Катарсис

      «The Bridge», маленькое, недавно открывшееся кафе, прятало свои темно-бордовые залы в самом сердце Лондона. Знатоки и постоянные посетители предвещали славу уютному заведению, но пока эти «предвещания» не приносили особых доходов хозяевам. Кафе себя, конечно же, окупало, но о повышении зарплаты или же количества чаевых простым работникам пока что и мечтать не стоило.       Мэри, недавно устроившаяся туда официанткой, монотонно протирала стаканы за стойкой, прокручивая эти мысли у себя в голове. Хоть солнце уже зашло за горизонт, но посетителей не прибавилось. С одной стороны, нужно было приложить усилия, чтобы найти незаметную вывеску в районе Шордич, но с другой атмосфера места и вкусные напитки с нежнейшими десертами не могли оставить случайных посетителей равнодушными – так и появлялись единицы постоянных клиентов, с которых на данный момент и жил «The Bridge».       - Мисс, - позвали Мэри с дальнего столика. Она вздохнула, натянула на себя дежурную улыбку и, захватив небольшой потрепанный блокнот, пошла в самый дальний и темный угол, откуда ее звал посетитель.       В тени низко свисающей гардины сидел высокий темноволосый мужчина. Лицо его было полностью сокрыто в темноте тени, изредка туда попадала и подносимая к лицу чашка, белым пятном контрабандного фарфора выделяясь на общем фоне мрачности. Посетитель сделал последний глоток и поставил под мягкий свет лампы пустую чашку.       Мэри еле заметно прижмурилась, пытаясь разглядеть лицо странного гостя, о присутствии которого она почему-то забыла: девушка даже не помнила, как приносила ему кофе.       - Счет, - произнес каким-то презрительным тоном мужчина и принялся отстукивать очень знакомый Мэри такт какой-то мелодии белоснежными худыми пальцами по темной столешнице.       - Да, конечно, сэр, - криво попыталась вернуть улыбку на лицо девушка и убежала за стойку пробивать чек. Она вернулась к столику в самом дальнем углу спустя какое-то время, так как в помещение зашли новые клиенты, и Мэри с радостью принялась обслуживать прежде их.       - Прошу, сэр, - поставила на стол маленький сундучок Мэри и хотела уже отойти, как ее остановили:       - Постойте, мисс, можете не уходить, - произнес мужчина. Белоснежная кисть порылась в кармане темного пальто и вытащила несколько купюр. Он положил их поверх сундучка, даже не заглядывая внутрь: по подсчетам Мэри эта сума окупила бы десяток чаевых с одной чашки кофе.       - Но, сэр, этого слишком… - попыталась возразить девушка, хотя в ее глазах уже проносились мысли, на что она сможет потратить столько чаевых. Внезапно девушка вздрогнула от внимательного взгляда из тени – она попыталась скрыть жадный блеск, но посетителя это только насмешило.       - Не стоит, - фыркнул неожиданно щедрый посетитель и поднялся со своего места на свет. Мэри приоткрыла рот от изумления. Посетитель оказался зрелым и, по всей видимости, в прошлом невероятно красивым мужчиной. Высокий, темноволосый, его глаза светились каким-то неестественным багровым светом, а на губах играла высокомерная ухмылка, которая только портила итак поблекшие непонятно от чего точеные черты. Острые скулы, сухой тонкий нос, впалые глаза – мужчина выглядел до крайности изможденным. – Это компенсация.       - Компенсация… - словно во сне повторила Мэри. – Я не понимаю, сэр…       - Понимаете, мисс, - попытался улыбнуться мужчина, но его губы выгнуло в оскале, - жадность – порок, а за пороки надо платить.       Он прошел мимо остолбеневшей официантки, вышел из заведения.       Спустя мгновение из-за только что закрытой мужчиной двери послышался крик:       - Господи, - крик сопровождался визгом какой-то особо впечатлительной посетительницы, - вызывайте скорую! У нее сердечный приступ! Господи…       Мужчина поднял лицо к свету рядом стоящего фонаря – белоснежная кожа приобрела желтоватый оттенок.       - Маггловская гадость, - скривился он на все более громкие визги и пошел в сторону от «The Bridge».       Идя по все более наполняющимся искусственным светом и веселыми голосами людей улицам, мужчина старательно огибал людей, избегая даже возможности прикоснуться к ним. Он с легким презрением смотрел на сияющие вывески художественных галерей и арт-центров на старых зданиях. Шордич был самым творческим и богемным районом Лондона.       Если Кэмдон славился своими торговыми улочками и мультинациональной атмосферой, то Шордич – искусством во всех его проявлениях. Стены зданий были покрыты граффити, большинству которых место было на полотнах в музее, нежели на старом кирпиче. Мужчина не особо вглядывался в эти «произведения искусства» - они вызывали у него тошноту и физическое отторжение.       «И удивляться не стоит», - пронеслась мысль у него в голове, - «Эти выблядки только и могут, что гадить столь величественные здания».       Мужчина побелел от ярости, и находящаяся рядом витрина лопнула, осыпавшись тысячей осколков на прохожих. Кто-то вскрикнул, работники галереи за пострадавшей витриной заметушились, к месту происшествия уже бежала полиция. Мужчина скривился и в момент аппарировал прямо с наполненной людьми улицы: в суматохе его никто не заметил.       Он появился на Лаброк сквер, к востоку от Шордича, в Ноттинг Хилле. Сердце антикварного Лондона вызывало у него меньше отторжение, чем центр современного маггловского искусства, поэтому он попытался на миг расслабиться и пройтись по маленьким улочкам, обрамленными викторианскими домами.       Вывески антикварных магазинов не подсвечивались, позволяя вечернему сумраку пробраться на более тихие улицы. Дома вокруг окрасились в серый и темно-синий, изредка подсвечиваясь тусклыми фонарями. Все это напомнило ему о тех временах, когда о неоновых вывесках в Лондоне было глупо и думать. Сумрак, серость, душащий туман, - такими были сороковые.       После этих мыслей ближайшее от мужчины здание внезапно начало на его глазах крушиться. Вдалеке между голосами редких прохожих слышались звуки разрывающихся снарядов. Мужчина побледнел, на его висках выступил пот, когда он с ужасом наблюдал, как в в темном сумраке проносятся вспышки боеголовок, падающих на Ноттинг Хилл, разрушающих до основания окружающие его здания. Мужчина вытащил палочку, нервно сжав ее в руках: видение захватывало его еще больше.       Вон идет маленькая девочка – вот лежит ее раздавленный обломками труп. Там сидит хозяин антикварной лавки, читая старый «Таймс» - рядом он же, только разорванный на куски попавшим в него снарядом…       Мужчина с ужасом наблюдал море крови, огня и боли вокруг, черты пространства смазывались:       - Нет, нет, только не снова, - выдавил из себя он, до хруста сжав волшебную палочку в кулаке…       - Мистер, мистер, - мужчина вздрогнул и взглянул на ребенка, чье тело он только что видел. – С вами все в порядке, мистер? Вы дрожите, - протянул ребенок и с беспокойством осмотрел мужчину. Девочка нахмурила свои белесые бровки и покачала головой: - У вас кровь, мистер, разве можно так сжимать палочки?       Мужчина попытался вдохнуть побольше воздуха, чтобы успокоить панику, но тело все равно подводило: он дрожал, руки сводило судорогой. Девочка попыталась разжать его кулак, чтобы достать деревяшку, которая приносила незнакомцу много боли, но мужчина резко оттолкнул ее и исчез в мгновение ока.       - Ауч, - на глаза девочке набежали слезы, потому что она поранила коленку: на мужчину ей уже было плевать.       Он же аппарировал в который раз, но уже в Ковент-гарден, неподалеку от «Друри-Лейн». Удушающий ком постепенно отпускал горло, и спустя несколько минут после аппарации мужчина уже мог спокойно вздохнуть, вновь высокомерно подняв голову. Идя по маггловскому Лондону, он обыкновенно ощущал иррациональный страх и дискомфорт. Он ненавидел страх – он ненавидел Лондон.       Его шаг стал более чеканным, он глазами, словно красными радарами, осматривал все вокруг, ощущая неясную тревогу, исходящую отовсюду.       - Ненавижу, - процедил он, не обращаясь ни к кому конкретно. Палочку он все же спрятал: в самом сердце Лондона часто встречались Авроры, решившие передохнуть после долгой смены, а внимание ему лишнее не было необходимо пока.       С каждым шагом, каждым взглядом на прохожих, мужчина становился все более подозрительным и нервным. Вот на встречу идет «белый воротничок» в темном изумрудном костюме – солдат в грязной униформе пробежал мимо оторопелого мужчины с автоматом наперевес, прямо в жерло боя. В закоулке влюбленная пара тинейджеров решила поцеловаться в тайне от чужих глаз – мародер насилует девушку, не обращая внимания, что она уже издала свой последний хриплый вздох…       Мужчина остановился, словно окаменелый – прямо ему на встречу шел седой длинноволосый старик в темном кашемировом пальто и белоснежном шарфе. Присмотревшись, мужчина скривился – шарф оказался просто откинутой за плечо густой бородой. Старик остановился в нескольких футах от замершего мужчины и мягко улыбнулся:       - Здравствуй, Том.       - Альбус, - выплюнул Реддл и едко ухмыльнулся. – Решил развеяться?       - Я услышал, что сегодня «Друри-Лейн» дают замечательный мюзикл про сэра Артура. Тот, наверняка, в могиле кувыркается, смотря столь забавную историю, но все же хочется на старости лет себя порадовать.       - Порадовать себя маггловским отребьем? – Том расхохотался едва не до слез. – Жизнь над тобой посмеялась, Дамблдор!       - Да, Том, жизнь любит шутки. Жаль только, что ты это так рано понял, - грустно вздохнул профессор. – Пройдемся?       Реддл хмыкнул, но, к удивлению Дамблдора, послушно последовал за директором Хогвартса.       - Не знал, что ты любишь гулять по Лондону, - заметил Альбус спустя несколько мгновений тишины.       - Ненавижу Лондон, - ответил Том, - эти грязные улицы, в высшей степени ничтожные простецы, вульгарное свечение – жалкое подобие нашего мира. Мира, от которого они посмели отказаться!       - Ты преувеличиваешь, Том. В тебе говорит детский страх. Это моя вина, что ты так ненавидишь этот город, мне стоило прислушаться к тебе и надавить на Диппета…       - Не смей! – зарычал Реддл, и стоящий рядом бювет треснул пополам. – Не смей даже думать о том, что я пережил, когда эти поганые магглы рвали друг друга на части. Эти мерзкие, грязные…       - Но ведь тогда не только магглы воевали, не так ли?       - О, ну конечно, как я мог забыть! – захохотал Реддл. – Великий Альбус Дамблдор, победитель Гриндевальда! Избавитель сего мира от ужасов подчинения Темному Лорду! А может, стоило дать ему вырезать всех магглов, а Альбус? Как бы ты тогда облегчил мне задачу сейчас!        Воздух вокруг пары магов зазвенел, прохожие вокруг вздрогнули и инстинктивно попытались обойти мужчин как можно дальше. Асфальт под ногами прогуливающихся пошел пока еще маленькими трещинами.       - Вот твоя цель – просто уничтожить всех магглов? Ты же понимаешь, Том, что это невозможно и в высшей степени глупо.       - Какой ты… простой, Альбус. Скорее даже примитивный. Зачем зря пачкаться? – в голосе Тома появились манерные нотки, что никак не подходили нервному и истерическому тону его предыдущих слов. – Стоит только убрать пастуха и герлигу – и овцы сами себя уничтожат. Кто попадет в капкан, кто свалиться с утеса, кто очутиться прямо в пасти у волка.       Дамблдор нахмурился и покачал головой.       - Что в тебе таиться, Том? Ты уже столько сил и жизней положил на то, чтобы просто уничтожить неугодное тебе стадо…       - Просто уничтожить стадо?! – неожиданно взревел Реддл, так что Альбус дернулся в сторону тайного кармашка с палочкой. Его длинная борода заискрилась: магическое поле бесилось в преддверии опасности, – Нет, я не просто уничтожу стадо! Я перекрою его в идеальное общество. Представь себе, Альбус. Мир, где магам не надо прятаться, мир, где маги – единственная и первейшая раса, мир, который всецело принадлежит нам… Магглы так сильно верят в то, что они суть высшее звено эволюции на Земле. Но это не правда: мы, благословленные самим создателем Великой Магией, - вот кто высшее звено. Посмотри на нас, Альбус, мы скрываемся, как крысы, в искусственно созданном мирке…       - Живем в комфортной нам среде…       - Прячемся, словно преступники…       - Ради мира укрывая свой дар…       - Вынуждены тайно обрабатывать наши земли, прокладывать незримые для этих ублюдков пути…       - Не знаем, что такое голод, утерянное время, тяготы маггловской жизни…       - Да, мы не знаем, - вдруг перешел на тихий-тихий шепот мужчина, заставив Альбуса прислушиваться к своему бреду. – Мы не знаем, что такое расовая дискриминация, что такое пороки и глухота к окружающему миру, мы не создаем оружие, которое самих нас и уничтожает. Вспомни Хиросиму, Альбус. Сотни магов отдали свои жизни, чтобы остановить распространение этого яда на всю страну. Их магические ядра стали фундаментом для непреодолимой стены! А все из-за чего? Кто стал причиной этого?       Дамблдор молчал, с горечью наблюдая за свирепым выражением лица своего визави. Том резко замолчал и уткнулся лицом в носки своих лакированных туфель. Некоторое время он бормотал себе что-то под нос, шевеля губами. Альбус затаился - Магия вокруг них в момент утихла, и это было ужасно. Будто затишье перед бурей. Вскоре Том произнес:       - Они недостойны жить. Мы власть имеем. Нам был дан дар, который мы, из-за этой погани, бездарно растрачиваем. Они уничтожают нас – так пусть теперь поплатятся. Я верну наш загнивающий мир к процветанию. И если для этого мне понадобиться пожертвовать сотнями тысяч детей Магии – то так тому и быть.       - Мы такие же, Том, - ответил Альбус и остановился, заставляя застынуть и Реддла, - мы подвержены тем же порокам, что и они, мы так же несем разрушение себе и своим ближним: начатая тобой война это только подтверждает. Нам нужно остановиться, как ты этого не понимаешь! Наша Магия – дар, но в то же время и проклятье. Она приносит нам покой и боль. И нам нужно защитить их от себя. Нам необходимо защитить этих слепцов от Магии. Нам самим стоит от нее защититься.       - Ты мне отвратителен, Альбус, - улыбнулся совершенно счастливой улыбкой Темный Лорд и пошел дальше. Дамблдор в ужасе наблюдал за мурлычащим веселый мотив под нос талантливейшим ранее магом.       - Что ты с собой сотворил? – прокряхтел старик, напрягшись. Лорд Волдеморт расхохотался и принялся даже пританцовывать на одном месте:       - Знаешь, Альбус, ненавижу кровь. Когда убиваю неугодных – всегда проклятиями, вроде «Авады Кедавры» или же подобных. Быстро, и никакой крови! Альбус догнал мужчину, схватил его за плечо, встряхивая, и заглянул ему в глаза:       - Что ты наделал, Томас Марволо Реддл? – и моментально отшатнулся. Вопреки наигранному веселью, в глазах Волдеморта было пусто. Ни единая эмоция не отображалась в стеклянных зрачках.       - Я приведу Великобританию к величию, а затем и весь мир.       Улыбка сошла с его лица, на смену ей пришел холодный расчет в глазах и крепко сжатые губы.       - Но сначала, я уничтожу твоих собаченек и все, что тебе дорого, так как вы посмели стать на пути великой цели.       Он выдернул руку, помахал директору и испарился в тот же миг. Дамблдор еще мгновение стоял на этом же месте, но затем так же аппарировал прямо в партер «Друри-Лейн». На нем уже было не пальто, а твидовый костюм с ярко-оранжевой бабочкой. Профессор сгорбился и спрятал лицо в морщинистых руках:       - Мерлин, как к этому все пришло?       В следующий момент на сиденье перед сценой вновь сидел добродушный, не отягощенный хлопотами ценитель оперетт.