Meine liebe

— Ваше Величество, — скрипучий голос старика-слуги вывел Александра Павловича из размышлений, — министр финансов просит вашей аудиенции. — Хорошо, пусть прибудет к восьми. — невпопад ответил самодержец, вновь задумываясь над чем-то своим. В последнее время голову начали занимать совершенно посторонние мысли, отчего государь стал невероятно забывчив. Его состояние не прошло мимо внимания высшего света. Каждый строил свои домыслы на этот счёт. — Наш ангел влюбился, — перешептывались втихомолку на балах хорошенькие барышни. — Верно, грядет новая война в Европе, — задумчиво басили пожилые, видавшие виды генералы, служившие ещё при Екатерине. — Он наверняка задумал очередную либеральную реформу, — недовольно ворчали потомственные дворяне, чуть ли не пачкая своей желчью дорогие французские сюртуки. А во всем была виновата весна. Когда деревья в роскошных столичных парках покрывались нежными листьями и в воздухе витал аромат близкого лета. Наружу, после долгой зимней стужи лезли цветы, а в сердце появлялось томительное желание любить и быть любимым. Ещё вчера спокойная душа растревожилась, разбередилась и срочно потребовала нежных чувств. Хотелось чего-то нового и интересного, чего-то необыкновенного. Но пока чуда на горизонте, к сожалению, не предвиделось.

***

Они с Николаем неспешно прогуливались по Зимнему, вполголоса беседуя на отвлеченные темы. Часовая стрелка уже пробила двенадцать ночи и во дворце было немноголюдно и тихо. Их шаги гулко раздавались в огромных пустых коридорах, отдаваясь эхом от роскошно отделанных стен. — Нет, ну это действительно не так, — Нике что-то увлеченно доказывал брату, слегка размахивая руками. Щеки его раскраснелись, волосы чуть растрепались, а серые глаза воодушевленно блестели — похоже, тема разговора его действительно интересовала. Александр лишь снисходительно улыбался, наблюдая горячность младшего брата. Его подкупала простота, неподдельная искренность и сам тон беседы — без заискивания и слащавого наиграного лицемерия. С Николаем было просто и весело, он имел свои взгляды на политику, экономику, философию, что делало его собеседником даже лучшим, чем большинство придворных пустословов. — Я вот в корне не согласен с французами, — продолжал Николай. — Все изменения в жизни народа должны идти сверху. — Но это не всегда возможно, — спокойно парировал государь. — Иногда власть не может понять или принять прямую необходимость реформ. И тогда народу приходится брать оружие. Нике все ещё приводил аргументы в защиту своей позиции, но все они были не особо убедительны. Александр с лёгкостью их опровергал, посматривая на брата с тенью отеческой снисходительноти. В какой-то момент их взгляды встретились, и сердце Александра Павловича почему-то ухнуло куда-то глубоко-глубоко вниз. Всё дело было в глазах. Светлые, серьезные, с лёгкой хитринкой и насмешкой где-то внутри, они казались необычайно красивыми и какими-то неземными в этом неровном лунном свете. Нике смотрел на него выжидательно, пытаясь услышать ответ на свой вопрос, но Александр неловко молчал, случайно проигнорировав слова брата. — Вообще-то я к тебе обратился, — Николай предпринял ещё одну попытку достучаться до него. — Ты меня вообще слушаешь?  — Да, конечно, — надо сделать максимально серьёзное вдумчивое лицо, и тогда люди точно поверят в твою искренность. Отработанное годами царствования умение выкручиваться из любых неудобных ситуаций и в этот раз пригодилось Александру Павловичу. Лицо младшего брата посветлело и теперь он продолжил что-то эмоционально рассказывать про новую модель парового двигателя. Инновации, чтоб их. Кажется maman упустила тот момент, когда Нике из обычного парня превратился в ярого почитателя технического прогресса. Внезапно у государя где-то на задворках сознания мелькнула шальная мысль — взять на вечернюю прогулку не супругу, а брата. Представив вечно серьёзного Николая в светло-персиковом платье Елизаветы, Александр не смог сдержать смешка, но тут же осёкся, сопровождаемый под чужим негодующим взглядом. Они дошли до восточной части Зимнего и, перёд тем, как Нике зашёл в свою комнату, Александр Павлович ловко перехватил чужую ладонь и, легко, будто в шутку, поднес её к губам. — Благодарю за чудесный вечер, — зашагал он прочь по извилистому дворцовому коридору.