Australis Incognita

«Опять ты, уродец несчастная». Тасман принимал банные процедуры и был слишком расслаблен и унижен, чтобы произносить это вслух. Хоть его и привязывали к крестовине, чтобы обмыть, остричь и побрить, но он уже давно стал относиться к данной процедуре почти с любовью или хотя бы смирением. Это было почти что самым приятным в его тюремной жизни. А если не причинял никому проблем, и ни у кого не портилось настроение, то и вода была тёплой. Наверное, больше потому, что трое санитаров и сами не хотели стоять под ледяной. Впрочем, сейчас они куда-то бесшумно испарились, а потом Тасман смог через плечо увидеть и саму виновницу исчезновения. Осмо неторопливо прошла вперёд, попутно раздеваясь. Модифицированное покрытие кожи не только предавало ей необычный вид, но и позволяло пользоваться самым минимумом одежды. Сейчас она просто сняла халат и туфли на каблуке с подбоем. Туфли ей нравились особенно. Ей льстило то, как вздрагивали пациенты и её подчинённые, услышав чёткий стук её шагов. Подойдя к Тасману со спины, Осмо аккуратно обняла его и, одну ладонь положив ему на грудь, большим пальцем другой заставила его приподнять подбородок и провела по нему. — Ты немного зарос, мой хороший, — вкрадчиво прошептала она, приблизив губы к уху человека и едва не касаясь его языком. «Не обращай внимания, и оно уйдёт! Не обращай!» Иногда Тасману хотелось быть маленьким ребёнком. И с каждым годом всё чаще и чаще. Только бежать всё равно было не к кому. — Боюсь, это никак от меня не зависит. А ты нас прервала. — Я знаю. Но всё же дело надо закончить. Так хорошо, когда заходишь в палату, а пациент чист, опрятен и приятно пахнет. Так жаль, что этому приходится учить. А ведь вы ещё утверждаете, что не настолько животные, как мы вас считаем. Осмо пребывала в благодушном настроении. То, что Тасман её побаивался, ей нравилось. За столько лет она изучила его как облупленного, да и он сам в последнее время реже скрывал свой страх. Хорошо, это хорошо. Значит, дрессировать этого зверя всё же получается. Хотя и не так быстро, как хотелось бы. Отойдя в сторону, она отрегулировала потоки воды так, чтобы на голову и лицо ничего не лилось, и вернулась с пеной для бритья, которую растирала между ладонями. Опять же зайдя за спину человека, она принялась наносить эту пену на его лицо. — Ты сегодня такой спокойный... всё думаешь о тех незваных гостях? Тасман нисколько не сомневался, что у него это на лице было написано. Ещё бы, а о чём ему ещё думать? Нет, он уже секунд сорок обдумывал новую колкость, а ведь раньше они просто лезли сами без всяких усилий. Это была игра, в которой он был мастером. — Неужто и тебе зубы пообломали, гарпия? — усмехнулся пленник. — Жаль, что они не успели уйти. Из них собеседники куда лучше вас. Не твердят одно и то же. — М-м-м, кусачего зверька внезапно погладили и угостили сахарком, а он уже пузико для почесона подставил? — промурлыкала Осмо, очищая руки и ловким движением открывая опасную бритву. — Такие хорошие, добренькие гости... пришли, поболтали, развлекли, даже подарочки принесли... — На безрыбье... — дальше Тасман предпочёл заткнуться и замереть. Он знал, что Осмо прекрасно управляется этим старинным инструментом, и царапины не оставит. Но лишь в том случае, если он сам приложит к этому усилия. Будет дёргаться — она-то бритву не уберёт. И лужи крови потом могут заставить вылизывать. Впрочем, не в душевой. «От ваших разговоров и подарков уже тошно и зад болит». — Да, я понимаю, — словно бы сочувственно выдохнула Осмо, аккуратно срезая щетину. — Но я другое сказать хочу: стареешь ты, Тасман. А если им была какая-то выгода в том, чтобы тебя задобрить? А если... — тут она перешла на свистящий зловещий шёпот. — Они не люди, а бесы, явившиеся украсть твою душу? Закончив с бритьём, она прижала к лицу человека горячее полотенце и провела носом по его щеке, убрав ткань. — Так гораздо лучше, милый. — Значит умру скоро и не буду видеть ваши... лица. Нет, у него определённо не было больше сил подбирать ругательства, спорить. Да, стареет. И сдался он гостям. Как же. Какой смысл его задабривать, если толку от него ноль? Странное чувство: редкие письма с материка разжигали в нём надежду, заставляли лезть на рожон, бросать вызов, страдать и знать, что не зря; а общение с теми двумя гостями... тоже вызвало надежду, но заставило её трепетно беречь. — Не забудь домыть левую сторону тела, — всё так же безэмоционально «приказал» Тасман. А ведь это идея на ближайшее десятилетие: делать вид, будто всё вокруг приносит ему несказанное удовольствие и идёт по его личному, витиеватому плану. — О, санитары сегодня плохо тебя обслужили, моя прелесть? — Осмо убрала все инструменты и снова включила воду со всех сторон, усилив напор. — Тогда давай вымоемся вместе. Прижавшись грудью к спине Тасмана, модификант стала легонько тереться о его бёдра, пока, впрочем, сдерживая возбуждение собственного тела. Но при этом она обнимала пленника и одной рукой принялась ласково играть с его гениталиями. Кончиком языка, убрав пока что усики, обвела его ухо. «Не выйдет», — грустно заключил про себя Тасман и закатил глаза, пытаясь поскорее уйти в себя. «Не выйдет», — разочаровался он и в этой идее. — Что-то ты больно нежна сегодня! И зачастила. Тебя твой хер с тростью не отругает, недодевка? Может он тебя там ждёт, а ты тут шляешься... Тасман оскалился, морально готовясь к удару или другой боли. Это удовольствие у него не отнять. Раздраконивать урода трансгендера-модификанта с куриными мозгами приятно всегда и невзирая на боль. — Вот, теперь я тебя узнаю, — Осмо больно укусила человека за ухо, теперь более настойчиво надрачивая член. — Не ждёт, не переживай. Он развлекается с теми двумя нахалами. Ты даже не представляешь, что он с ними делает... Правда — штука непростая. Даже её можно поднести так, чтобы человек вывел из неё ложь, которая в итоге его отравит. Осмо знала, кем оказались лже-эксперты, и что господин принял их как дорогих гостей. Но Тасману неоткуда было знать такие подробности. И она этим воспользовалась. В глубине души Тасману было жаль гостей. И так было понятно, что зря они устроили всё это, пробрались, дерзили. Но так же он был им благодарен за такой маленький весёлый и жизнерадостный спектакль. Внешне же в поведении пленника мало что изменилось. — Сами виноваты, я ни о чём не просил, не мне о них сожалеть, — прошипел он, жаль не в лицо модификантше. Ласки Осмо были для него болезненны во всех аспектах, хоть и приводили к нужному ей результату. Контролировать свое тело он перестал пытаться уже слишком давно. — Ускорься, дитя моё. Меня ждут нелегкие думы о вечном. А от тебя я устал! — завёл привычный мотив пациент. На самом деле усталость всё это вызывало куда чаще, чем страх или нестерпимую боль. Паника или усталость. Говорят, если мерно капать ледяной водой на темечко, можно свести с ума. Вот только если пытать одними и теми же способами, тоже вполне можно двинуться разумом. — Да, стареешь. Только от одной меня устаёшь, — Осмо, впрочем, совету вняла и, позволив себе возбудиться, стала неторопливо вбиваться в зад пленника. — А вспомни, когда-то тебя можно было легко пустить по кругу в доброй компании, и после всего ты ещё находил в себе силы на злость! Ты был горячей сучкой. Он бы пожал плечами и развёл руками, если бы запястья не были примотаны к крестовине. Он бы попытался извернуться и пнуть мерзкую тварь, если бы и ноги не были скованы. Всё что оставалось: обнажить слегка нарощенные клыки и зарычать. И то, скорее потому, что знал, как это нравится всем окружающим. Уриэль уже назвал бы своим зверьком. Тасман жмурился, пребывая в невесомости между привычной, но всё ещё адской болью и противном ему наслаждении. — Ты даже не стараешься! А ведь тоже не молодеешь, рухлядь недоделанная! Осмо рассмеялась, на миг запрокинув голову, и при этом стала злее и сильнее трахать пленника, крепко сжимая его в объятиях. — А ведь ты мог бы и не стариться. Тебе такое прекрасное будущее предложено... А ты отвергаешь... отвергаешь... и отвергаешь. А Уриэль проявляет непростительное терпение. Меня ты бы уже с воем молил о превращении. Днём и ночью, пока я не решила бы, что готова проявить милость. А потом ещё долго бы отрабатывал. — Что ж сама всё ещё живая? Или таким уродцами уже не полагается милость? Или плохо в ногах валяешься, шлюха? — шипел сквозь стоны Тасман. Пленник извивался в своих путах, пытаясь хоть на пару сантиметров отстраниться от своего же внутреннего жара. Ледяные потоки воды нисколько не спасали. Член был будто бы в тисках и требовал освобождения или снаружи, или изнутри. Тасман жмурил глаза и кусал губы в попытке стерпеть боль. Ещё важнее было не позволять себе наслаждаться навязанным удовольствием, которое с каждой минутой лишь росло. — Мне просто не предложили. Но кто знает, может, скоро это изменится... Движения Осмо стали ещё более интенсивными. Оттянув на себя, насколько позволили цепи, пленника за ягодицы, она заставила его слегка прогнуться и теперь входила глубже, привычно и безошибочно проходясь членом по простате. Как и его повадки, тело Тасмана модификант знала едва ли не лучше его самого. С каким-то злобным восторгом она сильно укусила человека за плечо своими острыми зубами, и принялась слизывать те капли, которые не успевал смыть душ. — Ну а пока что ты по-прежнему моя сучка и подопытная крыска. Что бы мне испытать на тебе этой ночью? Тасман боялся, что ему позвоночник переломит, если будут так неестественно выгибать об крестовину. Но даже эта мысль не могла прекратить его рефлекторные попытки отстраниться, сжаться. — Что-нибудь приятное для меня! Или слабо? — прокричал пленник и снова закусил зубами губы, чтобы не стонать во весь голос. Осмо снова рассмеялась, но на сей раз тихонько. — Только если будешь вести себя спокойно. С этими словами она резко сжала кончик мочки его левого уха, зная, что там у пленника чувствительная точка. — Кончай, сладенький, — просюсюкала она при этом, чувствуя, что сама уже на грани. Тасман ничего хорошего от продолжения вечера не ждал. Но в целом сегодня и так был спокойнее, чем обычно. Даже любопытно стало, что на этот раз выдумает Осмо. При всей ненависти к ней, она вносила в его жизнь хоть такое разнообразие. Это отрезвляло. Тасман жалобно заскулил и кончил. Примерно сразу же он повис тряпичной куклой на крестовине и руках Осмо. Сама Осмо кончила с резким вздохом и даже расщедилась лично обмыть пациента на последок. — Вот и умничка. Сейчас тебя проводят. Жди меня там, никуда не уходи. Последнее было столь заезженной шуткой, что модификант сама поморщилась. Она ушла, а санитары привычно освободили Тасмана от цепей, одели и сопроводили в незнакомую ему палату. Впрочем отличия были лишь в сплошной двери, столике и кушетке вместо гамака. Тасман немного повертел головой, осматривая новое помещение. Ничего особенного, ничего ужасающего. Почти обычная палата. Только ремни по бокам от койки. Но такое он тоже уже видел не раз. В углу стояла непонятная конструкция из металла, но беглого взгляда не хватило, чтобы легко определить его назначение. Да и выглядело оно разобранным. Тасман лениво потянулся и безуспешно обшарил столик и ящики на предмет еды. Он решил переживать о своей участи и гадать, что выдумает Осмо, лёжа в кровати. Может даже успеет поспать. Но вне родной палаты он чувствовал себя особенно неуютно и то и дело подскакивал от любого шороха, даже мнимого. В такой нервной дрёме он и пролежал. Дверь между тем отворилась почти бесшумно, впуская в палату Осмо с огромным подносом. Санитар, маячивший за ней, поставил к столику стул, напоследок поклонился и ушёл, закрыв дверь. — Вставай, солнышко. Успеешь выспаться, — пропела Осмо, опуская поднос. — Помнится, ты очень любишь натуральную еду. Выставив на стол тарелки с горячим и салатом, она сдвинула поднос, на котором остался ещё небольшой закрытый контейнер, и с лёгким хлопком вынула пробку из бутылки с вином, предварительно выставив на стол ещё два бокала. — Угощайся. Тасман непонимающе смотрел на происходящее. Наученный горьким опытом, от еды он не отказывался в любом случае. Даже если клали ее в собачью миску. Благо это было редко. Пленник сел с краю стола и потянулся к горячему. Начинать лучше с самого питательного, а то мало ли, отберут. Он жевал сладковатое ароматное мясо и с недоверием смотрел на Осмо. Разлив вино, Осмо села и, пригубив его, сперва принялась за салат. — Попробуй вино. Не самое изысканное, но и не дешёвое пойло. Только не торопись, а то развезёт с отвычки. Тасман постепенно перешёл ко всем блюдам, но на вино не налегал. Даже почти не пил, лишь для того, чтобы смочить еду. Может он последний раз и напивался в шестнадцать, но сейчас было не самое подходящее место. — Вкусный? — с ехидной ухмылкой поинтересовался Тасман, глядя, как Осмо хрустит салатом из настоящих овощей. Он потянулся к единственному закрытому контейнеру. — Да. Учитывая, что я не питаюсь им постоянно, он не приедается. И это замечательно, — усмехнулась Осмо и сама открыла контейнер. — Мороженое с кусочками фруктов. Можешь съесть всё, я даже из синтетики сладкое не люблю. Тасман хватал еду без разбору. Мороженое заедал мясом, а обжигающие, рыхлые овощи из рагу охлаждал в мороженом. В остальном ел он быстро и жадно. — Спасибо, — поблагодарил он на всякий случай с набитым ртом. Мороженое ему нравилось. Сладкое он ел довольно редко. Как и пряное. Обычно еду ему давали вполне хорошую, но совершенно бездарно приготовленную. — Получается, я смогла сделать что-то для тебя приятное? — прищурила глаз Осмо, приканчивая свою совсем небольшую по сравнению с порциями пленника, порцию еды и смакуя вино. «Это просто еда. Мне пожрать и раньше приносили. Одному как-то спокойнее». Вслух он это произносить не захотел. — Получается, судя по всему. Тасман пожал плечами. — Тогда доедай. И ложись на кушетку лицом вниз. И да, по пояс разденься, — Осмо покачала пальцем бокал. Тасман немного вжал голову в плечи и стал заметно медленнее жевать. — Сверху или снизу? — со смутной надеждой спросил он, когда закончил трапезу и вышел из-за стола. — Футболку сними, — рассмеялась Осмо. — И постарайся расслабиться. Достав из кармана тюбик, она размазала в ладонях крем с явным травяным запахом. Тасман оголил торс и устроился на койке, привычно обнимая подушку. За свою жизнь он находил в подушке чрезвычайно много плюсов. Как минимум в неё можно спрятаться, вцепиться пальцами или зубами, или просто обнимать. Прежде чем зарыться лицом в постель, он ещё раз осмотрел помещение. Едва ли Осмо станет его резать. Нечем тут особо. А что ещё можно делать с его спиной? Ребра выламывать? Рисовать? Хотя ей же запрещено портить покровы наколками. Не выведет. Осмо удобно устроилась у него в ногах и начала плавными движениями размазывать крем и расслабляюще растирать бугрящиеся мышцы. — Вот так. Выдохни, человек. Я не стану ничего с тобой делать. Мне сегодня привезли свежее мяско и позволили проводить тесты перед тем, как окончательно его изменим. Так что считай, что ты пока в отпуске. — Поздравляю, — пробубнил Тасман в подушку. Радовался он больше за себя, а не за Осмо с её новой игрушкой. Движения ему нравились, успокаивали, но расслабиться он пока не мог. Всё время ждал подвоха. Да и привычки получать наслаждения от людей, которые над ним не первое десятилетие издеваются, он не имел. Чтобы хоть как-то занять мозги, он стал пытаться разложить запах на составляющие. Вспоминал, где мог видеть эти травы, когда был на свободе. — Как же мне нравится твоё нынешнее поведение, — промурлыкала Осмо. — Сейчас расслабишься, и совсем хорошо будет. В креме масла успокоительных трав. Правдами-неправдами Тасман расслабился и позволил себе отдаться мягкому, ненавязчивому удовольствию и кайфовать. Только сейчас он задумался, что у Осмо действительно женские пальцы. Острые, тонкие, и давит на мышцы она ими тоже весьма прицельно. «Влюбилась она что ли? Это ещё хуже, замучает же окончательно. Хотя сейчас хорошо. С чего бы такие нежности?» Чем дальше, тем сложнее было держать ухо востро и ожидать резкой боли или другого подвоха. Так что вскоре он начал тянуть шею в ту или иную сторону, подставляясь под ласки, и елозить ступнями, поджимать пальцы от удовольствия. Дождавшись, когда человек под её руками совсем расслабится и уснёт, Осмо протёрла руки футболкой Тасмана, и, аккуратно его подвинув, легла рядом с ним, всматриваясь в его лицо. — Скоро ты будешь принадлежать только мне. Тогда и поиграем всерьёз, котёнок, — едва шевеля губами прошептала она.