, упираясь лбом в его плечо. И тяжело вздыхает. Острый железный запах крови брата мешается с неуловимо-свободным ароматом его кожи. Именно свободным. От Данте всегда пахнет свободой: грозой и свежим ветром. Влажной под тяжелыми каплями дождя землей. А еще почему-то лесом… Вергилий втягивает в себя воздух, пропитываясь его запахом насквозь, запоминая. И постепенно успокаивается. Теплая рука уверенной тяжестью ложится ему на плечо, а захлестнувшее было отчаяние начинает медленно отступать. В конце концов, они все еще живы, а это главное… Откуда-то из глубины неспешно поднимается теплая волна и вкрадчиво разливается внутри, согревая. И тело отзывается, реагируя на эту своеобразную ласку брата. Вергилий знает, что сделать с ним такое может только его близнец, его вторая половинка. Данте всегда знает, что делает. Данте можно довериться. Он знает, что нужно брату, даже лучше самого Вергилия. И пусть сознание сколько угодно кричит и восстает против этого, ведь утешать сейчас должен он брата, а не наоборот. Но подсознание не станет ничего говорить. А только мягко коснется, и Вергилий послушается именно его. Просто потому, что доверяет брату. Если Данте хочет утешить его — Вергилий с радостью примет это… Просто потому, что знает, — Данте тоже винит себя за то, что втянул брата во все это. Нет, он не сожалеет о том, что спас Кэт. Лишь считает, что просто должен был защитить младшего, помочь скрыться… А вместо этого затянул его сюда. Но Вергилий и сам не ушел бы. Просто физически не мог бросить Данте один на один с демонами и спецназом. А спорить сейчас было бы тоже бессмысленно. Поэтому ему остается надеяться только на одно — когда-нибудь он сумеет сделать хоть что-нибудь подобное для брата. В душе снова зарождается нечто, похожее на надежду. Горестные мысли отпускают и рассеиваются, позволяя измученному разуму отдохнуть. «Все хорошо», как будто шепчет что-то родное в душе, а по телу разливается успокоение. «Все обязательно будет хорошо». Тело максимально расслабляется, только такой полный и близкий контакт с братом может вызвать сие настолько редкое, но просто божественное состояние. Вергилий обнимает близнеца за плечи и фактически растекается у него на груди. Сознание покачивается уже где-то далеко, на ласковых волнах сна. И, засыпая в тепле рук Данте, окутанный чувством невероятной защищенности, он сквозь сон слышит тихий выдох, скорее стон брата на ухо: — Не бойся. Клянусь, я найду способ вытащить тебя отсюда, братишка. И фактически разбитая надежда снова оживает и заливает своим светом измученную полуангельскую душу.***