***
Мидория думает, что его мысли уходят туда, куда не следует. Он думает, что неправильный. Он очень много думает. В жизни нет ничего хуже чувства собственного бессилия. И малыш Мидория познал его во всех формах и оттенках. Возможно, его стоило бы назвать ценителем, настолько всё было плохо. Бедный мальчик, которому не только повезло родиться без причуды, но ещё и стать объектом травли для своего бывшего лучшего друга. Нет ничего хуже, чем быть в жизни даже не второсортным, а третьесортным человеком, потому что не стоит ожидать чего-то стоящего от омеги без причуды. — Бесполезный Де-е-еку, — гаденько тянет до боли знакомый детский голос. — Мусор, жалкое подобие человека, — яростно шипит бывший лучший друг. — Прости, но лучше тебе стать следователем. Героями становятся не все, — говорит его кумир. Как больно, когда путеводная звезда гаснет, превращаясь в символ твоей личной никчёмности. — Вы, конечно, молодец, но сами понимаете, что с омегами больше проблем, а у вас даже нет причуды, — холодно бросают ему в приёмной. Мидория бредёт по улице, стараясь не смотреть в глаза проходящих мимо людей. Ему почему-то стыдно за себя. За свою немощность. Стыд. Он у него есть. Но не является ли он печальным исключением из правил? Всё ещё прохладно и сыро после ночного дождя. Раньше его утро тоже было полно хлопот, таких мелких, но всё равно очень важных для полного надежд мальчишки. А сейчас? Пусто. Слишком серо и безвкусно. Сначала он долго сидел в своей комнате, много спал, отчаянно мечтая уснуть и не просыпаться, но всему приходит конец. Заставлять мать волноваться ещё больше не хотелось. От её болезненного взволнованного вида становилось лишь хуже, поэтому пришлось выйти на улицу. Пришлось смотреть на тысячи улыбающихся школьников, торопящихся взрослых и таких людей в пёстрых одеждах, которых принято называть героями. Героями, ха-ха. Но никто из них ни разу не защитил мальчика от сверстников, никто даже не смотрит на его болезненную бледность, никто даже не рассматривал его как претендента на роль равного. И ему больше не нужно, так ведь? Месяц назад были вступительные в ЮЭЙ, которые Изуку благополучно завалил. Тогда же его мечту втоптали в грязь, а потом и его самого. Стоп, пять месяцев назад? Забавно, что каждую мысль о возможном провале он гнал от себя с таким усердием. Зря… А может и не зря? Куча свободного времени способствовала тому, что Мидория стал больше думать, иногда погружаясь в свои мысли на часы. Раньше он гнался за своей мечтой, не оглядываясь назад. Но теперь… Всё не так прекрасно, как он думал. Его проблемы — не мелочь, а часть чего-то куда большего. Он пока ещё плохо понимает чего, но кожей и нутром чувствует это нечто. Червь сомнений всё глубже проникает в его сознание. Сначала было невыносимо больно, но с каждым днём становилось всё легче. Может, помогали таблетки, а может — время. Вскоре Изуку стало плевать на происходящее вокруг. Он просто отыгрывал роль порядочного сына, стараясь меньше волновать мать. Он и так заставил её пролить слишком много слёз. Он надевает наушники, включает первую попавшуюся песню, иногда даже не слушая слов, наслаждаясь тем, что не слышит гадкого шума снаружи. Он пару раз замечает колючую блондинистую макушку в толпе, знакомую такую. Кривит лицо в подобии улыбки и думает, что такое поведение этого злого, как животное, парня очень смешит. Мидорию начинают смешить неправильные вещи. Он опять запирается в комнате и ревёт. Глаза режет, они красные, воспалённые, с натёртой кожей вокруг. Его руки ужасны хотя бы потому, что не могут заткнуть грязного рта, из которого продолжает вырыватся этот ужасающий смех. — Я мог бы ими убивать, — думает омега, счёсывая в кровь грубеющую кожу. Он слишком мягкий для этого мира, слишком наивен. Он это знает и больше не будет терпеть. — Это не доброта, это глупость! — шипит он, погружая лицо в воду, смывая слёзы и кровь. Волосы плывут по глади этой прозрачной, теперь уже розоватой, жидкости. Он открывает глаза, смотрит в заткнутый пробкой слив раковины и… Всё же рывком вырывается из плена чарующей стихии. Больше нет плывущих по дну бликов, нет спокойствия. Мальчику кажется, что кто-то ему что-то шепчет. Что это делает толпа. Молящая о спасении толпа. Изуку предполагает, что это те, кого он мог бы спасти. Утром он думает, что стал причиной их несчастий. Вечером он уверен, что ещё станет их кошмаром. — Ты не стоишь и камня с обочины, что уж о моём внимании, Деку, — рычит почти в самое ухо знакомый голос, подрагивающий от бешенства. Ему так плохо, что смешно. Разве это реально? Разве может быть настолько гадко?! Мальчик хочет найти кого-то, кто даст ему ответ, но даже если бы нашёл, не смог бы и слова сказать, проглотив все звуки со слезами или таблетками. Он не знает, чего жрёт больше. Ещё порция пилюль. Изуку не ест, больше не спит и не смеётся. Он до безумия хочет спать, хочет есть и смеяться. Хочет и получает. Первый обморок, второй, третий — четыре часа сна. Он глотает таблетки, запивая слезами. Слизывать их со щёк стало каким-то особенным ритуалом. Он смеётся, сидя в углу и дёргаясь. Он срывает со стен плакаты, потому что сначала взгляд с глянцевой бумажки кажется ему осуждающим и смеющимся, а потом навязчивым и вездесущим. Он комкает листы и прячет глубоко в шкаф, заваливая игрушками и комиксами. Пусто, в его комнате так же пусто, как и в голове. Наконец ему становится лучше.Обуза
11 февраля 2018 г. в 21:37
Время летело быстро. Бакугоу поступил в ЮЭЙ, глубоко внутри испытав удовлетворение и радость. Что-то на грани эйфории осознав, что вступительные сдал лучше всех.
Но потом он с напускным безразличием бросает всем в ответ: «А могло быть иначе?»
Больше всего его радовало отсутствие одного конкретного имени в списках учащихся. Изуку Мидория. Для него просто Деку. Бесполезный хлипкий мальчик-омега, постоянно бегавший за Катсуки, отравлявший его жизнь своей жалостью и навязчивостью.
— У таких неудачников не было и шанса, — рассматривая сотни имён, констатирует альфа, разворачивается и, оглянувшись на доску ещё раз, уходит.
И вот, наконец, он не видел его уже четыре месяца. Самое ужасное время в его жизни!
Первая неделя: всё как-то неправильно.
Вторая неделя: ему кажется, что над ним насмехаются. Быть такого не может.
Первый месяц: ему необходимы одни конкретные глаза, которые он начинает выискивать взглядом в толпе. Стоит заметить что-то хоть отдалённо напоминающее знакомого, как Катсуки подрывается с места, но потом проклинает глупую причёску этого человека, что напоминает неопрятный куст.
Второй месяц: он замечает Мидорию на улице. Уже собирается наехать на того, но, заметив состояние бывшего лучшего друга, проглатывает все слова кроме привычного Деку. Ему скупо кивают в ответ, даже не удостоив нормального приветствия. Что-то непонятное разливается по телу, отравляя его.
Ближайший месяц Катсуки бесится, погружается в учёбу с головой, но продолжает что-то искать взглядом.
— Эй, Бакугоу, чё рожу такую страшную корчишь? — в самое ухо орёт Киришима, захлопывая учебник. Кажется, попытка прочесть его брошена.
— Не твоего ума дело.
— Ого, даже без «придурок».
Но ответа Киришима не получает. Бакугоу отворачивается к окну, смотря куда-то в одну точку. Пару дней назад он приходил к дому Мидории. Ноги сами привели его к знакомой двери. Это было последней каплей, потому что само существование Деку отравляло его жизнь.
Катсуки всегда думал в первую очередь о себе, стараясь соответствовать каким-то своим стандартам. Да, большеглазый хлипкий мальчишка получил по заслугам.
Ему всегда казалось, что его омега будет утончённым, а не простачком без причуды. В детстве он верил, что они будут вместе бороться со злом, тренироваться и подолгу сидеть у костра. Но Мидория всё сломал. Не то чтобы Катсуки не мог сидеть с ним у костра, но со временем этот пункт стал слишком неважным, чтобы терпеть неугодного.
Стоило Катсуки понять, что бесполезный Деку — его истинный, как захотелось уничтожить это недоразумение. Почему ему, самому лучшему, достаётся такая обуза?
Достаточно сильные чувства для десятилетнего мальчика? Если раньше это была просто неприязнь, то тот момент, когда он заметил на спине Изуку эти глупые круги вокруг позвонков…
— Бедный мальчик, как же мир жесток, — тяжело вздыхает старуха. Как разговор перетёк в это русло — непонятно.
Катсуки злобно сопит, потому что эта тема ему не нравится.
— Мидория-сан рассказывает такие ужасы! Никак не могу представить этого улыбчивого мальчика таким, как его описывает Мидория-сан.
А описывает она его скупо, опуская почти все детали. Но как не поделиться с лучшей подругой горем? А Катсуки приходится всё это слушать за ужином, яростно сжимать кулаки, взрываться, подниматься в комнату, хлопая дверью, а потом долго смотреть в экран компьютера. Ему не плевать, как бы не хотелось убедить себя в обратном.
—Отправлено—
Бакугоу мысленно соглашается с матерью. Мидория очень милый мальчик. Даже презирая того, он не мог не отметить такой очевидной детали, но какой же он раздражающий! Если бы только бросил свои мечты раньше, отказался от них, то всё было бы по-другому! Пустая трата времени и сил! Катсуки бы не обижал сдавшегося, он же не монстр, да?
Простой силы недостаточно для привлечения необходимой омеги. Это альфа понял давно, когда Изуку стал его избегать, перестал пытаться незаметно смотреть в его сторону и идти рядом. Тогда же альфа заметил, что по два круга с их позвонков пропало. Тогда же и узнал, что связь может исчезнуть. Глупая надежда всё исправить и взять в свои руки. Он начал издеваться над мальчишкой ещё сильнее, вроде, поступая очень по-дружески, пытаясь показать этому слабаку, что геройства ему не по плечу.
Катсуки уверен, что их связь ещё есть, потому что на его спине ещё половина этих злосчастных кругов. Его половина, потому что Мидория больше не принимает его.
Нет, он может почти нежно, с каким-то несвойственным ему трепетом, заперевшись в ванной, очерчивать подушечкой пальца полумесяц под своей частью метки. Сначала это было странным и навязчивым желанием, потом превратилось в привычку.
Прошло уже полгода после выпуска.
Катсуки думает, что Мидории не нужны все эти геройства, изнуряющие тренировки, что это слишком опасно для такого хилого паренька, вновь ворочаясь на кровати из-за тупой боли в плече. Он опять любовно смотрит на старую фотографию, где они ещё друзья, где Изуку ещё улыбается. Куда он лез без причуды? Смерти хотел? Бакугоу сам пару раз мысленно прощался с мальчишкой, уверенный, что сейчас вот-вот и умрёт.
В пятнадцать Бакугоу осознал, что герои умирают. Что они умирают слишком часто. В тот день он ещё высказал Изуку всё, что о нём думает. Ну, ту часть, где мальчишка бесполезный кусок дерьма.
И кто из них больший неудачник?
Катсуки с завидным постоянством раздирает себе спину ногтями, но никогда не задевает хрупкой линии вокруг позвонков. Он слишком боится, что они исчезнут. Неестественно сильный страх для того, кто готов лично бросить вызов Пятну, что сейчас бесчинствует в городе. Да хоть Все за одного!
Вчера он опять отыскал Мидорию взглядом. Его зеленоватая макушка скользила в толпе людей, притягивая к себе внимание алых глаз. Катсуки хотел поздороваться, но Изуку шёл по улице в наушниках, что-то шептал себе под нос и непривычно хищно скалился. Бакугоу готов был поверить, что парень шепчет проклятия, если бы в движении губ не узнал строки знакомой песни.
Вскоре она играла без остановки в его комнате, наушниках, голове… Глупая песня с совсем не романтичным текстом про предательство и ненависть заставляла Катсуки чувствовать хоть какую-то связь с Изуку. Жалкого полумесяца ему катастрофически не хватало. Он сам не понимает, что происходит, когда руки в плейлисте выбирают уже ненавистную песню.
А дни путались, сливались, извивались, словно змеи.
Люди же нормально живут без соулмейтов, отлично без пары, но у Катсуки не получается. И в голову даже закрадываются мысли, что хреново ему не из-за природы.