Проклятие Рэйджу

      Потом они уснули, снова на полу перед теплым камином, но на этот раз голые. Сил хватило только стащить одеяло с кровати, покидать нагретое жаром огня место не хотелось. Просыпаясь, болтая, доедая оставленное преступником на столе, целуясь, занимаясь сексом, просыпаясь по отдельности понаблюдать, как спит второй, они сожгли почти все дрова в поленнице. Оставалась всего парочка, но ни одного из них это, казалось, не волновало — никто не хотел поднимать первым тему об окончании «паузы».       Зоро двигался не спеша, лениво, придерживая Санджи за бедра. Иначе тот бы совсем распластался животом по шкуре, он и так лежал на шкуре всей грудью, запустив пальцы в мех, и только глухо вздыхал или издавал стоны. Оба они сбились со счета, который раз уже трахались. Зоро был совершенно сытым. Он делал это уже не из голодной страсти, а чтобы наблюдать за краснеющими щеками Санджи и слушать его долгие, задыхающиеся стоны. Он намерено в этот раз заставил Завитушку кончить почти в самом начале, чтобы тот полностью потерял силы и поддавался его рукам, как глина. Зоро хотелось выгибать, сжимать, держать на весу, и разомлевший, еще совсем недавно крепко спавший Завитушка подходил для этих целей идеально. Зоро впервые понял, что чувствуют другие люди, когда испытывают жадность.       С самой юности он не мог понять их. Ему никогда не нужно было больше денег, если хватало на еду. Никогда не хотелось привлекать к себе тщеславно внимание, он не был жадным до славы. На людей, которыми двигала жадность к чему-то, Зоро смотрел недоуменно — просто в мозгах не складывалось, зачем им все это? Он прожил до зрелого возраста в эпохе невинности, и только теперь нашел свое слабое место и искушение. Кому-то все время нужно больше денег, кому-то больше внимания, а Зоро все время нужно больше Завитушки. Со всеми нездоровыми вытекающими — желанием прятать и складировать, желанием получить еще, хотя он весь уже вот — перед тобой. Потому Зоро и нравилось продолжать делать это, даже когда и первичное, и вторичное сексуальное желание было удовлетворено. Потому что он не знал, как восполнить свою потребность более цивилизованным способом.       Ну и еще выводить Завитушку из себя. Тут Зоро хмыкнул про себя и нагнулся вперед, неспешно целуя Санджи между лопаток, а потом чуть прикусывая кожу. И прошептал прямо в спину. — А ты знаешь, если Рэйджу собиралась воплотить свой план в жизнь, она наверняка думала, что мы будем делать это…       Бинго. Спина Завитушки сразу затвердела, перестала быть податливо-разнеженной. Зоро не собирался прятать ухмылку, все равно Санджи лежит лицом вниз и не видит его лица. — Н-н-нет, Рэйджу-онэ-сама не стала бы… — взволнованно проговорил Санджи. И убито добавил: — Наверное, — А потом он уткнулся носом в пушистый мех и пробурчал оттуда убитым голосом. — Она определенно об этом думала.       Уши у Санджи были такие красные, что Зоро лизнул одно, чтобы удостовериться, что с него не начнет тут же парить. Санджи заерзал под ним, высвобождаясь. Немного поборовшись для удовольствия, Зоро позволил ему выбраться и сесть. Не закончили? Ну и ладно, потом по новой прогонят. Санджи прикрыл себя одеялом и суетливо нашел на полу откатившийся из-за их развлечений телефон Рэйджу, испуганно глянул на экран. — Зоро, зарядка почти села. Скоро телефон отключится, нужно прочесть, тут же нет электричества.       Зоро раздраженно заурчал, что дочитать дневник придется — это он знал, просто всегда казалось, что еще есть это самое «потом», что можно еще валяться и засыпать, когда захочется. Но вот — тот самый момент пришел, он готовился к нему внутренне. Он поджал под себя ноги и сел в серьезную «японскую» позу перед Санджи с очень строгим лицом. Поскольку он был совершенно голым, Санджи даже не стал подавлять смешок. Брови Зоро дернулись. — Завитушка, послушай, это важно. Если мы остановимся сейчас — все будет хорошо, ты будешь знать о воле Рэйджу, ничто не помешает нам поступать так, как мы хотим. Все… вообще все будут счастливы. Ты понимаешь, что остановиться сейчас — сделать всех счастливыми? — Зоро наконец посмотрел Санджи прямо в глаза. Тот сжал губы. — Это самообман. Я хочу знать настоящую последнюю волю Рэйджу, я не хочу счастья на ее несчастье… — упрямо повторял он, сжимая телефон. Зоро протянул руку, закрывая ладонью телефон в руке Санджи. — Послушай. Воля мертвого и счастье живого — что для тебя важнее? Почему ты не можешь выбрать меня? Она была с тобой, но больше не будет никогда. А я могу быть рядом с тобой всегда! Почему между ней и мной ты не можешь выбрать хотя бы раз меня?! — пальцы Зоро сжались на руке Санджи. Та дрогнула. — Вот что я тебе скажу, Завитушка, чтобы выбирать было проще. Если ты сейчас начнешь читать дневник, отношения между нами закончатся. Мы поставим точку, еще до того, как узнаем ее окончательное решение. Так мне будет легче, если она передумала. И так будет честнее, если она не изменила решения свести нас. Потому что ты ставишь мое… наше с тобой счастье в зависимость от воли давно умершего человека. Это не правильно, черт побери! — последние слова Зоро едва ли не рявкнул. Санджи нахмурился, его глаза стали темными, не синими, а даже почти черными. — Зоро… Это же Рэйджу. Я не могу не дочитать ее дневника. Я не могу украсть у нее даже после смерти. — Оставь все как есть, Завитушка… — уже не зло, а мягко, почти умоляюще попросил Зоро. — Маримо… — так же отчаянно мягко прошептал Санджи, но потянул телефон на себя. Зоро моментально разжал руку. — Хорошо. Ты свой выбор сделал. Если ты прочтешь дневник Рэйджу до конца, отношения между нами закончены.       Санджи смотрел на него испуганно, он не ожидал этого. Все то время, что они дурачились и целовались, в нем жило теплое ожидание, что дальше у этой истории будет счастливая развязка. Они прочтут все до конца, где на страницах его дорогая Рэйджу пожелает им счастья. Был и второй — полный новой волны боли вариант, но с ним Санджи жил последний месяц, он не будет неожиданностью… А вот что даже при положительном решении Рэйджу все равно всё будет кончено по воле Зоро, он и не представлял. И решимость Санджи дрогнула.       Он так хотел быть с Зоро. Просыпаться среди ночи, потому что слишком жарко, опять ты ко мне прижался, долбаное Маримо! Цыкать на него, когда тот лезет под руку, пока Санджи занят, но быть от этого счастливым в душе. Пробовать только на нем все новые блюда для Барати. Путать, где чьи носки в ящике, а потом забить на это и сделать носки общей собственностью. Он хотел столько дурацкого всего, о чем наверняка глупое Маримо и не думал даже. И что составляло для Санджи саму суть жизни. Какой смысл в дереве без листьев, какой смысл в жизни без всех этих мелочей вместе с Зоро?       Он медленно перевел взгляд на зажатый в руке черный телефон. Если притвориться, что на этом дневник обрывается, у него будет все, о чем он только мечтал. Если притвориться…       Санджи решительно дернул руку на себя, открывая телефон. Санджи Блэклег не притворяется. Другие могли смеяться или говорить, что он лишь притворяется влюбленным за три минуты знакомства в очередную девушку, лишь имитирует чувства, но ему было плевать на их всех, потому что внутри Санджи всегда знал — он предельно искренен. По-другому он просто не сумеет. Даже сейчас, когда на кону все. Он с болью глянул на Зоро: «Это Рэйджу…» Тот ответил злым взглядом, но опустил его — принимал его выбор. — Что же. Я понял. Читай.       В животе будто глыба льда вдруг образовалась, но Санджи удержался, не обхватил живот руками. Он прерывисто открыл телефон.       «Я передумала. Зоро не получит Санджи», — прочел тот хрипло и остановился. Он взглянул на Зоро, тот медитировал все в той же стоической позе нагишом. Едва заметно кивнул — дальше.       «Я передумала. Зоро не получит Санджи. Он думал, что менажница — это женщина непристойного поведения. Менажница. Разве я могу вручить ему своего брата?!»       Зоро вдруг хмыкнул, не сдержавшись. Санджи слабо улыбнулся, их разлучит менажница. Ну, или тупость Зоро. Следующая дата.        «Подумала, что за чушь я несу. Санджи тоже наверняка не знает отличия бетона от битума и не смыслит в строительных вопросах, но Зоро же его по этому признаку не забракует. Пусть живут вместе, как два дурачка, ха-ха!»       Санджи вздохнул, эти эмоциональные горки его угробят. Зоро по-прежнему сидел недвижим, как статуя Будды, на его лице и голом торсе играли тени от каминного огня. Санджи на минуту забылся, зачарованный, но потом опомнился: дороги назад нет, он выбрал чтение.       «Гуглила в интернете секс двух мужчин. Этот извращенец моего брата не получит».        Санджи закашлялся, Рэйджу реально обдумывала этот аспект с его участием. Зоро язвительно хмыкнул: «Хех! Прогадала». Санджи бросил на него сердитый взгляд.       «Сегодня Санджи рассказал пошлую шутку. Зоро смутился. Задумалась, кто из них еще извращенец. Пересмотрела вчерашнее решение».       Рэйджу-онэ-сама просто режет Санджи без ножа. Он поспешил к следующему дню.       «Этот торопыга начал встречаться с Виви! Так бы и треснула ему ладонью по переносице, если бы не знала, что через месяц она точно бросит его ради друга детства, которого и хочет заставить ревновать. Да по их переглядкам на одном фото все было видно. И тогда ему будет больно. Почему ты не подождал, братишка? Я уже готовлю тебе счастливую жизнь. Поняла, что нужно действовать активнее. Он божился, что Виви — та самая и единственная. Заставила его поспорить, что если и в этот раз пролет, то следующим его партнером будет мужчина. Сказала: Ну смотри, я тебя за язык не тянула. Хотя да, я буквально вынудила его это сделать.       Санджи смеялся, заключил пари почти шутливо. Он полностью уверен, что Виви — его идеальная пара. Ага, как Виола, как Бонни, как Нами. Вошел Зоро, и я закрыла тему. Санджи нужно сначала подготовить. Дала ему фотографию Зоро в бумажник. На удивленное: «Мне-то она начерта, пропущу эту зеленую башку в шредере», сказала, чтобы не капризничал — это может мое посмертное желание. Чтобы у него было фото Зоро, чтобы положить ко мне в могилу, и мне не было одиноко. Испугался и быстро взял, мне даже было немного стыдно, что я манипулирую его страхом потери. Но что поделаешь, он и правда меня рано или поздно потеряет, но мне нужно, чтобы он чаще замечал Зоро или думал о нем в течение дня, когда достает деньги или документы. Все вокруг должно подспудно подталкивать Санджи к этому решению, когда придет срок и ему нужно будет выполнить проигранный спор — из всех вариантов «Мужчины вокруг» первым на ум неизменно будет приходить Зоро. Я знаю, что это работает, заставить человека принять решение при помощи символов, неявных указаний, скрытой мотивации не так уж и сложно. Это что-то сродни искусству воздействовать на чувства.       Придумали для Зоро смешное прозвище — Маримо, чтобы закрепить его в сознании Санджи как что-то веселое. Думаю, как бы заставить их обменяться телефонными номерами. Пока подбираю идеальную фотографию Зоро».       Запись закончилась. Зоро выдохнул. — Твоя сестра… я не могу понять, это невероятно заботливо или невероятно цинично. Она собиралась все подсознание тебе перекопать. — Все, что делала Рэйджу-онэ-сама — правильно, — тихо проговорил Санджи. Рэйджу, как же она старалась…       Следующая запись была очень длинной. Санджи даже застыл, пробегая ее глазами первый. Зоро буркнул: «Вслух читай».       «Сегодня я убедилась, что искусство не приукрашивает и не оттеняет жизнь, не делает ее сочнее и чувственнее, как мне раньше казалось. Искусство — лишь бледная копия упоительной жизни, в особо талантливых случаях — копия искренняя. Потому что сегодня я увидела его точно таким, как на той самой картине, что отпечаталась в моем сердце еще со школьных времен.       Зоро опять принес цветы невпопад — большой пышный букет. Он как всегда забыл, что на больничном столике у меня узкая тонкая ваза — почти мензурка. Санджи тут же принялся разделять букет, пытаясь составить не менее красивую и пышную композицию в вазочке. Он то и дело ворчал на Зоро, то обвиняя его в том, что он сделал его соучастником убийства лишних цветов, то предлагая «высадить остатки на газоне его головы». И пока Санджи перебирал на столе цветы и составлял придирчиво новый букет, Зоро смотрел на него. И я узнала этот взгляд.       Кажется, именно та поездка в музей заставила меня решить, что нигде и никогда я не почувствую так сильно и так много, как изучая искусство. Тогда я решила стать искусствоведом. Санджи говорил мне, когда я водила его в музей, что настоящая любовь — это шагаловская «Над городом», они летят над всем миром, потому что когда они вместе — они легче воздуха. Я всегда хихикала в ладошку, мой страстный братик за своими эскападами о девушках скрывает натуру робкого романтика. Сама же я в юности думала, что моя любовь должна быть как «Поцелуй» Климта — томительное золотое ожидание поцелуя. Забавно, что самый известный в искусстве поцелуй — так никак и не состоявшийся, только ожидаемый. Какая тонкая метафора моей жизни…       Хотя ни я, ни Санджи не были правы. Это я поняла, когда увидела у Ророноа Зоро тот самый взгляд. Что значат все эти сыплющие символами, золотыми и голубыми красками модернисты, когда на той картине была нарисована настоящая, не символьная любовь. Ренуар — тот, кто покорил меня, когда я была еще вредным одиноким подростком, одной своей картиной. Я готова признать заблуждения, Ренуар, ты был правее всех, вот почему прошли годы, а я не смогла позабыть своего первого ощущения от «Танца в деревне».       Пока Санджи ворчал, возмущался, пихал ему в лицо какие-то помявшиеся в процессе яростной пересборки цветы, Зоро смотрел на него. Так мужчина на картине Ренуара смотрел на ту девушку. Она смеялась в движении танца и открыто смотрела с картины прямо на зрителя — она вся жила моментом танца и именно это в ней завораживало. Но потом ты переводишь взгляд с нее и понимаешь, в чем настоящая сила искусства. Мужчина с ней на картине не мог смотреть никуда более. Он держал ее за запястье, прижимал к себе за талию, и не мог отвести глаз. Он впитывал взглядом, как она живет. Не красоту, не пылал от страсти, но был влюблен в то, как она проживает эти минуты. Упоенно и так, как не способен никто, он был влюблен в то, как она живет эту жизнь. Вот почему его взгляд был таким.       Я всегда знала, что умение жить и не страшиться за свое сердце ни секунды — это практически искусство, талант, которым обладает только Санджи. И сегодня я увидела равный ему по силе талант, тот самый, который художники стараются запечатлеть, копируя бледнее, чем он есть в реальной жизни. Это то, как Зоро смотрел на закопавшегося в ворохе цветов Санджи. Точно такой же взгляд, как на картине Ренуара.       И я подумала — ладно, Ророноа Зоро, ты сделал невероятный подарок мне перед смертью, показал, что жизнь чувственней и правдивей искусства, а я всегда превозносила второе. И за один этот взгляд можешь разбить моему брату сердце. Можешь встречаться с ним, а потом бросить ради долга и семьи. Можешь оставаться с ним и мучить и его, и себя, чувством невыполненного перед семьей сыновьего долга. Можешь делать с ним все, что угодно за этот взгляд — вот он, бери».       Запись закончилась. Зоро приподнял бровь: «Не слишком заботливо со стороны твоей сестры. Разрешать разбивать тебе сердце». Но осекся, увидев безумные, блестящие в полумраке комнаты глаза Завитушки. Он наклонился корпусом вперед, опираясь о пол обеими руками и прерывисто дышал. — Эй! — Зоро даже пришлось прервать медитативное состояние. Но Санджи поднял руку, выставив один палец. — Все… все нормально, Маримо. Ты ничего не понимаешь… Все хорошо. Спасибо. Все правильно. Я рад. Я так рад, — он странно засмеялся. — Эй! Эй! Если ты чокнешься, в аптечке нет успокоительных для психов! — забеспокоился Зоро. — Вот сейчас вообще герметичный триллер пошел! — Да не чокнулся я! — рявкнул Санджи, наконец приходя в себя. — Я просто счастлив. — Счастлив, что она была сумасшедшей, разрешившей тебя мучить из любви к искусству?! — оторопел Зоро. — Балда! Я счастлив, что в итоге она получила что-то настоящее. Что она не тратила без отдачи свои последние дни жизни на меня, а смогла испытать что-то, о чем давно мечтала. Что ее последние дни были раскрашены яркими ощущениями, откровением. Она любила это больше всего. Потому да, я счастлив, что она была счастлива. — Ваша семейка — долбанутые, — резюмировал Зоро, подавляя в себе желание склониться вперед и обнять плечи Санджи. — Так что, есть еще записи?       Санджи наконец отдышался, поправил волосы и вернулся в свой кокон из одеяла. Записи еще были.       «Зоро и правда сказал, что женится, чтобы продлить династию Ророноа. Это меня беспокоит. Нужно вызнать номер его сестры и промыть ей мозг. Старшие сестры всегда найдут общий язык. Но сначала я поговорю с Зеффом, составлю ему план действий. Я хочу, чтобы они сошлись очень скоро после моей смерти, не хочу, чтобы Санджи долго страдал без эмоциональной подпитки.       Нужно будет дать Зеффу указания, как вести себя на похоронах. Но я смогу составить их, только когда все узнают, что я в этот раз не выздоровею и я открыто поговорю с Зоро. С Усоппом поговорю последним, он может запаниковать и сдать меня Санджи. Но с Зоро надо поговорить в первую очередь. Чем больше я думаю, тем больше беспокоюсь, что мой братец-горячая голова наломает дров, выполняя условия спора и встречаясь с мужчиной. Взяла обещание с Зоро присматривать за ним, сделала намек, что лучше, чтобы он проконтролировал все лично. Не уверена, что он меня понял». — Как ты думаешь, Зефф знал все это?! — трагическим шепотом спросил Санджи. — Не думаю, что она решила с ним поговорить. Иначе этот старикан не позволил бы тебе целый год творить всю эту дичь и издеваться надо мной. — Но может, просто Зефф был против плана Рэйджу? Или лично тебя ненавидит. — Хмхмх, — только и ответил полностью сосредоточенный Зоро.       «Сегодня я соврала своему дорогому Санджи, велела ему не приходить. Мне нужно было как можно скорее поговорить с Зоро. Я проходила курс лекарственной терапии, тело отреагировало на них очень плохо. Теперь оно отторгает и само себя, и лекарство, мне резко стало хуже. У меня может не быть еще нескольких месяцев.       Я попросила Зоро вывести меня в больничный сад. Мне было жаль, что я не провожу эти минуты с Санджи, но что значат минуты, когда на карте стоит все его будущее счастье. От этого стало так невыносимо больно, если все получится, мой младший брат наконец обретет настоящее счастье, а я этого не увижу. Я столько раз видела, как он обеими руками хватался за счастье, которое тут же лопалось, как мыльный пузырь, а он стоял и растерянно улыбался, повторяя: «Это ничего. Может, в следующий раз». И когда этот раз наконец наступит, меня не будет рядом. Мое сердце разрывалось на части и я дала слабину, я почти не могла говорить.       Я посмотрела на Зоро и попросила поцеловать себя. Он думал, что как жених невесту, и что мне, наверное, страшно перед смертью и одиноко. О, как он ошибался, мне нужны были его губы, чтобы хотя бы так остаться с Санджи — запечатавшись на них. Черт с ними с поцелуями губы в губы, пусть оставят их себе. Я останусь на губах Зоро и буду проявляться всякий раз, когда он будет целовать Санджи в макушку, так же, как я. А он будет, потому что его пшеничная макушка только для этого и создана, это же очевидно. И всякий раз, когда Зоро ощутит непреодолимый, а он всегда непреодолимый, позыв поцеловать Санджи в макушку — поверх его губ будут мои. Это я буду целовать Санджи и быть с ним в минуты счастья годы и годы спустя.       Я как дура расплакалась. Бормотала что-то про «береги», про то, как ему будет одиноко, когда меня не станет. Чтобы Зоро не смел оставлять его в самое тяжелое первое время. Зоро паниковал и не знал, что делать. Мужчины вечно пугаются от вида плачущих женщин. Я не смогла с ним поговорить. Отложила разговор на завтра, позвонила Зеффу и попросила придти одному через три дня. Я передам тебе Санджи, Зоро, все идет по плану. Но сегодняшний день в саду был нужен мне, чтобы я могла остаться с ним».       Голос Санджи к концу чтения был каким-то надорванным, он два раза прочищал якобы пересохшее горло. А потом щелкнул по кнопке телефона, и его глаза расширились. — Зоро… это… это последняя запись, — потрясенно проговорил он. Она не успела, она столько всего не успела сделать, хотя была полна планов и решимости. — Хм, — кивнул Зоро, не выходя из медитационной позы. Санджи тихо опустил руку с телефоном, прикусив изнутри щеку. Воцарилось молчание, только трещали дрова в камине — последняя партия.