Границы любви

      За нашими с Джеймсом попытками наладить отношения, Стив, как я ни посмотрела бы на него, наблюдал со странной хитрой улыбкой. Сначала хотелось улыбнуться ему в ответ, с урчанием полезть за объятьями, получая порцию ласки и поцелуев. Обнаруживая ровно такую же реакцию у Джеймса, я сначала не слишком дружелюбно наблюдала за тем, как Стив ерошит его волосы, целует и поглаживает. Оба выглядели очень счастливыми. Я ожидала в себе вспышку негодования, ревности или ещё чего-нибудь, но чувствовала только желание подлезть ещё и под руку Джеймса, что и делала, не собираясь себя осаживать.       Потом, когда в каких-то вещах мы с Джимом не сходились во мнениях, а конструктивный диалог уже вести не получалось и мы шипели друг на друга, улыбка Стива доводила нас обоих до глухого раздражения. Бравый Капитан с тихим смехом поднимал ладони, чем выводил ещё больше, и если бы у нас с Барнсом были кошачьи хвосты, мы бы яростно били ими себя по бокам. Хвостов не было, зато были тяжёлые взгляды. Которые мы переводили друг на друга, долго сверлили глаза в глаза и вздыхали, либо откладывая проблему, либо приходя к выводу, что она в принципе не особо стоит нашего внимания и тем более ссоры.       Третьей основной реакцией на такую улыбку Стива была многообещающая ухмылка от меня и ехидный прищур Джима. За этим следовал горячий развязный секс, где наша с Барнсом ситуация адаптации друг к другу посылалась далеко и надолго — мы оба были слишком жадными до удовольствия, друг друга и любви Стива, которой хватало на нас двоих.       С Джеймсом было сложнее, чем со Стивом. Если про Стива я худо-бедно что-то знала от дедушки, что-то читала в досье, то о Джеймсе была только папка с разрешённой при моём уровне допуска информацией, и желание узнать его и отогреть. Со Стивом у меня был приказ, была обязанность его адаптировать, соответственно ко многим его неидеальным чертам характера и привычкам я заранее относилась терпимее и снисходительнее. Джеймса я не хотела видеть в качестве своего подопечного. Что не отменяло того, что у Баки есть свои недостатки и заёбы, как и у всех людей.       В ходе осознания его неидеальности выяснилось, что и у моего терпения весьма чёткие границы, характер далёк от ангельского, а бытовуха способна выбесить на раз. Я была не в восторге от самой себя, но первой реакцией была мысль, что ебись оно всё конём, я не хочу подстраиваться под кого-то. Даже под Джима. Даже ради Стива и мира в нашей семье.       Всё бы закончилось катастрофой, но как-то зашедший к нам в гости Сэм посоветовал отнести проблемы к психологу.       Поначалу всё равно не очень хотелось. Казалось, что я и так понимаю и вижу достаточно, что могу справиться сама. Но прошёл месяц, а мы с Баки друг друга едва терпели. И пришлось признать правоту Уилсона.       В основном, по словам психолога, крепкие дружеские отношения во взрослом возрасте устанавливаются за три-четыре года. Естественно, этот срок сопровождается массой оговорок и уточнений, которые позволили бы чувствам окрепнуть. Например, заинтересованность в отношениях, готовность идти на уступки, принимать определенные негласные правила, по которым живёт другой человек. Принятие мысли, что даже если ты любишь человека, — не важно, партнёр это, родственник, друг или ребенок, — это не обязывает его переходить в твоё полное владение. Как и ты в его. И у него, и у тебя всё ещё остаются привычки, увлечения и принципы, с которыми вы не можете поступиться, потому что иначе потеряете самих себя.       Эти особенности не кажутся сложными на первый взгляд, но теперь я осознала, что на деле мы с Баки придём к пониманию не сразу, и точно с чьей-либо помощью.       Основную работу над собой и отношениями я проводила с помощью психолога. Но так же большую эмоциональную поддержку давал Стив, который знал о нас с Баки, больше, чем мы друг о друге.       Случалось и так, что наблюдениями и мыслями об отношениях Стива и Баки делилась я, как человек сторонний. Это стало нормой постепенно — делиться друг с другом своими чувствами и эмоциями, вызванными определенными событиями и вещами в течение дня или недели.       Через четыре месяца после нашего с Баки Разговора В Ванной, мы составили друг о друге определённое мнение и стали общаться свободнее, открывая новые границы и пределы, медленно достигая следующей отметки. И активно вовлекали Стива. Сначала, чтобы он не чувствовал себя «оставленным за бортом», потом — потому что хотелось по этому же методу узнавать какие-то вещи о Стиве, который очень неохотно делился переживаниями и проблемами, предпочитая всё решать самостоятельно. Это увлекало, давало неожиданный результат и сплачивало нас троих, делая спокойнее и увереннее в себе. Пошла в гору реабилитация Баки, оживал и раскрывался ещё полнее и больше Стив, проходила моя депрессия и снижалась тревожность.       Десятибалльную шкалу оценки мне предложила психолог. Когда я всё-таки пришла на консультацию и объяснила свою проблему, она порекомендовала простое решение: представить линию, разбитую на десять отрезков, где нулевая отметка означала бы что всё очень плохо, а отметка «десять», что всё в наших отношениях идеально. Ну это грубо говоря, она конечно объясняла более сложными словами. Мы определили, на какой позиции сейчас, по моему мнению, находится наша триада, и потом — на какой хотела бы оказаться для начала и что бы это значило. Определили цель и так, постепенно, за вот уже два года, мы уверенно заняли цифру «шесть». Говоря «мы», я имею в виду, что Стив и Баки тоже опробовали этот метод, и работать с его помощью оказалось очень понятно и эффективно.       Конечно, и мы вместе, и каждый из нас отдельно занимались так же по другим методам, иногда комбинированно. С нами работает группа специалистов, и теперь я просто счастлива, что мне не приходится разбираться со всем самой. Каждый ведь делает то, что он умеет лучше всего, верно? Я умею хорошо убивать и готовить выпечку, Стив — вести переговоры и рисовать, Баки отлично ладит с любой техникой и каждый раз обставляет Бартона в стрельбе из лука. А психологи и другие специалисты помогают нам при этом оставаться людьми в хорошем психическом и физическом состоянии.       Хотя, конечно, у меня, как и у каждой женщины бывают такие дни, когда хочется надуть губы, залезть на колени к любимому мужику, не важно, парень это, муж, брат или просто друг. И долго плакать, жалуясь, какие все вокруг уроды, мудаки и сволочи. Как бесит та вертихвостка с работы своим противным голосом, как прожгла любимую блузку, как устала каждое утро делать из хмурой заспаной рожи приветливое симпатичное личико, как всё, абсолютно всё кромешно заебало. И нет, это не месячные, идите нахер с этими шуточками. Когда у бабы месячные, она подыхать будет, но обложит тебя хуями просто за то что ты существуешь, потому что до трясучки всё бесит. А сейчас хотелось чтобы пожалели, приласкали. И как по закону подлости — все мужики, которые знали, что со мной делать в таком состоянии, укатили в ебеня и хрен знает когда вернутся. В пределах досягаемости оказался только Баки, который сам был не лучше. Терапия требовала от него полной самоотдачи.       — Эй, что случилось? — мягко спрашивает он, когда я в очередной раз вздыхаю на кухне за чашкой кофе.       — Хочется на ручки, — всё-таки жалуюсь я. — Не волнуйся, я скоро буду в норме.       Баки поднимается со своего места и легко разворачивает меня к себе лицом вместе со стулом. Он хитро щурится.       — Ну так иди, — улыбается он, раскрывая руки для объятий.       И я жмусь к нему, такому горячему, сильному, идеальному чёрт возьми. Жалуюсь, как устала, как хочу на море — к солнышку, и одновременно — в непроходимый заснеженный лес, к камину в деревянном доме на отшибе. Как не хочется ничего решать, ни о чем думать, не подстраиваться под Мстителей и отца, выбирая как себя вести. Как бесит меня Паркер своим непрекращающимся трепом, как надоели загоны отца, как выводит из себя Шерон, стервящая по поводу и без, испытывая моё терпение своими заигрываниями со Стивом.       — С нашим Стивом! Какого дьявола, да я просто пристрелить её готова за все эти расстегнутые пуговки, обтянутые брюками ноги, томные взгляды… Чего ты смеешься, — бубню, выдохшись. Баки действительно смеётся — мягко, низко, так, что мурашки по коже. И вдруг смотрит прямо в глаза и целует. Ощущения, словно душу из тела выбило — голова кругом, и моментально охвативший жар.       — Роксана, Рокси, моя Рокси, — лихорадочно шепчет Баки мне на ухо, осыпает поцелуями и бесконечно гладит ладонями. Там, где они проходят, остаётся гореть жаркий след и вовсе не из-за экстремиса. Эта горячая откровенность вспыхивает между нами всегда неожиданно:       — Я словно одержим тобой, болен. Так люблю, что хочется вплавить в себя и носить в сердце, только бы чувствовать, что ты всегда рядом со мной, что не исчезнешь, что всё это не сон и не бред очередного обнуления. Не хочу забывать тебя, Стива, нас вместе.       — Мы любим тебя, Бак. Всё ещё, и да уже — до дрожи, до постоянного желания прикасаться, ощущать рядом. Это всё взаимно, Джим, — Баки слегка дрожит, когда я зову его так. Он недавно признался, что эта форма его имени, которую я произношу с твёрдым русским акцентом, очень ему нравится. — Наша любовь. Я люблю тебя. — Баки обнимает меня так крепко, словно это в последний раз, но он не последний. — Я твоя, Джим, я не уйду.       — Вместе до конца, — вскинулся он. На него иногда находит — на них обоих. Стив тоже периодически прячет меня в своих руках, часами не выпуская из объятий. — Пообещай.       — Вместе до конца. Обещаю. Возьми меня.       И у нас обоих срывает все тормоза, все барьеры, все сомнения и комплексы. Джеймс берёт — жадно, до щемящего нежно, и я отдаю — всё до дна, до самого потаенного чувства. Мы занимаемся любовью так, словно пытаемся насытиться про запас, и эта мысль наталкивает меня начать новый раунд по-другому. С неспешной ласки, с плавящего мозги удовольствия, чтобы донести мысль: нам некуда спешить.       — У нас есть всё время мира, надо только взять его.       — Тебя… Отберут у меня… Мне нельзя… — Джим дышит надрывно, часто, бешено бегая глазами и одновременно пытаясь прижаться ко мне теснее. Об этом тоже предупреждали — могут случаться кратковременные регрессии и провалы в памяти из-за эмоциональной перегрузки.       — Тебе можно, — тихо, но убежденно говорю я. — Можно иметь что-то своё, можно хотеть своего. У нас есть враги, это правда, — он вздрагивает, и я перекидываю ногу через его бёдра, усаживаясь сверху. Веду ладонями по литым мышцам торса, груди, плеч и обратно. Взгляд снова — глаза в глаза. — И они могут попытаться отобрать у нас друг друга. Но и я, и Стив, и ты — не обязаны подчиняться им. Мы можем забрать своё. Скажи это, Джим.       — Я могу не отдавать вас им. Я могу… Всё, — потрясённо выдыхает Джим, садясь одним невозможным плавным движением и осыпает меня поцелуями.       — Не всё, но многое. Помнишь? — Джим хмыкает мне в плечо.       — Я помню. Знаю, что обязательно вспомню всё снова. Мне не страшно забывать. Больше нет. — Джим поднимает голову, улыбается светло, продолжая гладить мою спину. — Хочу баловать тебя и держать в поле зрения двадцать четыре на семь.       Я недовольно ёрзаю, начиная жалеть, что пусть и такой важный, но разговор затянулся.       — Двадцать четыре на семь… Бедный парень, — кривляюсь я. Джим пару секунд смотрит на меня удивлённо, потом до него доходит мой странный юмор и он хохочет в голос, повалив меня на кровать. Я оказалась под ним, таким горячим и сильным, остро ощущая свою принадлежность этому человеку. И ничего круче просто не бывает. Может только секс. Или шашлык, который делает Брок. Ладно, это не те вещи, которые можно сравнивать.       Остаток вечера мы с Баки смотрели мультики. Вернувшийся с какой-то там встречи Стив сначала отмазался, типа это несерьёзно и несолидно. Но потом, когда мы с Баки стали часто общаться и шутить цитатами из этих мультиков, озадачивая каждого, кто был не в теме, включая Роджерса, тот с ворчанием устроил себе марафон и перестал хмуриться. Теперь на моё:       — Багира, смотри, у него узел на хвосте, — когда Барнс мучился с неудачно выбранной резинкой, пытаясь выпутать ее, не выдрав себе клок волос, Стив с деланным высокомерием окидывал меня взглядом и снисходительно констатировал:       — Человеческий детёныш.       — Вы что-то раскуриваете? Дайте рецептик, я Беннеру отправлю, — скептически фыркал отец, если подобное происходило при нём.       Качал головой Брок, когда на его:       — Дисциплина — залог успеха!       Баки ляпал:       — Сэр!       И мы начинали крайней сдержанно смеяться, не желая отхватить по стратегически важным местам. Потом, когда я ушла качать пресс, парни Страйка слаженно обступили Баки, о чём-то пошушукались и по залу пронёсся дружный ржач. Брок, из вредности, выжал из нас потом даже те соки, о наличии которых мы и не подозревали. И это было круто. Потому что это ещё один шаг прочь от кошмаров, страхов и неуверенности.       От воспоминаний меня отвлекает Баки, вошедший в дом с улицы. Он принёс с собой запах мороза, пряностей и костра. А ещё у него счастливо горят глаза, раскраснелись щёки и покрылась инеем борода, которую он называет «недельной щетиной, мне лень, Рокс, к тому же без неё лицо мёрзнет». Баки потопал ногами, сбивая снег, смахнул его с шапки и плеч, только после этого проходя в прихожую и снимая тяжёлую куртку. Он улыбнулся, одернув белый вязаный свитер на рукавах.       — Как вы тут? Брок растопил баню, а Нат закопала Стива в сугроб, но он в долгу не остался — повалил её следом. И получил в лоб снежком от Брока, — посмеивался Баки, целуя меня в щеку и заглядывая через плечо. Я резко выдохнула, когда залез мне ледяными руками под кофту, обнимая.       — Так ему и надо. Мы сладко спим, — я с нежностью поправила стёганое одеяло. — Барон тарахтел как трактор, пока малышка не засопела.       — Долго укладывала? — Баки почесал сонно мурлыкнувшего кота, который снова заурчал, только с удвоенным энтузиазмом. Как же, любимый хозяин изволил проявить ласку. Предатель пушистый, вот пусть и ждёт, когда Джим проснётся. А то как кормить, так он ко мне, а как развалиться на коленях пузом кверху — это Баки у нас любимец.       — Не особо. Ну что, берём Няню и идём? Джек обещал домашнее вино. А Нат — настойку.       — Да, надо же выяснить, кто круче, — фыркнул Баки, ласково целуя меня. — Люблю тебя.       — И я тебя. Подай бокалы. Захватишь коробку для Наташи? Надо же, никогда бы не подумала, что Брок сделает ей предложение, — заметила я, натягивая валенки. Баки фыркнул, весело закатив глаза.       — Он безнадёжно влюблён уже… Сколько? Лет семь? Конечно он сделал. Как только Беннер в очередной раз свалил в туман и Нат решила, что у них всё же ничего не выйдет. А Брок своего не упустит. И мы со Стиви не упустили. Пошли напиваться za schast’e molodih.       Я улыбаюсь, придерживая ему дверь, и едва не роняю от смеха подарочные бокалы для Брока — Стив похож на огромного снеговика, которого подрали кошки. А ещё он светится от счастья, радостно улыбаясь нам с Баки, и спешит помочь мне с кастрюлей салата, на каждом шагу проваливаясь в сугроб по колено, прежде чем выйти на расчищенную дорожку.       Наверное, я никогда не устану повторять, как люблю своих мужей.