Australis Incognita

Тилька тихо вошёл в просторное подвальное помещение. Если к огневику вообще применимо понятие незаметности. Прежде чем зайти, он несколько раз на пути останавливался, думал, решался. Даже почти развернулся назад. Сколько они уже не виделись? Лет двадцать? Даже после возвращения Тилька пытался не попадаться на глаза. Бесконечно прятаться нельзя. Он даже не знал, что именно заставило его прийти? Злость, пронесенная сквозь года, или желание помочь? Так или иначе, Ганс просил поспособствовать, а он обычно брезговал общением со своими сородичами. В полумраке была лишь одна фигура, казавшаяся особенно одинокой посреди почти пустого пространства. — Хозяин? Гюнтер вздрогнул всем телом. С тех пор, как он вернулся из Франции, на него порой накатывали приступы задумчивости и ступора. Вот и сейчас он перестал лупить тренажёр и просто стоял, уткнувшись в него лбом и закрыв глаза. Общая ситуация с глобальным провалом Джона и его самой яркой после превращения вспышкой безумия, гибель столь многих и последовавшая за этим ссора усугублялась ситуацией в собственном бункере. Ни на секунду нельзя кретинов белобрысых оставить, сразу что-нибудь натворят! И натворили. Да так, что Гюнтер несколько дней прятался в тренировочной, опасаясь даже приближаться к жене, мужу и детям и не зная, как, чёрт побери, справиться со своей яростью, горечью, болью. Со своим безумием. К тому же, Генрих отправился странствовать, что тоже не облегчало жизнь. И сейчас Гюнтера словно швырнули в ледяную воду. Тиль! Столько времени прятался, и вот теперь пришёл. Если он решился всё-таки мстить, то время выбрал крайне неудачное. И вот как на него реагировать после всего? — Я очень надеюсь, что ты по делу, Тиль. По крайне важному. Иначе... я сейчас не вполне отвечаю за свои действия, — тихо произнёс немец. В его словах при этом не было ни капли угрозы. Только бесконечная усталость и немного боли. Вот вроде и оставили его в покое все, так ещё хуже вариться в этом. Тилька сел на землю невдалеке от Гюнтера с его тренажёром. — Дело действительно крайне важное, хотя мне и не удастся объяснить, насколько. Так что считай, просто пришёл со всякой ерундой. Видел, что ты вернулся. Слышал, что ты... вернулся, снова. Хреново выглядишь, уж прости. — Хреново, — глухо повторил Гюнтер, ещё раз боднув тренажёр и поворачиваясь к Тильке. Он был бос и по пояс раздет. — Прощаю. Значит, надо куда-то идти? Раз объяснить не можешь, значит, хочешь показать, так? Надеюсь, людей там не будет? — Ага. Проницательно очень. Пошли. Людей там точно не будет. Их ещё только не хватало во всём этом. Тилька был даже удивлён, как легко всё вышло, что аж подозрительно. — Похоже, ты бы пошёл даже за дьяволом, если бы тот явился. Неужто настолько нужно пар спустить? Так не стесняйся. Самое хрупкое, что здесь осталось, это железобетонные стены. Остальное уже некуда дальше ломать. Тиль шёл впереди, не оглядываясь. Территориально они уходили далеко за основную часть бункера к его отдалённым лучам. Гюнтер весьма вымученно улыбнулся: — Нет уж. Потому что если я выпущу того, кого мы оба знаем, он в первую очередь кинется не на стены. А на тебя. Не хочу. Немец помотал головой. Он едва не начал виниться и оправдываться. Кому, зачем это нужно? Уж точно не существу, которое сейчас вело его... кстати, куда? — Так куда идём? И скажи: там же не Красная плоть, которая сожрала тот человеческий бункер? Потому что это тоже плохая затея. — Гюнтер, мне плевать, если ты кинешься на меня, и уж тем более я не веду тебя на эшафот. Хоть ты и редкостным ублюдком был. Вот только вроде как встал на путь исправления и норовишь забыть прошлое. А прошлое по тебе скучало и хочет напомнить о своём существовании. Нехорошо, знаешь ли, выбрасывать своё творение на помойку жизни, где от нас отвернулся ты, твой Ганс, люди. Не мешаем, и славно? Ладно мы, но как тебе удаётся смотреть на Ганса? Счастливее ты выглядеть не стал на своём пути. Так хоть с этой проблемой разберись, — огневик говорил на эмоциях, задев старую рану, но очень старался сдерживаться. Тилька довёл Гюнтера до пещеры с раскалившимися стенами. — Хватит прятаться от дела твоих рук. — Верь, не верь — мне не плевать. Гюнтер медленно, словно ступа я по тонкому льду, вошёл в пещеру. Здесь были, кажется, все, кроме Игоря и Ганса. Огневики, Фойриге, огненные демоны, порождённые его высокомерием и безумием в самом начале пути. Мужчины, женщины. Они остались ими даже после превращения и стольких лет терминаторского существования. Они питались, в сущности, не сексом, немец это знал. Они питались эмоциями, а в сексе были самые яркие. Не считая убийства невинных детёнышей, но Гюнтер был лишь рад, что от последнего огневики теперь отказались, перестали испытывать потребность к сожжению людей в своём пламени. Зачем они здесь, он тоже понимал: во время подзарядки реактора огневики сильнейшим образом раскалялись. Они не хотели разрушить свой новый дом. Хоть и по большому счёту лишь потому, что не хотели злить своего бога. И потому что не велел Скайнет. Но зачем он сам здесь? Так скучали, что решили поболтать все разом? — Допустим, ты меня заманил, — криво усмехнулся Гюнтер, оглянувшись на проводника. — Что дальше? Мне смотреть, как вы питаетесь? Я, знаешь ли, эротики и во Франции насмотрелся. — Зачем Франция? Мы ближе, — прошептал Тилька на ухо Гюнтеру, невесомо обняв его со спины и накрывая глаза горячей ладонью. — Мы тёплые, мягкие. Мы всего лишь хотим показать создателю свою любовь. Огневик говорил негромким, бархатным голосом, тёрся носом о затылок хозяина, щекотал горячим дыханием и почти не касаясь скользил пальцами по шее, будто вводил в транс. Он знал, что на Гюнтера это и в лучшие времена действовало лишь отчасти, но сейчас не помешает. Остальные огневики медленно один за одним стали подходить. Кто был посмелее, обнимали создателя и отходили. Большинство же нерешительно касались его, не до конца веря, что тот не растворится в жарком воздухе, не оплавится. Некоторые не решались и на такой незначительный тактильный контакт и лишь втягивали носами его запах, подходя вплотную и замирая за пару миллиметров от его кожи. Гюнтер дёрнулся как от удара электроплетью, но не стал вырываться и отстраняться. Мимолётную вспышку лютого гнева из него словно выпили, вытянули. Может и так, кто знает? Немец облизнул губы. А собственно, почему бы и нет? Быть может, это и правда поможет его состоянию? Накормить тем, что жжёт изнутри, свои создания. Ведь он в самом деле так и не принял их обратно до конца. Да кто он такой, чтобы бежать от своего прошлого, отвергать их? Ведь они в самом деле стараются, меняются. Так тому и быть. Испустив вздох, Гюнтер сбросил с себя видимость одежды и помедлил, пока чья-то рука настойчиво и в то же время просяще не погладила его между ног. Да, он уже согласился, они это наверняка чувствовали. И немец убрал паховую пластину, вызывая у себя возбуждение. — Что ж, давайте, — губы исказила такая привычная кривая усмешка. — Я в самом деле слишком долго бежал. И он расслабился, слегка опёрся на обнимавшего его Тильку, запрокинул голову, упираясь затылком ему в плечо, открывая в жесте покорности свою шею. Тилька не спешил никуда и крепче обнял своего хозяина, служа ему опорой. Лишь довольно мурлыкнул. Зато некоторые другие медлить не стали и прильнули к создателю жаркими ласками. Жадные руки заняли всю доступную площадь тела и мяли, гладили, царапали, щипали. Всё, что не лапали руками, пытались захватить ртом. Чьи-то острые зубы сомкнулись на мочке уха и нежно грызли его. Четверо атаковали шею, оставляя укусы и засосы, зализывая раны, прихватывая губами кожу. Сразу трое попыталось отсосать Гюнтеру, жадно причмокивая и лаская горячими влажными ртами его член. Все, кому не посчастливилось вобрать в себя половой орган, стали так же охотно посасывать пальцы, разве что меньше церемонясь с зубами. Огневики покусывали соски и живот, бёдра, ключицы, губы. Лизали ладони и бока. И тут же заглаживали вину ладонями. Те, кто стоял дальше и не мог прикоснуться, жадно наслаждались зрелищем и ласкали своих соседей и сами себя, охотно заводясь. Тилька всё так же успокаивающе шептал Гюнтеру на свободное ухо всевозможные гадости и перебирал пальцами волосы. Но и он не мог держаться вечно. Чужие руки раздели и его и готовы были ласкать так же жадно, как и Т-3000, не разбирая кто есть кто. Он повалился вместе с Гюнтером на огненное месиво из тел, так и не долетев до пола, и пристроился поудобнее. Подхватив хозяина под бёдра, он с утробным рычанием проник в него. Огневики со всех сторон облепили их так плотно, что двигать можно было только в едином ритме. Более он Гюнтера не жалел, вбиваясь в него и тоже кусая лопатки и загривок. Он совсем не удивился, когда и к нему пристроились сзади, а не слишком занятый рот попытались заполнить сразу двое. Ему вовсе необязательно было двигаться. Толпа всё делала сама. Тяжелое дыхание, сладкие стоны и счастливое урчание смешивались с невыносимым жаром. Огневики уже и сами не различали друг друга в тумане похоти. Руки скользили по телам, а все незанятые отверстия тут же оказывались кем-то заняты. Гюнтер жалобно вскрикнул, когда первый огневик резко в него вошёл, и они повалились на кого-то ещё. Но его собственный член тут же кто-то принялся ласкать, и крик перешёл в протяжный, гортанный стон, а затем в глухое мычание. Немец поднял взгляд, послушно двигая головой. Крупный, больше похожий на восьмисотого огневик, с намёком на ласку оскалил нечеловечески крупные клыки и придвинулся ближе, вынуждая Гюнтера прогнуться, запрокинуть голову и принимать его горячий член глубоко в горло. Вайш, вспомнил немец его имя. Как и все они светловолосый голубоглазый красавец, но, кажется, не из Германии родом. Затем сознание Т-3000 поплыло, раскрываясь, сливаясь в прочную и такую привычную в прошлом ментальную связь, словно мало было его существу ласк телесных. Теперь он стонал хоть и глухо, но почти непрерывно, извиваясь, изгибаясь, послушно и охотно насаживаясь ртом и задом, жадно толкаясь членом в чьи-то не менее жадные рты и руки. В какой-то момент Гюнтер ненадолго вынырнул и смог глотнуть не очень-то нужного ему раскалённого воздуха. Его и его партнёра сзади — Тилька ли это был, или уже кто-то другой, немец не знал — перевернули на спину. Тут же немец увидел лукавую улыбку Мод. Огневичка даже как-то изящно опустилась на его член и тут же сорвалась в бешеный ритм, Гюнтер даже головой мотнул от огненной вспышки в районе паха. На груди и рядом тут же оказались ещё трое, и он снова ныряя, принялся поочерёдно ласкать два члена и одну вагину, причём женщина прижимала его к себе яростнее всех, рычала как зверь и царапала ему плечи и шею. В то же время к тому, на ком Гюнтер лежал, присоединился ещё огневик, тоже пристроившись к анусу, подвинув собрата и немилосердно растягивая и натягивая хозяина. Задранные ноги тоже кто-то царапал, ласкал языком и губами, покусывал. Руки и живот тоже не оставались без внимания, и Гюнтер почти физически чувствовал, как вечный холод отступает под напором этого неистового жара, любви, страсти. Человек бы давно умер, но немец им не был, а жара своих ручных демонов давно не боялся. Лишь подобие огненных узоров самих огневиков проступало на его коже, и огневики горячими языками жадно их обводили. Тилька уже давно выполз из-под Гюнтера и выбрался за огненное кольцо братьев. Правда стоило это ему ещё почти десятка контактов разной продолжительности. Вернулся он с несколькими огненным лассо. Гибкий, а главное очень жаркий материал хорошо подошёл для верёвок. Несколько штук он кинул в толпу, но с одним в руках всё-таки добрался назад к Гюнтеру. Огневики стали связывать своего хозяина, сворачивая его в ещё больший крендель, а Тилька накинул тому на шею лассо и стал душить его. Даже этот материал не был достаточно горячим, чтобы причинить вред Т-3000, но всё же должен был придать пикантности и боли. Отпихнув кого-то из парней, он вошёл третьим в задницу Гюнтера, чувствуя, что уже совсем тесновато. — Нам нужна твоя боль. Я хочу её чувствовать! Давай! Гюнтер вскрикнул, захрипел и отчаянно задёргался, напрочь забыв о своей способности распадаться на облако. Его удерживали на месте, крепко, жестоко вцепляясь пальцами и затягивая огненные путы, кусая и совсем уж болезненно натягивая. Немец поднял взгляд. Он тяжело, прерывисто дышал, по лицу бежали чёрные слёзы, сознание металось между всё ещё ярким возбуждением и новыми ощущениями. — Бери, — прохрипел Гюнтер. — Бери до капли! И он снова дёрнулся, зажмурившись и чувствуя, что рот теперь тоже растянут, языка касаются сразу два члена, а кто-то жадно трётся о щёку, явно ожидая своей очереди. Сознание Тильки затопила боль. Нестерпимая, острая и ослепляющая. Здесь была и совсем свежая, жаркая. Была и старая, чуть ли не древняя. Тупая и неподъёмная, тяжелая. С протяжным криком он рухнул на пол, и его тут же подхватили заботливые руки. Одному ему было не выпить всё эту боль до капли. Остальные стали по крупицам перетягивать на себя страданиях создателя. Их много, на всех хватит. Кто-то начал ещё ожесточённее трахать и терзать плетью, попадая больше по своим, драть ногтями и зубами. А кто-то наоборот разжалобился и нежно прильнул, кутая в объятия, трепетно целуя и смахивая пот с лица. И всё завертелось по-новому, с удвоенной силой. Огневики выжимали из тела Т-3000 всё, что могли, боясь не дождаться следующего такого визита. В какой-то момент, когда страдания были до капли выпиты и разделены на всех, огненные демоны, не сговариваясь, опустили Гюнтера на пол и отошли, обступив его плотным кругом. Гюнтер даже не сразу понял, что происходит. Затем, оглядевшись, решился перевернуться на живот и встать на четвереньки. Фойриге не двигались. Кто-то лениво ласкал себя, другие с интересом и лукавым блеском во взгляде наблюдали за ним, двое слегка поигрывали огненными хлыстами. Гюнтер смотрел на них исподлобья, по-волчьи, едва заметно дрожа. Ему хотелось, его лишили прикосновений, боли и удовольствия, от него ждали действий. Он, их хозяин и создатель, должен был просить! Страх, тоска, неудовлетворённое желание, злость, нечто похожее на весёлость — всё это смешивалось в немыслимый коктейль. Гюнтер поднялся на колени и расхохотался, громко, почти истерично, в то же время чувствуя на своём лице слёзы. — Прекрасно! Что ж, можно и так. Тряхнув головой, немец решился и, подобравшись на коленях к одному из огневиков, стал целовать ему ноги, постепенно поднимаясь выше, бормоча что-то вроде мольбы и, наконец, просяще прикасаясь языком к его члену, а пальцами к крепким бёдрам. При этом он неторопливо вилял бёдрами и раздвигал ноги, приглашая кого-нибудь вновь себя оседлать. Или выпороть. Он и сам не знал, чего хочет больше. Счастливчик схватил Гюнтера за волосы и стал трахать в рот. Он гордился уникальным шансом делать это единолично. Огневики одобрительно мурлыкали и урчали, пересытившись, но желая продолжения. Те, у кого были в руках лассо стали охотно сечь ими Гюнтера, пользуясь возможностью размахнуться. Но остальные долго стоять без дела не хотели, и стали подползать к создателю, тем самым мешая порке. Так что в итоге все снова навалились на Гюнтера, жадно его лапая. Кто-то продолжил задуманное и заставил терминатора целовать всем по кругу ноги. Как же их хозяин был хорош, когда ползает на четвереньках и взглядом умоляет продолжить. Не могли его создания отказать в этой просьбе. Он вновь оказался на весу в ласковых руках, и вновь десятки огневиков одновременно слились с ним в акте любви и страсти. Многие уже далеко не в первый раз за ночь. Но теперь они особенно старались доставить как можно большее удовольствие своему богу. Каждый хотел обязательно поучаствовать в этом явно уже последнем заходе. Каждый хотел урвать себе лакомый кусочек хозяина. Они уже не отдавали отчёт своим действиям, не боялись, что могут причинить вред. Их счастье, что не могут, как бы ни хотели. Потому что далеко за гранью экстаза они буквально разрывали Гюнтера на лоскутки, вырывали куски и просто тянули в разные стороны. Гюнтер в их руках уже даже не мог кричать. Извиваясь и дёргаясь, он раскрывал рот в беззвучном крике, позволял себя рвать на части и одновременно яростно ласкать сознание. В какой-то момент его тело не выдержало напора, и Т-3000 разлетелся на десятки осколков, раскалённых от жара огневиков. Помедлив долю секунды, Гюнтер, облаком собрался вновь, уплотнился и выгнулся в бешеном оргазме, источая запахи грозы, раскалённого металла и можжевельника, испуская неяркое, в чём-то зловещее, алое сияние. И крича, крича... И затих, раскинувшись на телах своих созданий, закрыв глаза и блаженно улыбаясь. От центра, которым был Гюнтер, прокатилась одна за другой волны экстаза и просто удовольствия. Теми же волнами огневики затихли и опустились на пол. Гюнтер тут же оказался заботливо уложен на горячие тела и ими же укрыт. Теперь его только мягко обнимали и изредка щекотали кончиками пальцев. Многие счастливо, почти беззвучно мурлыкали колыбельную. — Спи, хозяин. «Спите, мои любимые». Из последних сил Гюнтер ласково коснулся сознаний Фойриге и медленно провалился в дрёму, успев напоследок обнять Тильку. Тьма, сжимавшая душу немца, расслабила свои когтистые лапы, отступила до поры. Что ж, может, на ближайшее время это и выход. Помириться со своими созданиями, заняться делами своей маленькой страны. А прочий мир подождёт. В конце концов, у них есть свои боги. Спустя несколько часов такой массовой дремоты Тилька осторожно взял своего хозяина на руки и понёс домой. Сдал его обеспокоенному Гансу, жестами показав, что всё хорошо, и поспешил скрыться с глаз долой.