***
— Эй, Кит, почему ты его не носишь, эй! — восклицал Лэнс и нарочито дулся. Он уставил руки в боки и напирал. — Я так страдал, чтобы сделать его у тех Вакху-как-то-там, а ты не дорожишь им, ну эй! — А давай вот без беспричинных обвинений, — выпалил красный паладин, ёрничая, а после мягко улыбнулся ему, успокаивая и голосом, и взглядом. — Я не ношу его именно потому, что дорожу. МакКлейн недоумённо уставился на него, явно не понимая смысла фразы. — Ну то есть… — Кит замялся и поправил чёлку. — Мы вроде как на войне, да? И пусть Когане и не так дорожил тем браслетом ранее, когда увидел его впервые, не в силах отвязаться от навязчивых мыслей, что любовь неправильная, то сейчас, на момент этого разговора, он был ему слишком важен, важнее почти любой вещи. — И если в одном бою он потеряется, отрежут, рассыплется, и… — Когане скосил взгляд, сминая губы. — В общем, я не хочу, чтобы с ним… — парень осёкся, вспоминая слова, которыми МакКлейн характеризовал тот ритуал, желая произнести именно их, в то же время больше и пугаясь от них. — О боже, не верю, что скажу что-то столь слащавое, — он протяжно выдохнул ввысь, а после вновь посмотрел именно в те ожидающие чего-то глаза. — Чтобы с нашей любовью, заключённой в нём, что-либо случилось. — О Кииит, — Лэнс пролепетал, просиял до невозможности, притёрся к нему носом и посмотрел такими влюблёнными глазами, что у Когане снова внутри всё только бухало в груди. — Я даже не подумал… Красный паладин, отворачиваясь, фыркнул, прекрасно ожидая подобного. — Я так тебя люблю, Кит, — шептал МакКлейн, обвивая руки вокруг талии и склоняясь ещё ниже, прикасаясь мягко губами к губам. — Да, да, конечно, — буркал Кит, теряясь и отворачиваясь от столь яркого и невозможного Лэнса, который напрочь сметал остатки хоть какой-то ясности ума у Когане. — Ну эй, люблю же. — Я знаю. — А ты?.. Лэнс придвинулся к нему впритык, уже прижимая и за талию и будто выпрашивая себе награду теми своими щенячьими глазами. — Что? Я и так сказал сегодня больше, чем нужно, — бросил Когане, уже пыхтя и раздражённо смеряя МакКлейна взглядом. — Эй, нет, а самое заветное? Ну же, детка. — Зараза, я… — красный паладин осёкся и с силой замотал головой. — Нет. — Кит, — выдавил Лэнс с нажимом, а после сделал нечто вообще сверхвозмутительное. Он залез руками под футболку Когане и не просто с целью прикоснуться к коже, а защекотать. Красный паладин совершенно не был готов к подобному дерзкому повороту событий и стал истерично хохотать на все те невыносимые ощущения, дёргаясь, вырываясь, в то время как Лэнс лишь напирал, так глупо причмокивая губами. — Ну-ну, я жду. — О боже, нет, — говорил сквозь смех и слёзы Кит. — Я же сказал, нет, нет, и ты не посмеешь. — Что значит, я не посмею, — МакКлейн сузил глаза и на миг остановился, и Когане вкупе с теми подозрительными интонациями это почему-то не понравилось. — А если вот так? Когда Лэнс буквально завалил его на ту кровать, придавливая весом, телом, и став ещё быстрее и несдержаннее щекотать его, уже чуть ли не задирая футболку до верха, Киту показалось, что ещё немного и он на самом деле сойдёт с ума. МакКлейн не щадил его, он всё щекотал, всё дул в ухо, всё тёрся и всё сам смеялся безудержным невероятно радостным смехом от того, что в их импровизированной схватке побеждает оппонента более чем. — Ну как? Сдаёшься? — пропел Лэнс и поиграл бровями. — О, да брось, ни за что. Красный паладин уже не знает, сколько тех слёз выступило на его глазах, потому что щекотка — воистину запретный приём для него, а Лэнс ещё будто как назло даже и не думал останавливаться, лишь продолжая мучить его и так. — Ну Лэнс, хватит, серьёзно! — вопил Кит, будучи уже в беспамятстве. Его истерика была настолько сильна, что во всём том безумии он даже не мог ни на каплю прийти в себя, чтобы дать хоть сколько-то достойный отпор, а не вяло и сбивчиво пихаться ногами и руками, как сейчас. — А я сказал, что ты знаешь, что нужно делать, — выдал Лэнс, а после нарочито надулся. — Эй, так нечестно, почему я постоянно хочу сделать тебе приятно, а ты даже не хочешь попытаться заставлять моё сердечко трепетать, а? Ты не представляешь, как оно сильно бьётся, когда ты говоришь мне это, — интимно шептал он в ухо, уже спускаясь ниже. Кит стал в неконтролируемом порыве сминать губы и лишь крепче притягивать к себе Лэнса за спину, когда к коже на его шее прикоснулись губами. — Я так люблю, когда ты мне признаёшься, — промурлыкал МакКлейн, проводя руками по торсу уже не с целью защекотать в пытке, а чтобы в той же пытке огладить и провести с нажимом руками, вызывая чувства уже другие, но обладающие гораздо большей силой. — Ты же умный и хороший мальчик, ну. Лэнс очень любил дразнить и провоцировать. Кит очень не любил поддаваться. — Кит… Однако когда МакКлейн прикоснулся губами левее подбородка, искоса тем взглядом заглядывая ему в глаза, Кит решил послать все их переигрывания куда подальше. Не поддаваться было просто невозможно. Он сдался. Уже в который раз сдался, падая в плен тех глаз. — О боже, иди ты к чёрту, МакКлейн, да, — выдохнул Кит, притягивая к себе уже за волосы вовсю ухмыляющегося кубинца. — Да, я тебя люблю. Ту ухмылку он тут же пробует на вкус.***
Кит всхлипнул от наплыва тех воспоминаний и чувств, которые то прошлое несло. Взгляд уцепился за свет, такой странный, исходящий из ящика тумбочки волнами и переливами. Мелькал то синий, то зелёный, то красный. Когане потянулся к ним, и когда бережно отодвинул ящик, то увидел то. Парень прошипел и прикусил губу, чтобы не полились слезы. «— Оооо, Кит, они светятся, ты обязательно должен это увидеть!» Кит протянул руку и взял браслет. Он поднёс его к себе трепетно, держа в двух руках, будто боясь потерять хотя бы эту вещицу, хотя бы эту кроху, эту часть всего, уже разбитого вдребезги и потерянного. — Лэнс, ты был прав, — прошептал Кит, осторожно обводя пальцами те светящиеся камни. — Они и правда светятся. Это и правда прекрасно. И всё. Он плакал снова. Всё снова тщетно. Эти чувства надо отбросить. Забыть. Уничтожить. Сломать и отринуть напрочь. Почему он никак не может сделать это?.. Со злости Кит почти не отшвырнул украшение в другой конец комнаты, но в последний момент перед ним с потолка выпали четыре мышки. Он от удивления распахнул глаза и непонимающе посмотрел наверх, поражаясь от неожиданности ситуации и от того, как они вообще смогли найти к нему путь через вентиляцию именно в такое время. Переворачиваясь и ёрзая на кровати, мышки попискивали и подбегали к нему. Самая большая стала тереться и лизать его руку, опирающуюся на кровать, в то время как остальные, запрыгнув ему на колени, с пищанием пытались вскарабкаться на него выше, к нему ещё, ближе. «Странные мыши», — выдохнул в своём осознании Когане и просто повалился в бессилии спиной на перину кровати. Мышки, издав какой-то довольный звук, пропрыгали к его лицу, уткнувшись в него и став тереться. Лишь в тот момент ему удалось рвано просмеяться от щекочущих и столь мягких прикосновений. — Эй, эй, всё в порядке, — шептал он, заверяя и легко поглаживая по головке самую маленькую мышку. Их это не удовлетворило, и они в следующий миг чуть ли не запрыгнули на него, заваливая и того дальше. Та возня отвлекала, и парень лишь издал очередной смешок, тихонько теребя и поглаживая уже и остальных обеспокоенных питомцев. — Значит, и вы всё чувствуете, да? — сказал он, из-под чёлки посматривая на них, уже расположившихся и завалившихся вдоль его руки. На него странно посмотрели они все и даже, казалось бы, кивнули. Кит не стал разбираться с этим, а просто протяжно выдохнул. В конце концов, он и правда был признателен им за попытку облегчить душу. Душа не облегчалась, но хотя бы на немного, на ту чуточку теплее стало. Паладин прикрыл глаза и усмехнулся вполголоса. И правда странно всё это. — Спасибо… Когда он открыл их, то поднёс к себе браслет, сжимаемый второй рукой всё то время. Кит уже изничтожил порыв избавиться от вещицы на корню с той же злостью, с которой хотел швырнуть украшение об стену. Под напряжённые взгляды мышек он лишь прижал к себе, к груди, тот браслет, сжав его только крепче Это его. Это принадлежит ему. Как символ, как последнее оставшееся. Кит боком лёг на кровать и заворожённо стал наблюдать за теми переливающимися камнями. Он заснул с тем тёплым ощущением от поддерживающих его рядом мышек и греющих камней, что сжимал в руке, будто держась за них как за спасательную соломинку. Будто это — последнее, что держало на плаву. Будто «заключённая в них любовь» грела. — ААААААААААААААААААААААА, НЕТ, НЕТ, НЕТ, НЕТ, ПОЖАЛУЙСТА, НЕТ!!! Той же ночью Кит проснулся от крика Лэнса. Голос был настолько громким, душераздирающим и нескончаемым, что не проснуться в ближайшем радиусе его комнаты было невозможно. Парень вскочил сразу же, страшась, но действуя немедленно. Когда Когане выбежал из-за двери, он, так как их комнаты были ближе, столкнулся с напуганным Ханком, выскочившим тоже. Они ломанулись на крики и забежали к Лэнсу первые. Цель — искать причину криков, искать врага. Но врага не было. Лэнс просто кричал и ворочался, метался на кровати, с силой стискивая в руках простынь, дёргаясь и ими. Когда в комнату ворвались и Широ с Пидж, Кит уже подобрался к МакКлейну и начал трясти его в попытке привести в себя. — АаААА-Аа-А… — синий паладин не переставал вопить, но словно медленно просыпался, подёргиваясь от той дымки и меньше ворочаясь. Когане хотел отстраниться и уступить место Широ, потому что знал, что Лэнс завопит ещё больше, когда проснётся и увидит перед собой именно его, именно Кита. Парень почти отодвигался, как МакКлейн с силой вцепился в него и уткнулся ему в грудь. — Не бросай меня, не уходи, не ненавидь, пожалуйста, молю, молю, не надо, не надо… — бормотал в бреду Лэнс и продолжал лишь рыдать, и не отпускать. Остальные были в недоумении от подобного. — Не говори, что ненавидишь, не надо, не надо, нет, нет, пожалуйста, я сделаю всё, всё, всё… — он бормотал панически, дрожаще, быстро и тихо, пребывая всё ещё в плену своего забытья. А Кит начал понимать, что происходило с Лэнсом после того, как услышал эти, именно эти слова. «О нет, только этой проблемы сейчас не хватало», — мелькнуло в голове у красного паладина, потому что проблем сейчас было слишком настолько много, что становилось уже невыносимо. Но Лэнс выглядел сейчас настолько разбитым, потерянным и сломленным в том своём полусне, что Кит банально не мог безучастно на это смотреть. Он знал, что этого делать не стоит, он уже попался на этом недавно, уже думал, что хватит, но всё равно поддался порыву успокоить и аккуратно провёл руками по чужим предплечьям. — Пожалуйста, что угодно, прости, не уходи, люблю, люблю, пожалуйста, нет, только не это, нет… Когане чуть крепче сжал пальцы, встряхнув МакКлейна ещё раз. — А? Резким движением Лэнс откинулся, и первым, что он увидел, за что зацепился и впился его взгляд, так это за такие же ошарашенные, как и у себя, глаза Кита. Синий паладин потеряно приоткрыл рот, а потом резко отшатнулся назад, шарахаясь об стену. Парень лихорадочно стал оглядывать помещение, не понимая. — Ох, чёрт, ребята, — МакКлейн заметил встревоженных остальных и перевёл на них взгляд, с силой вжимаясь в стену. Слёзы больше не текли, но мокрые дорожки на щеках ещё не подсохли. — Вы тут, что я… — Ты слишком громко кричал, — проговорил Широ, потупив глаза. — Ох, я… я… — заикался и хрипел Лэнс в бессилии. Зашипев, он сжал колени, а после печально засмеялся в голос. — Вот гадство, — бросил МакКлейн, утирая слёзы. — Мне ещё могут сниться кошмары с того времени. Кит склонил голову в вопросе, ведь Лэнс повернулся и смотрел сейчас именно на него. — Тот момент, — синий паладин потыкал пальцем о свою щёку, — когда ты меня бросил, мда. Гадство, одним словом, и вторым — отстой. Извините, я ещё и сам не понял, что к чему. — Ты… — начал Ханк, подходя ближе. — Не обращайте внимания, — МакКлейн прервал его. — Просто именно об этом моменте их давно не было, потому этот и оказался сильнее обычных, — он пытался говорить спокойно, но всё равно было видно, как он всем нутром буквально сжимался. — Я почти привык к этому и… к прочим. Горечью прожгло Кита и окружающих. Лишь пара тех жёстких фраз вызывала такие кошмары у Лэнса. У того сломленного влюблённого Лэнса тогда, который преследовал и нынешнего Лэнса, который уже, в свою очередь, Кита ненавидел. И даже более того. «К прочим». Неизвестно, какого рода головные боли продолжали его преследовать от того перевернувшего их жизнь Магиуса. Когане сглотнул и развернулся, чтобы уйти, потому что понимал — здесь ему больше делать нечего, как и не сделать ничего с ситуацией. — Спокойной ночи, — лишь тяжело бросил напоследок красный паладин. Ханк подбежал и в порыве обнял Лэнса со всей силой и вниманием. — Как же я рад, что больше ничего не случилось, — говорил с облегчением Гаррет, прижимая к себе ещё больше то сейчас инертное тело. — Не переживай, всё в порядке. Мы справимся с этим. — Ночи. — Да… отдыхайте. И остальные расходились тоже, в душах которых теперь оседал пренеприятный и липкий тот осадок от подобной царящей безысходности. И раз из-за взаимодействия, хоть какого-либо резкого общения с Лэнсом, его преследуют такие кошмары, Кит окончательно после произошедшего решил, что очередь забыть всё — теперь его. Таким образом время и текло. Кит научился огрызаться и вновь беситься, пусть и в гораздо меньшей степени, чем раньше, но уже лишь изредка меняя взгляд с нахмуренного на трепетный. Лэнс не учился ничему, так как все те осадки и раздражения его вымораживали, и он, пусть по большей части красного паладина и избегал, но огрызаться в ответ не забывал тоже. Хотя приоритетной формой поведения для них всё же являлась избегательная. Соответственно потому в следующий раз, когда вновь настало время приёма на планете кинарийцев, никто уже не предостерегал Лэнса и Кита, чтобы они вели себя нормально. В команде знали, что теперь парни не подойдут по своей воле друг к другу ни на шаг, и оттого имелся хоть единственный плюс — никому не придётся опасаться внезапно начавшейся драки. Что в итоге и вышло. Красный и синий паладины сторонились друг друга. МакКлейн сторонился, дувшись, а Когане, которого всё это со временем уже достало и который уже осмелел, дувшись тоже. Если они и пробегались случайно глазами по друг другу, то просто кидали друг в друга напряжённые взгляды и мигом отворачивались. Лэнс всё ещё не мог флиртовать ни с кем из своего окружения, потому, вероятно, Кит психовал от такого поведения меньше, чем мог бы. И то есть приём проходил практически спокойно. Парни просто слонялись по отдельности, то и дело кивая лепечущим им что-то благодарным кинарийцам и ожидая, пока старшие не разберутся с необходимыми сейчас переговорами. Практически. Практически спокойно до того момента, как Лэнс не увидел ту девушку. Паладин приоткрыл рот и стал пристально вглядываться в мечущуюся фигуру, кружащуюся и мило щебечущую с прочими инопланетянами. Это же точно была именно та девушка, пусть и со сменившейся внешностью. Её волосы стали гораздо длиннее и заплетённые в высокий хвост опускались уже ниже поясницы, кожа стала на несколько оттенков светлее, изменили цвет на изумрудный и глаза, но это была определённо она, — Лэнс был уверен. В душе буревало странное тягучее не его чувство, и инопланетянка в его глазах будто подсвечивалась. Вокруг неё и правда витал какой-то слабый ореол некоей дымки. Парень протёр глаза от непонимания, потому что она действительно светилась, и почему все думают, что это нормально? Следующая мысль разъяснила ему и это — все думали, что это нормально, потому что лишь МакКлейн видел подобные изменения в ней. Прикусив губу до боли, парень злился, злился, злился и снова злился, потому что это она, та ведьма, та гадская самая ведьма, которая напоила его зельем и которая всё сломала. И плевать ему, что она туда ещё добавила, кроме Магиуса, раз она для него сейчас странно подсвечивается. Девушка его бесит, и синий паладин её был удавить готов. Лэнс ломанулся к ней. — Оооо! — протянул паладин, подкравшись к ней сзади и вцепившись рукой за плечо, чтобы та ненароком не сбежала. — Ёй?.. — ведьма повернулась и икнула, подёрнувшись. Теперь МакКлейн, судя по её бегающим и паникующим глазам, был на сто процентов уверен, что это точно та самая гадкая ему ненавистница. — Здраааавствуйте, милеееейшиий?.. — протянула девушка опасливо и попробовала отступить шагом назад, но ничего не вышло, так как хватка паладина была непреклонной. — Давай-ка отойдём, а?! — выдал Лэнс сквозь зубы. Он зло и нервно подёргивался, а также жутко улыбался. Ведьма ойкнула снова.