***
Просыпаться для Лиды всегда было самым мучительным занятием на свете. Даже кровь с рубашки отстирывать – и то было не так муторно, а при уровне её навыков это, к тому же, случалось чрезвычайно редко. Просыпаться, когда тебя наотмашь бьют по лицу, было не только мучительно, но и весьма неприятно. - Давай, сука, пора вставать! – прошипел странно знакомый голос. Сознание машинально добавило ему более низкое звучание и чуточку рычащих ноток, и получился вполне себе узнаваемый баритон Модестаса. Лида хмыкнула и медленно вернула голову в исходное положение, охватывая взглядом сразу всё помещение. Её держали у стены, напротив выхода, в обшарпанной комнатушке три на четыре метра. Крошечное окно с решеткой над её головой, единственная лампочка болтается под высоким потолком. Двинула руками и еле удержала шипение в себе – перетянуты запястья были на совесть – и намертво привязаны к ножкам стула, на котором она и восседала перед всей нечестной компанией в одном халатике. Верданди кое-как проглотила ухмылку – мужики, глупые-глупые мужики, решившие таким способом унизить её ещё больше, показать свою власть... Знали бы они, сколько таких идиотов, пожелавших полюбоваться, а то и пощупать напоследок, она зарезала без всякой жалости, не смотрели бы так сально сейчас. К счастью, они даже приблизительно не представляли. И дело её личное им тут не в помощь. Итак, что имеем в сухом остатке? Йонас, старший брат Моди, находился к ней ближе всех, держал сломанную руку на перевязи. Неизвестный хрен с разбитым лицом и расквашенным носом – чуть дальше от него, ногой опирается на невысокий деревянный ящик, именно его она на кухне осчастливила сковородкой. В мутных глазенках мелькала ненависть, помноженная на похоть мужика, который бабу не видел очень и очень долго. Он придерживал левую руку, словно она болела. Чудесно. Тут есть, с чем работать. Последним был тот самый наёмник, которого они проморгали. Этот профессионально держался позади нерадивых товарищей и был единственным в комнате, кто не смотрел ни на её коленки, открытые почти по самое бельё, ни на грудь, тоже нет-нет да мелькавшую в вороте халатика, когда она делала вдох. Потому что, в отличие от этих двух олухов, прекрасно понимал, что красота её – оружие такое же страшное и смертоносное, что и пистолеты, запрятанные у каждого за поясом. Она им хотя бы умеет пользоваться. - Хорошо привязал, молодец, - слегка охрипшим голосом проговорила Лида, глядя на наёмника. – Нелегко тебе с ними пришлось, да?.. Мужик в ответ автоматически кивнул и уже хотел что-то сказать, но его опередили. - Заткнись! – рявкнул Йонас, и ей прилетела ещё одна пощёчина. Но цель была достигнута: этого горе-лидера взбесило её пренебрежение. Как же, как же! Он же тут самый главный, пыжится, напрягается, на благо родины пыхтит, бедняга, а она, мерзавка, с каким-то пришлым сразу разговаривать стала! Кошмар! Из всего этого выходило, что положение Йонаса шаткое, и он сам это знал. И прекрасно видел, как второй литовец посмотрел на наёмника, будто ожидая его реакции или приказа. Йонас сгреб в кулак её волосы и заставил запрокинуть голову назад. Склонился к лицу, и тени от маленькой лампочки резко вычертили похудевшее лицо, сделав его ещё больше похожим на брата. Может, поэтому Лиду так пробрало от его слов. - Ты думаешь, что самая сильная здесь? Непобедимая Верданди, лучшая из советских убийц! Мне сказали, что ты и твои сестры – легенда среди таких, как он. – Небрежный кивок в сторону лысого мужика у двери. – Вот только одна из твоих подружек – у нас. И ты тоже. И если бесцветная моль может ещё сгодиться как жалкое подобие бабы, так, поразвлечься на один раз, то ты... – Темные глаза Йонаса заблестели, и это было почти так же, как и у Модестаса во время игры в баскетбол. Фанатично и яростно. Вот только пугающе до мурашек. – Я запланировал целое море кровавых развлечений. Только ты и я. Как свидание, да? Ты сломала мне руку, а я начну с твоих ножек. Одну за другой, косточка за косточкой, пока ты не превратишься в скулящий кусок сочащегося кровью мяса. Тебе не понравится, я обещаю! Поэтому посиди, милашка, я только схожу, всё подготовлю, и мы начнём. Он дёрнул рукой, чтобы она затылком налетела на стену, и свистнул своим терьерам на выход. Лида проводила их взглядом и посильнее натянула руки, чтобы веревки впились в запястья. Боль отвлекла её от дрожи. Нет, не испуга, не омерзения. А кошмарного сходства между братьями. Ощущения, что это Модестас хочет сломать ей ноги. Девушка ещё раз обвела взглядом комнатушку, хмыкнула над мыслью, что они, очевидно, где-то за городом, возможно, в заброшенном здании. И начала отстукивать по стенке азбуку Морзе. Вполне вероятно, что плюгавый патриот наврал с три короба, и Скульд он описал только по фотографии в досье... Нет. Когда справа в стенку отстучали ответ, стало понятно, что сестру Йонас знает отнюдь не по фото. К-А-К-Т-Ы. П-Л-О-Х-О. Столь краткий ответ, а значит, Инге действительно было очень плохо, иначе бы она указала точное ранение. Значит, их много. Лида сжала руки, насколько позволяли верёвки. Три раза вздохнула. Три раза выдохнула. Пусть она не в форме. Пусть в одном лишь халатике и трусах. Пусть безоружна и связана. Её всю жизнь учили выбираться из таких ситуаций. Она всю жизнь побеждала врагов своей страны и никогда не проигрывала. Кучка слюнявых болванов ей не соперники. Вдох-выдох. У неё свободны ноги, видимо, наёмник решил, что и связанных рук с неё будет довольно. Вдох-выдох. За дверью раздались шаги. Вдох-выдох. Когда неизвестный литовец зашёл в помещение, перед ним уже сидела Верданди.***
Когда он приходит в себя, во рту сухо, что в пустыне, башка трещит, а тело почти не слушается. На лоб ему опускается мокрое полотенце, рядом со стуком что-то ставят и снова наступает тишина. В следующий раз он проснулся от голосов, и сначала ему казалось, что это всё продолжение сна. Но чем больше он слышит, чем больше вслушивается, тем больше осознает – на такое у него фантазии не хватило бы. Но он знает того, у кого хватит. Два мужских голоса, один брата, второй тоже знакомый, но сходу определить Модя не смог. И женщина – она не кричит, не стонет, она только тяжело, как сквозь повязку, дышит и еле слышно, очень редко всхлипывает. Встать удалось не с первой попытки, однако к тому моменту, как он оказался на ногах, успел осмотреться. Какое-то заброшенное помещение размером напоминавшее небольшую столовую, много мусора и пыли, разбитые и наспех заклеенные скотчем окна, раскуроченная мебель. На стенах с облупившейся бледно-зеленой краской плакаты, и капитан с трудом разбирает буквы в свете одной настольной лампы, что находилась рядом с его лежбищем – просто матрасом на полу. «Правила поведения за столом: 1. Пациентам запрещается разговаривать во время еды. 2. Пациентам запрещается вставать без разрешения персонала. 3. Пациентам запрещается задавать вопросы персоналу. 4. Пациентам запрещается использовать для еды что-то, кроме ложки. 5. Пациентам запрещается разбрасываться едой. 6. Пациентам запрещается оказывать сопротивление персоналу. 7. В случаях с 1 по 6 к Пациенту может быть применено наказание по усмотрению персонала...» Модестас передернул плечами. У него создалось впечатление, что это заброшенная психиатрическая лечебница. В пяти часах езды была такая, они с командой как-то катались адреналина ради. Дойдя до двери, он слегка приоткрыл её и заглянул в щель. Это была когда-то кухня. Только теперь на разделочном столе лежало не мясо, а девушка с такими белыми волосами, что они казались сделанными из снега. Руки её были прикованы к поверхности, а вокруг ходили Йонас и Юргес. У брата в руках был скальпель. И на нем была кровь. Он резал её. Его брат резал, пытал, мучил живого человека! Женщину! Модя отшатнулся от двери, пытаясь подавить острый приступ тошноты. «Спроси, зачем им самодельные бомбы», - сказала тогда Лида. Зачем Йонас это делает?! Как он может?! Она же девушка! Живая! Во что он превратился?! Модестас решительно потянул дверь на себя. При виде него брат, с ухмылочкой маньяка-садиста вышагивающий вокруг молчавшей девушки и уже собиравшийся применить скальпель, остановился. - О, очнулся? Перебрал, брат? - Кой чёрт тут творится? – грубо оборвал его капитан. – Ты теперь садистом заделался? Далековато от патриотизма, не думаешь? Йонас набычился и покраснел от гнева, что младший брат смеет его стыдить. - Эта сука и её сестрички перерезали наших друзей! Ты ведь тоже там был и всё видел! – рявкнул Йонас, и в помещении, отделанном кафелем, звук отразился звоном. Похмельная голова начала гудеть. – Я вырежу на ней литовский гимн, если сочту нужным, ясно тебе?! Его приспешник, впрочем, не был таким смелым, здраво оценив размеры капитана баскетбольной команды и свои. Поэтому по стеночке попытался улизнуть, но Модестас уже сбил Йонасу весь настрой, да и эта шлюха мало того, что была бесцветной, так ещё и молчала всё время, только плакала. Но и то – молча! - Юргес, отнеси её вниз! Если сдохнет, значит, так и надо ей. Второй литовец кивнул и быстро вскинул несопротивляющуюся девушку на плечо. Модя вскользь увидел её глаза и внезапно понял, почему она молчала – беловолосая была в глубоком ступоре. Когда за ними закрылась дверь, Йонас бросил скальпель на пустой стол, и сталь прозвенела по блестящему железу. - Что ещё за милосердие, Модя?! Эти твари перебили всех наших, порушили все планы! Твоя эта дрянь столько тебя за нос водила! Мне вон руку сломала! А ты их жалеешь?! – орал Йонас. - Лида тебя не касается, а то, что ты делал с девушкой, просто отвратительно и бесчеловечно! – рыкнул Модестас, подступая к брату вплотную. – Ты измываешься над девушкой, той, что заведомо слабее! Она даже ответить ничего... - Эта сука – одна из самых подготовленных бойцов в этой грёбаной стране! – рявкнул брат. – Она и эта твоя Лида, - имя он перекривил так, что у Моди зубы заныли, - работает на КГБ! Неужели забыл?! Ещё раз дать папочку почитать?! И вдруг у капитана словно щелкнуло в голове. - А откуда у тебя вообще эта папка? - Друг достал, - пожал плечами брат. - И почему ты отдал мне её только сейчас? Йонас едва заметно прищурился – это у него было от отца, когда мама задавала ему вопросы, на которые он не хотел или не мог ответить. - Да как получил, так сразу и отдал, что ты прицепился, - максимально безмятежно отмахнулся Йонас. – Жалко, что ли, шлюшку эту стало? Или забыл, как Лида твоя тебя обманывала и использовала? - Нет, - медленно качнул головой Модя. – Не забыл. Братья – младший на две головы выше старшего – смотрели друг на друга, но уже не видели братьев. Старший думал, что на этого соплежуя нельзя положиться в серьезном деле по освобождению их страны, которое им предстоит. Что всё, что было сделано, дабы отвернуть Модестаса от этой чернявой суки: сделка с наёмником, проникновение в Красную секцию, тщательное планирование, личное дело – всё это напрасно. Но и убить... Как он потом посмотрит маме в глаза? Другое дело, если Модя останется под завалами. Тогда он может честно плакать на похоронах, что не уберёг, однако формально будет не причём. Младший понимал, что от его брата в этом монстре больше ничего не осталось. Сейчас Йонас, скорее всего, просчитывает, как с наименьшими моральными затратами обставить его смерть – именно с таким лицом брат всегда сидел за шахматами и обдумывал ходы, когда они играли раньше. Лида была в чем-то права. Брат спятил и превратился из патриота в фанатика. И Модестас ужаснулся, как легко ему далось это осознание, понимание того, что родной брат собирается его убить. Лида, по крайней мере, уже однажды спасла ему жизнь, хотя вот уж кто совершенно не обязан был этого делать. Как раз наоборот. Фокус мышления сдвинулся. На капитана опустилось непробиваемое спокойствие, как будто он снова был на поле и всё вокруг было игрой, в которой единственной возможной победой была жизнь. Выжить любой ценой. - Поможешь кое в чём? – ровно спросил брат. - Конечно, - кивнул Модя. Помочь нужно было в перетаскивании ящиков. На вопрос – что там, Йонас буркнул что-то вроде «фейерверк». Ящики нужно было переносить в небольшое помещение, которое когда-то явно было процедурным кабинетом. Тут даже ширма была и ещё сохранились стол врача и шкаф, почти развалившийся от времени. Когда Йонас ушел, Модестас вскрыл один ящик и хмуро изучил свёртки коричневого цвета. На одном было сбоку прописано: «Для взрывных работ». Потом заглянул за ширму и отшатнулся. План брата по осколочку собирался в единое целое. Лида точно была здесь. Кого ещё мог так ненавидеть Йонас, чтобы посадить на электрический стул? Однако и это был ещё не конец. Рядом с пыточным устройством стоял столик, забитый странными инструментами, назначения которых Модя мог только предположить. Большие и маленькие пилы, ломики, молотки, ножи с зубчатыми лезвиями... К дьяволу! Капитан на секунду замер. Ему нужно было уложить все в голове и продумать свои дальнейшие действия. Это была та самая больница, куда они с командой ездили «поглазеть на призраков». Кажется, Сашка Болошев опрокинул на себя шкаф, и толпа здоровых мужиков бежала дальше, чем видела. Модя с Серёгой тогда успели дойти до подвалов, и литовец хорошо помнил лестницы и коридоры, в которых до сих пор стоял привкус крови, лекарств и нескончаемой боли. А также больной бесчеловечной жестокости. Йонас сказал, чтобы ту девушку отнесли вниз, то есть и её, и, возможно, Лиду, держат в подвальных помещениях. Значит, не заблудится, тем лучше. Дальше – нужно вывести их отсюда. На фоне всего, что задумал брат, враньё Лиды стало казаться не таким масштабным и страшным. Да, ему всё ещё было очень горько, но это как в спорте – у тебя есть приказ тренера, как разбить вражеский заслон и принести своей команде победу, и нет вариантов, чтобы этот приказ не исполнить. Вот только у Верданди были ставки покрупнее. Брат вернулся хмурым и злым ещё больше, чем до этого. Юргес же постоянно порывался слинять, и по его масленым глазкам Модестас понял, что ублюдок хочет вернуться к заключенным, причем к одной конкретной. Третий, наёмник Сергей, сел чистить своё оружие, и было заметно, что таким обыденным ритуалом он себя успокаивает. От чего? - Что будем делать? – спросил Модя, отряхивая руки. - Ты ничего не будешь делать! – окрысился брат, листая какую-то книжку. – Юргес, иди сторожи эту тварь! Лида совершенно точно была здесь, несмотря на ситуацию, с ухмылкой подумал Паулаускас.***
Брюнетка чуть изогнулась, резче обозначая стан, и с плеча слегка съехала ткань, кокетливо оголяя верх груди. В комнатушке раздался судорожный звук глотания. Она чуть запрокинула голову, открывая шею, и мужчина сделал шаг вперёд, но потом резко остановился, будто наткнулся на преграду. Они все так делали... ...а потом сомкнутые колени плавно и красиво расходились в сторону, и сомнения начинали таять. Юргес на секунду застыл. Она была вся перед ним. Раскрыта. Распахнута. Почти ничего не скрывало красивого тела, стройного и гибкого, сильного и опасного, но сейчас связанного и обездвиженного. И это подхлестывало. Он знал, видел, на себе испытал, как она убивает, как двигается, и от этого азарт становился сильнее. Обещание удовольствия, столь острого, ещё неиспытанного... Когда хищница превратится в добычу... Он почти чувствовал его! Верданди молчала. В такие моменты нельзя было разговаривать. Жертва сама всё сделает и придет к ней в руки. Подтолкнешь – заподозрит подвох. Лучше отвернись, опусти глазки в пол, изобрази покорность перед превосходящей мужской силой. Мы-то знаем, кто здесь самый страшный зверь. На лицо упала прядь черных волос, сквозь которые поблескивал желто-зеленый глаз, смотрящий безотрывно и пристально. Призывно. Маняще. Она хотела его, Юргес чувствовал на языке вкус её желания, и, если честно, ему было глубоко плевать, почему из них троих она выбрала именно его. По согласию-то оно всегда приятнее... Мужик, уже не колеблясь, в шесть шагов преодолел расстояние от двери до её стула. Одной рукой взял за подбородок, чтобы запрокинуть личико и посмотреть в глаза, а второй рукой удивительно несмело (и это для человека, который участвовал в попытке госпереворота!) коснулся внутренней стороны бедра. Девушка едва слышно выдохнула, жарко, со стоном, и литовец уже увереннее огладил нежную кожу. От колена до белья. И ещё раз – от колена до белья. Желто-зеленые глаза смотрят так, словно затягивают. От колена до белья, чуть тронув краешек трусов. От колена... Женские ноги сомкнулись с такой скоростью и силой, что он даже не уловил этого движения. Одно колено чуть выше другого – моментально ломая хрупкие кости запястья. Болевой шок заставил мужика задохнуться, и ему тут же прилетело головой в нос. Кровь хлынула ручьём, он попятился к выходу, сгибаясь пополам. То, что надо. Поднять стул вместе с собой, два шага – разбег, использовать давешний ящичек, на который опирался этот упырь, как трамплин, толчок. Верданди перевернулась в прыжке, внутренне сжалась перед болью. Стул, встретившись со спиной литовца, разлетелся в щепки, к ее рукам всё ещё остались привязаны две палки-ножки. Мужчина и женщина постарались встать как можно скорее, но у нее было преимущество: её годами учили подавлять и преодолевать боль, и это не об неё разбили вполне себе сносный стул. Брюнетка через себя скатилась со стонущего мужика, дала ему пару мгновений, пока разматывала веревки на запястьях. После чего одним ударом палки сломала челюсть, а вторым заставила шею повернуться на 210 градусов. Так сказать, до щелчка. Лучшая из убийц никогда не оставляла после себя живых свидетелей. Шум обязательно привлечет кого-то из этой шайки чокнутых фанатиков, а значит, нужно было торопиться, но сначала необходимо обеспечить себе хотя бы минимальную защиту. Обыскала труп, прихватила фонарик, пистолет и нож. Подумала и, стараясь не думать о гигиене и прочем, стянула с него сначала обувь, а потом носки. Последние надела на свои уже потерявшие чувствительность ноги. Обутая и значительно повеселевшая выглянула в коридор. Луч света выхватил из темноты бело-болотные стены с облупившейся краской. Точнее когда-то очень давно они были белыми. Сейчас скорее грязно-желтыми с подтеками воды и кляксами плесени. Под потолком проходили толстые трубы без утеплителей – то есть это подвальные помещения, и здание достаточно старое, чтобы не знать таких новшеств теплоэнергетики. Везде валялись кучи мусора и сломанная мебель. Пока дошла до соседней двери, быстро в уме перебрала все подходящие по возрасту здания, находящиеся не дальше четырех часов езды от черты города. Всего не больше десятка – что ж, лучше, чем полная неизвестность. С замком на двери пришлось повозиться, специалистом по взлому традиционно была Урд, Верданди лишь раз в месяц освежала навыки на «смотре талантов», как они с сестрами называли особую тренировку под руководством Отца. Наконец, ржавый гвоздь, почти раскрошившийся в ладони, справился со своей задачей, и брюнетка проскользнула в помещение, которое, очевидно, раньше было подсобкой. Скульд лежала на широкой полке, единственной сохранившейся в металлической конструкции, когда-то бывшей стеллажом. Девушка была в их форме, не морщилась от света фонарика, но чуть приподнялась, совершенно не меняясь в лице. Верданди присела перед ней и помогла сесть. - Доклад, - кратко скомандовала она, осматривая сестру. - Множественные порезы кожных покровов, особенно глубокие в районе живота и спины, а также на бедрах и икрах, - монотонно и застывше рапортовала Инга, глядя куда-то в пространство. – Проникающие ранения – отсутствуют. Ди заставила себя мыслить трезво. Такое состояние сестры напугало её без малого до крика, однако сейчас это не могло помочь. Всё говорило о том, что Скульд снова приковывали к стенке – совсем как в те времена, когда она была подопытным кроликом для учёных КГБ. Её сильнейшая фобия была активирована весьма успешно. Гнев ошпарил не хуже кипятка. Они со Скульд могли собачиться почти беспрерывно, однако друг за друга глотки грызли даже тем, кто стоял у штурвала партии. А эти... - Они заплатят, Скульд. Мне лично, - твердо проговорила Лида, беря лицо сестры в ладони. Прозрачно-голубые глаза в ореоле лопнувших сосудов сфокусировались на ней – впервые с момента ее появления в комнате. - Ты убьешь их, да? – вдруг всхлипнула девушка. – Убьешь их всех? Правда? - Всех. До единого. Я клянусь. - Хорошо, - будто бы с облегчением вздохнула Инга, наконец, начиная оттаивать. - Урд? - Я прикрыла её. Ушла. Верданди кивнула – негласно они вдвоем всегда берегли младшую. Просто рефлекс. Просто инстинкт, за который Отец хлестал толстыми пластмассовыми палками, чтобы не оставлять следов на коже, на протяжении всего обучения, но так и не смог выбить «это дерьмо» из них. Скорее всего, Урд добралась на попутке до города, потом до их схрона и раздобыла машину. К Отцу не пошла – это сто процентов. Соболев за провал не похвалит, хорошо, если не пристрелит. Впрочем, нет, слишком ценный ресурс, слишком много сил вложено в рыжую Норну... Блондинка только перевела взгляд, а все инстинкты Верданди уже завопили сиреной. Она из положения сидя пружиной развернулась и поднялась, закрывая собой сестру и вскидывая пистолет. Лиду будто облили жидким азотом – по спине продрало таким холодом, что даже затылок заломило. Рука, схваченная параличом мышц, мелко задрожала. Мозг в последний момент заблокировал годами вбитый рефлекс – если палец на курке, нужно нажать. Хищное дуло пистолета смотрело четко Модестасу между глаз.***
Капитан поднялся практически сразу за вторым литовцем, и когда Йонас рыкнул, мол, куда, Модя в тон ему ответил: - Отлить. Или это тоже по твоей указке делать?! - Смотри, в штаны не напруди! – прошипел брат. - Как ты? – хмыкнул младший, намекнув на то, что до определенного возраста Йонас только так и делал. Наёмник фыркнул, но ему что-то говорить брат поостерегся. Теперь нужно было всё провернуть быстро. Однако стоило Моде завернуть за угол, как снизу послышался грохот. - В чем дело?! – всполошился Йонас. - Это я! – вырвалось у капитана. – Задел в темноте какую-то хрень! Его обругали на литовском, попросив сходить в пешее трехбуквенное турне. Так далеко он не собирался, а вот до подвалов прогуляться было самое оно. По памяти кое-как найдя нужные дороги, и однажды даже обнаружив полинялый план здания, Модестас, наконец, наткнулся на искомую дверь в подвалы. Фонарик начал барахлить, но худо-бедно работал, и этого хватило, чтобы в одной двери обнаружить труп Юргеса, а в другой – дуло пистолета и почти – пулю в лоб. Он не хотел себе признаваться, но даже едва одетая, окровавленная, с разбитой губой Лида была чудо как хороша. Модестас и дышать-то не дышал, лишь бы не спугнуть её. Впрочем, была и другая причина, почему он старался лишний раз не дышать. Желто-зеленые глаза были расширившимися до предела, и он заметил, как слегка тряслась ее рука. Она тоже испугалась того, что едва не пристрелила его. Больше, чем могла и хотела признать. - Добить пришёл? – ехидно подняла бровь Соболева. – Просто не нужно думать, что это всякий сможет. - Как-нибудь – обязательно, но сейчас нам лучше поторопиться, - честно проговорил Модя, медленно поднимая руки вверх. Лида недоверчиво нахмурилась, но внезапно блондинка, что была за её спиной, вцепилась в её руку. - Он остановил их, заступился, - еле слышно прошелестела она. Брюнетка, что глаз с него не сводила, слегка дернула головой, после чего быстро оглядела на предмет оружия. Она не дотрагивалась, но у капитана возникло чувство, будто его просканировали рентгеном. - Возьми её на руки, - скомандовала Соболева, опуская пистолет и давая ему пройти к сестре. – Здесь есть другой выход? - Понятия не имею, но они на втором этаже, там... - ...электрический стул, - закончила блондинка, когда он осторожно подхватил её. Верданди – почему-то сейчас он мог называть ее только так – посмотрела на них, поведя бровью. Не то удивилась, не то выразила пренебрежение. Мол, могли бы и что поинтереснее придумать, бездари. Паулаускас, глядя на неё, неожиданно понял, что за странное чувство у него возникало всякий раз, когда он смотрел на брюнетку. Она никогда не была жертвой. Ни когда спорила с судьями и Генеральным секретарем ФИБА, ни когда он обвинял её в их квартире, ни в одной из их ссор. Даже сейчас в рубище халата, в носках не по размеру, с царапинами, сочащимися кровью, избитая и растрёпанная, Лидия Соболева – Верданди – не была жертвой. Рождённая грызть глотки и вырывать сердца, она всегда и везде оставалась хищником. - Я иду первая. Ты – за мной. Максимально быстро и тихо, - коротко отдала приказ девушка, поднимая пистолет и фонарик и выглядывая в коридор. - Стой! – вдруг позвал Модестас, и сам понял, что ему просто нужно знать. – Юргес... тебе... ничего не сделал? Брюнетка какое-то время глядела на него. Она не спрашивала «А тебя это волнует?», здраво понимая, что если спрашивает, значит, да. - Нет. – И подмигнула: - В конце концов, у меня уже есть один литовец. Причём целый капитан. Паулаускас фыркнул, но не улыбнуться не мог. И отрицать не стал. Конечно, их отношения уже не будут прежними, но... Ему тоже не нужна другая русская. Коридор и подъем на первый этаж преодолели без приключений. Но когда вышли в холл, что вел к выходу, на лестнице со второго этажа послышались шаги. - Иди вперёд. Не оборачивайся и не останавливайся. – Верданди пропустила его, глаз не сводя с лестницы. - Стой, не надо! – Он попытался её притормозить, но она уже ушла, завернув за поворот. - Спусти меня, так будет быстрее, - проговорила блондинка. – Ди справится. Она сильнее всех нас. Она – лучшая. - Она просто женщина, - буркнул литовец, опуская девушку на ноги. Та почему-то с улыбкой посмотрела на него, а потом вдруг метнулась вперёд, словно чему-то наперерез... Выстрел. Время словно превратилось в кисель. Всё стало медленным и нечёткими. И в то же время – пугающим своей яркостью и детальностью. Блондинка вздрогнула и стала заваливаться, Модестас машинально подхватил её и посмотрел в окно, которое отделяло главный холл от гардероба, возле которого он сейчас и находился. Там Лида бросилась обратно, и Паулаускас успел крикнуть «Сзади!», когда на неё набросился тот лысый мужик. В его руках захрипела девушка, и Модя отвлекся на неё. Он кое-как сообразил закрыть её ранение в живот рукой и проследить траекторию выстрела. В боковом ответвлении коридора, что, видимо, опоясывал весь нижний этаж, стоял Йонас, и на лице его читалось разочарование. В руке он держал пистолет – дуло ещё дымилось. - Ты предал меня, брат. Ты всё-таки это сделал, - грустно и патетично вздохнул он, начиная подходить. – А ты ведь с детства был таким двуличным. Зря тебя мама защищала. Лида в своем сражении, как змея, обвилась вокруг наёмника, устраиваясь у него на плечах, когда раздался второй выстрел. Лысый вздрогнул и завалился вперёд, девушка упала с его плеч, перекувыркнулась через себя и рванула к Йонасу. Брат опешил на секунду, даже оружие опустил, но ей хватило, чтобы с разгона влететь в него и одним ударом с колена впечатать в дверь. - Я уничтожу тебя! – прорычала Соболева в лицо Йонасу, держа хрипящего брата за грудки. Блондинка всхлипнула, и Модестас переключился на неё. - Я помогу... – начал он. - Нет... Не надо, - слабо улыбнулась девушка, глядя на него удивительно светлыми голубыми глазами. – Хочу быть с Лёшей... Отец запрещал нам... Теперь будет можно... Он не успел ничего сказать ей. Она перевела взгляд куда-то наверх, улыбнулась и обмякла. Каких-то пару секунд, но Лиде хватило, чтобы уже повалить его брата. Йонас, лёжа на спине под дулом пистолета, скулил, как щенок, и просил пощадить. Верданди не смотрела на него. Стояла вся в крови, в порванном халате, в котором дыр было больше, чем материи, и казалась как никогда более реальной богиней смерти. Красивая, но беспощадная богиня крови и убийства. И эта богиня смотрела на Модестаса. И когда трижды нажала на курок – тоже. Из-за поворота вылетела ещё одна девушка с винтовкой наперевес – ярко-рыжая шевелюра огнем горела в наступающих сумерках. Она глянула на труп у ног сестры, на сидевшего Модю – выругалась. А потом заметила ещё один труп у него на руках – и побежала к нему. Первым делом проверила пульс, но и так понятно было, что мертва. Склонила голову, сжала зубы. Верданди подходила медленно. Шла неслышно, ступала аккуратно. Она знала, видела, что Скульд умерла. Она не успела попрощаться с ней. Не успела посмотреть в глаза и сказать спасибо. За Модестаса. За шанс, что сестра подарила им. Присела рядом, положила руку на плечо Урд. Та вцепилась в её ладонь, как в спасательный круг. Ди, конечно, знала, какие мысли вертятся в голове младшей. Не успела, не спасла, опоздала... - Она хотела этого, - сказал Модя вдруг, глядя на Лиду. – Хотела умереть, чтобы быть с Лёшей. Сестры переглянулись. - Разведчик, - кивнули синхронно. - Там динамит наверху, - проговорила Лида. – Найди и взорви. - Скульд? – отозвалась рыжая. - Отвезем к Немому. Девушки обменялись ещё парочкой мало понятных фраз, рыжая ушла на второй этаж, а Соболева кивнула Модестасу на выход. Они успели дойти до припаркованного у обочины напротив старых ворот грузовичка, когда их догнала Урд и сказала поторопиться. Скульд положили под брезент в кузов, Урд села за руль и вжала педаль газа. Через минуту вся больница взлетела на воздух. Вместе с телами тех, кто посмел пойти против Союза. Кто познал на себе ярость Норн.***
В машине Лида переоделась: поверх порванного халата накинула черное твидовое, явно импортное пальто, на ноги натянула высокие сапоги. Руками причесала волосы, умылась водой из бутылки, которую рыжая девушка, представившаяся Фридой, откопала в бардачке. Грузовичок затормозил возле их дома, и старшая Соболева кивнула ему на выход. - Провожу до квартиры, идём, - коротко приказала она. Именно приказала. Взгляд и голос были застывшими и колкими. Такая просить не умеет. Просто не считает нужным уметь. Теперь, когда всё закончилось, он начал осознавать, что произошло. Йонас хотел убить его. Его родной брат пытал и мучил Скульд – теперь она не была для него безликой фигурой, он чувствовал какую-то свою сопричастность. Хотел посадить Лиду на электрический стул. Хотел применить на ней все те пилы и ножи, что он видел там. Его маленькая Лида оказалась агентом КГБ. Лучшей из профессиональных убийц. Он видел, как она сражается, видел, как разбирается с врагами – своими и Родины. Она убивала на этой службе. Она убила Йонаса. И не испытывает никаких угрызений совести по этому поводу. - Ты, конечно, не подумал стянуть у Йонаса ключи, - вдруг сказала она, когда они оказались на своём этаже и замерли перед дверью. - Даже не вспомнил, если честно, - хмыкнул он, глядя на неё. Она закатила глаза и достала из кармана звенящую связку, чтобы через секунду уже распахнуть входную дверь в их – её когда-то – квартиру. - Урд всегда держит запасные, - пояснила девушка. Они зашли в квартиру и одновременно вдохнули поглубже запах места, где прожили самые счастливые моменты своей жизни. Где они были так коротко, непозволительно счастливы. Мелисса, мята, его одеколон и жасмин. Тот самый – только её – аромат. Летний жасмин с родной Литвы. Аромат его дома. Она стала его домом. Лида неожиданно шагнула к нему и обняла со спины, крепко сжимая руками и утыкаясь лицом между лопаток. Он накрыл её ладони своими, сжал. - Прости меня, Модя. Я так боялась, что ты узнаешь, что ты отвернешься от меня... Что они убьют тебя. Мужчина вздохнул и откинул голову назад. Поймал себя на том, что улыбается. - Прости, что отвернулся. Я... не думал даже, что такое возможно. Но мы живы, Лида. Мы оба. Она как-то странно хмыкнула, и у него закололо сердце. Хотел обернуться к ней, спросить – в чем дело, но она не позволила. - Ты жив, Модя. И я счастлива. Голос её звучал слишком спокойно и слишком... прощально. - Лида, что ты... На рот ему опустилась тонкая холодная ладонь. - Молчи, Модестас. И не оборачивайся, - строго сказала брюнетка, и в темноте квартиры это прозвучало даже немного пугающе. – Я люблю тебя. Слишком сильно, как оказалось. Но я – Верданди. Мне не позволено любить. В одно мгновение исчезло всё: исчезли руки, что его обнимали; исчезла близость и тепло от того, что она рядом. Он, конечно, обернулся. Верданди всегда была словно призрак. И умела так же бесшумно растворяться в ночи.