What color?

***

Кусланд находит укромное место под деревом во внутреннем дворике. Тень от широкой листвы скрывает её не только от жары, но и от любопытных глаз. Девушка проводит пальцем по конверту, силясь понять, что там — только ли письмо или что-то ещё? Не желая томить себя ожиданием, она нетерпеливо вскрывает бумагу коротким кинжалом, вынимая из конверта сложенный вчетверо лист. От знакомого запаха антиванских пряностей на губах расцветает улыбка. «Здравствуй, дорогой Страж. Как поживаешь ты? Как твои дела? Твоё неожиданное письмо застало меня врасплох. Нынче моря жестоки, но это не сильно меня беспокоит. Обилие юных земных божеств и запасы вина в тёмном трюме скрашивают моё путешествие. Куда держу путь: не могу дать ответа. Тебе, mia cara, я безоговорочно доверяю, но почтовые птицы слишком беспечны, чтобы быть верными лишь одному хозяину, поэтому, прошу, не держи на меня обиды и прости эту небольшую скрытность. Я скучаю. В этом я точно могу быть честен. Дорогой Страж, мне действительно не хватает твоей компании. Особенно по ночам, когда единственным звуком, нарушающим тишину, становится мерный скрип корабля. Скорее всего… Нет, я знаю, что на этом моменте ты улыбнёшься. Я рад, что сумел развеселить тебя, мой милый Страж! Когда мы виделись в последний раз — ты была непозволительно угрюма. А я говорил тебе, что работа с бумажками явно не по тебе. Если захочешь расслабиться и получить свою дозу антиванского массажа: знай, что я всегда жду тебя. Если память не изменяет мне с выпитым недавно вином, то кажется, что в скверном настроении виноват тогда был определенно эльф. И немного злополучной вышеупомянутой бумажной работы. Но в основном один остроухий, наш с тобой, общий знакомый. Знаю, что в том точно не моя вина. Я из тех эльфов, что приносят женщинам (да и будем честны, что не им единым) ничего иного, кроме удовольствия. Это ведь он, да? Кусланд фыркает и скрещивает ноги, недовольно закусывая губу — Зевран поражает её воображение. Он словно и не уезжал, а продолжает сидеть рядом и мягко подначивать, подталкивая на что-то большее, чем просто сухие ответы. А сейчас злишься, верно? Ты очаровательно хмуришь брови. Думаю, ему это тоже нравится, потому и продолжает выводить тебя из себя. Всё-таки считаю, что Сурана поступает в корне неверно, ведь с женщиной нужно быть жестким и строгим: причинять радость, наносить добро, подвергать ласке! А он? Сочувствую тебе, мой Страж. Вынужден на этом распрощаться, я уже слышу крадущиеся шаги рядом с собой. Жди следующего письма. Целую. З.» Кусланд откидывает голову назад, сжимая письмо в руках и глупо улыбаясь. Страж рассеянно водит пальцами по страницам, исписанными витиеватым почерком антиванца. — Все так и норовят мне сказать о тебе, — угрюмо замечает Сирша, складывая письмо и пряча его в небольшой мешочек, прикрепленный к поясу. — Глупый Сурана. Где его вообще черти носят? Должен был вернуться ещё неделю назад. Кусланд обеспокоенным взглядом разглядывает виднеющийся за стенами горизонт: высокие стены крепости грозно возвышаются над всяким, кто подойдёт к ним слишком близко. Дозорные, разморённые вечерним зноем, лениво прохаживаются вдоль стен. Каждый раз сердце Стража замирает, стоит только кому-то из дозорных остановиться на месте и начать напряжённо вглядываться в даль. Во рту у неё невольно пересыхает, а сердце стучит быстрее, разгоняя по венам кровь, но дозорный молчит, продолжая свой путь — гостей нет. И Сирше приходится снова ждать. Кусланд слегка оттягивает ворот своей плотной синей рубашки, чувствуя, как капельки пота медленно стекают по вискам. Интересно, а Суране сейчас тоже жарко? И снова мысли мерным потоком стекаются к нему. Кусланд не может перестать думать о нём, о влажных, манящих поцелуях, оставленных им на прощание в тёмных коридорах ночной башни. Она ещё чувствует на своей коже его руки и ночную свежесть, мантией скользящей по щекам. Губы горят, их саднит огнём, и девушка остервенело трёт их рукой, стараясь вытеснить эти воспоминания. Всё это не имеет ровным счётом никакого значения. Простая необходимость. — Страж? — тихий голос раздаётся откуда-то со стороны. Сирша дёргается от неожиданности и чуть не вскакивает с места. Сердце ухает куда-то в пятки, а сама девушка лишь раздосадованно цокает языком: и куда подевалась вся бдительность? Пугаться такой глупости просто стыд. Что бы сказала семья? — Здравствуй, Справедливость, — устало вздыхает она, хлопая по месту рядом с собой. Его скрипучий голос, лишённый эмоций, сложно не узнать сразу. — Хочешь присесть? Справедливость молча опускается на место, указанное девушкой. — Ты кого-то ждёшь? Каждый вечер неизменно нахожу тебя здесь, — белёсые глаза смотрят строго перед собой, словно ничего не видя. Справедливость хмурит брови, повернувшись в сторону открытых ворот. Кусланд немного по-глупому мнётся, неловко трёт шею и прячет краснеющие щёки за волосами. — Что-то вроде того, — смущенно отвечает она, злясь на себя. Страж отворачивается, согнув колено и подставив руку под подбородок. Кусланд недовольно фыркает, нетерпеливо стуча пальцами по своей коленке. — Ты злишься? — растерянно спросил Справедливость, вскинув подбородок. — Почему? — И вовсе я не злюсь, — раздражённый тон говорит об обратном, лишь крепче утверждая Справедливость в его сомнениях, но Кусланд отказывается признавать очевидный факт. Вместо этого она просто оправдывает перед собой свои красные щёки палящим солнечным маревом и усталостью. Это напоминает Сирше о детстве: когда-то она оправдывалась перед матерью за испорченные сапоги точно так же — зная, что ложь шита белыми нитками. — Просто не люблю ждать. — Тем не менее, здесь ты ждёшь Сурану? Справедливость не отличается тактичностью — Сирша более чем уверена, что он вообще не имеет представления о значении этого слова. Кусланд кашляет в кулак, нервно посмеиваясь, пока в своей голове она лихорадочно ищет ответ на его вопрос. — Я расправилась со всей этой раздражающей бумажной волокитой, так что могу себе позволить отдохнуть. — Каждый вечер — и именно здесь? — Кусланд полагает, что если бы Справедливость мог испытывать чувства, то его вопрос прозвучал бы с большой долей иронии и с не меньшей степенью скепсиса. Сирша даже рада тому, что именно он оказывается рядом сейчас. Многозначительные взгляды и понимающие ухмылки Сигурн и Веланны стерпеть с таким же хладнокровием она не смогла бы. — Тут тень. Кристоф разглядывает траву под ними, залитую ярким закатным солнцем. Её так много, и ему нравится перебирать своими серыми пальцами стройные зелёные лоскуты. Справедливость в теле рыцаря хмыкает. — Я чувствую, когда мне врут. — Прекрати. — Стражу есть, что стоит скрывать? — Даже если я его и жду, то что это меняет? — Сирша капитулирует, что-то таить от духа бесполезно: с лихвой хватает историй, которые эльф рассказывал с привычным ему извращённым чувством юмора. Девушка вспоминает, как он делился своими впечатлениями о путешествии в мир сновидений с насмешливым придыханием. От этих рассказов о бесконечном мире Тени кровь стыла в жилах, а понять — лжёт Сурана или делится правдой не представлялось возможным. Девушку передёргивает, когда на ум приходит воссозданная сказкой Алвара тварь: чёрная склизкая жижа с немигающей сотней алых пар глаз, не сводящих взора с тех, кто попадался ей на вид. Огромные, пожелтевшие от времени клыки и тонкие лапы с острыми когтями на концах, с лёгкостью рвущие своих жертв на части. Он рассказывал о ней в Пике Солдата, пока в костре догорали последние угли и занимался рассвет перед началом их очередного похода, а потом громко смеялся над округляющимися глазами своего рыцаря. Кретин. — Ничего это не меняет, — хмуро подтверждает Сирша свои собственные слова. Через высокие каменные ворота крепости, лениво потряхивая груженные тюки с провиантом, вваливается обоз с усталыми сопровождающие. Их обветренные лица выражают страдание и желание поскорее принять горизонтальное положение. Сирша не замечает их, продолжая спорить со Справедливостью. Она не замечает, как с одного из обозов легко спрыгивает мужчина, деловито отряхиваясь от пыли. Он заправляет длинные волосы за заострённое ухо и, заметив Сиршу, довольно улыбается. Девушка вскакивает с места, агрессивно размахивая в воздухе руками. Она совсем не замечает того, как эльф подходит ближе и закрывает её глаза ладонями. Сирша удивленно замирает на месте. — Привет бравым воинам, — в голосе стоящего за спиной Сураны слышится довольная улыбка. Сирша смеётся и отводит его руки от лица. Она поворачивается к нему и обнимает так крепко, что в какой-то момент Сурана начинает думать, что его кости это бумага, которую можно легко смять. Он гладит девушку по волосам и тяжело вздыхает, прислоняясь щекой к её макушке. — Ты меня бесишь, — Сирша сообщает это Суране, утыкаясь ему носом в плечо. Парень закатывает глаза и, хмыкнув, только крепче прижимает рыцаря к себе. Он тоже по ней сильно скучал. — Я знаю. Сила твоей ненависти — мой маяк, — Сирша в ответ только презрительно морщит нос. — И по ней я всегда тебя отыщу. Сурана замечает, как Справедливость, сидящий в тени дерева, глядя на них, растерянно улыбается, словно медленно понимая что-то для себя самого. Стражу уже хочется спросить, что такого интересного пришло ему в голову, но его отвлекают. — Cурана! — девушка недовольно дёргает эльфа за прядь волос, привлекая к себе внимание. Мужчина с нежностью разглядывает гневно сверкающие глаза и тонко сжатые губы: мысли о Справедливости неминуемо уходят на второй план. — Почему так долго? Сурана расплывается в улыбке и, прежде чем оставить на губах рыцаря поцелуй, со смехом произносит: — Чтобы ты успела соскучиться.