***
-…Вообще, «розы любят воду, пацаны свободу», как говорил один хороший человек. Поэтому приветствуй меня таким, какой я есть. — Занимательно. А о себе рассказать? Я тут вообще-то около часа распинался, пока ты многозначительно и очень задумчиво кивал. — Ну, началось все это в две тысячи первом… Прошел еще час. Темнело. — Родио-он! Проснись! Ты когда уснул? Я просто не заметил и продолжал рассказывать. — Хм? Ах да, больница, невкусная каша… а что дальше? — А дальше я спать хочу! Я устал. Где я могу спать? — Могу положить тебе плед на пол, если Ваше Благородное Заносчивое Высочество сможет выдержать ночь на тонком пледе на жестком полу. — Хозяин — барин, а еще сучка та еще. Ладно, не жалуюсь. Пока Родион готовил спальное место, на его лице возникла и тут же исчезла странная ухмылка. Эдик рассматривал пыльную гитару цвета светлого дерева.***
Настольная лампа (вообще шок. у Родика есть лампа) слабо горела теплым светом, и половина комнаты не была освещена. Родион мирно спал на своей постели на скомканном постельном белье и храпел, раскинув руки и ноги в разные стороны так, будто он летел вниз со скалы. Эдик не мог уснуть. События дня пролетали в голове так же, как бумажные самолетики с крыши дома. Так же, как Родион со своей кровати. Падать низко, но Эдику было неприятно, когда на него приземлилась такая махина весом, наверное, килограмм шестьдесят или семьдесят. Повезло, что не на голову. Эдик осторожно вдохнул и аккуратно перевернул тело с себя на плед так, чтобы не побеспокоить сон Родика. Эд опять вздохнул и лег на кровать Родиона, чтобы не ютиться с ним на маленьком пледе всю ночь. Лампа потухла. Наверное, перегорела. Эдик лежал на кровати Родиона и чувствовал его запах. Пот и тот мерзкий дезодорант «Все телочки твои» бил в нос. Он (Эдик, конечно, не дезодорант) обхватил руками скомканное в пододеяльнике одеяло и прижался к нему. Он всегда так делает, когда не может уснуть. Сработало. Эдик спал, как младенец. Шумно сопя и с открытым ртом. К утру Родион проснулся от ярких лучей восходившего солнца и боли во всем теле. Потом он, наконец, обнаружил себя на пледе, а Эдика на кровати. «Так, а это когда было?», — промелькнула мысль в голове Рода. Недолго думая, он осторожно встал на больные конечности, сонно проковылял до своей кровати и рухнул на нее, как бегемот. Эдик в ответ на это недовольно поежился и повернулся лицом к уже сопящему Родиону. Сновидение оборвалось, и Эд приоткрыл глаза. Они горели адским пламенем так, будто он всю ночь писал конспект за ноутбуком (по себе знает, было уже). — Т ч скчеш кк горнъя лань**? — прохрипел Эдик. — Отъебис-ш… Эд не сразу заметил, как мил Родион без очков, заспанный, с открытым ртом, с красными полосами на лице — потому что отлежал, — в лучах солнца. Совсем близко… «Первая мысль — лучшая мысль***», — почему-то это именно то, о чем подумал Эдик перед, тем, как осторожно подползти к лицу Родиона еще ближе, чем он уже был, накрыть его губы своими и закрыть глаза. Родион резко раскрыл глаза, не меняя положения головы. Он, вообще не думая, ответил на поцелуй. Эдик медленно отстранился и покраснел. Он не смел даже посмотреть в глаза Родика. Он просто продолжал бегать глазами в замешательстве. Ладони намокли у обоих. Род прерывисто дышал, а потом, наконец, продолжил начатое Эдиком. Так они лежали долго. По ощущениям — целую вечность. *Дайте танк (!) — Не плачь. **Ты че скачешь как горная лань ***Слова, которые сказал Аллен Гинзберг перед тем, как поцеловать Лу в фильме «Убей своих родных» 2013 год.