Человек человеку волк

На самом краю поля, возле забора, который отделял открытое пространство от леса, лежала мёртвая кобыла. Её карие глаза безжизненно смотрели вперёд, в затуманенном зрачке таял луч заходящего солнца. Над кобылой склонилось двое мужчин. Один, черноволосый, морщил нос, вздыхал и то и дело почёсывал затылок. Другой, хозяин лошади, забористо матерился вполголоса, осматривая рваную рану на шее кобылы. — Говорю тебе, волк постарался! — Джеймс Беннет поглядел на своего старого приятеля, Финеаса Барнума, и снова покосился на околевшую кобылу. — И как точно вцепился, гад! Минут за шесть кровью истекла, на что хочешь спорю! Джим опять выругался, хлопнул себя по колену. Вот же серый мерзавец! Ведь эта лошадь была далеко не первой. Только за пять месяцев пало от зубов безжалостного убийцы четыре лошади, эта оказалась пятой. Как только Беннет ни искал волка, как ни старался поймать, лесной охотник каждый раз уходил, не давался в руки. Джеймс, по правде говоря, даже ни разу его не видел, но факты были на лицо! Точно серый разбойник, больше-то некому. — Да что ты болтаешь? Волки все перевелись, — Финеас сомневался. Ну, как может тут орудовать этот хищник, если ещё пять лет назад они все ушли. Сильно разбушевались, негодяи, вот их егеря и увели. Не дали, значит, перебить. Егерь — вообще существо специфическое. Живёт в лесной глуши, затворник, людям редко показывается. Зато силу имеет прямо фантастическую — говорят, со зверьми дружбу водит, да и сам зверем может становиться. — Ну, вот что, — Барнум смотрит на бор, на ели, качающиеся на лёгком ветру. — Завтра в лес пойдём, поищем егеря. Спросим, как быть. — Да ну, связываться с этой поганью, — Джеймс в сердцах плюнул себе под ноги. — Крику будет! Как посмели, мол, на волков вину перекладывать. — Лучше, чтобы у тебя все кони перемёрли? — задал риторический вопрос Барнум. — Не бойся, я с тобой пойду. Вдвоём-то легче будет. А то лишишься всего поголовья, всех ведь передушит. — Пожалуй, ты прав, — согласился Беннет. — Тогда завтра на рассвете приходи ко мне. На том друзья и разошлись. *** Финеаса у ворот встретил Филлип. Барнум заулыбался сначала, а потом пригляделся — как-то странно Фил ногу поджимает. — Да стригун* один отбился, я его возвращать пошёл, а он меня как лягнёт. — Ты, верно сзади подобрался, вот он и струсил, — Финеас жмёт плечами, а сам поглядывает другу на ногу. — Не нравится мне она, — серьёзно говорит Барнум. — Как бы перелома не было, или ещё чего. — Какой тебе перелом? — Филлип машет рукой и начинает двигаться. — Так, синяк. Копыто вскользь прошло, не сильно задело. Всё же перед тем как загонять табун в конюшню, Финеас осматривает ногу Фила. Он не дурак, ушиб смазал, но от синяка это не спасёт. Ну, всё и в самом деле не так страшно. Если уж совсем невыносимо будет, поедут в город, а пока пусть так, если сильно не беспокоит. Вечером, когда солнце уже скрылось, а небо оделось в синий бархат, расшитый тысячами серебряных звёзд, Барнум сидел с Филлипом на кухне, пил чай, и рассказывал о случившемся. Фил внимательно слушал, широко открыв свои голубые глаза. Стоило только Финеасу упомянуть про мёртвую кобылу, как Фил вдруг встрепенулся. — И кто, говоришь, её убил? — поинтересовался он, отставляя свою кружку подальше. — Да понятия не имею, — честно признался Барнум. — Вроде, правда, похоже, что это волк сделал, Джим так и думает. — А ты? — Филлип склонил голову набок. — А я и не знаю, — растерянно ответил Финеас. — Волки-то перевелись давно, ушли в самую глушь. Не может быть, чтобы они ради одной туши такие расстояния проходили. Да и потом, у неё только горло было перегрызено, больше ничего. Значит, зверь не был голоден, а убил просто так, — Барнум задумался. — Знаешь, что я скажу, не похоже это на волка. Они бы так себя вести не стали. — Конечно же, нет, — согласился Филлип, снова беря в руки кружку. — Похоже, гибель лошадей Джеймса так и останется загадкой. Финеас только отстранённо пожал плечами. Завтра он надеялся получить ответ. Проблема Беннета его волновало, более того, Барнум опасался, что эта напасть может коснуться и его коней. *** Назавтра, только первые лучи коснулись верхушек самых высоких сосен, Барнум был возле дома Джеймса, крепко держа за поводья своего коня. Морган лениво помахивал хвостом, недовольно косясь лиловым глазом на хозяина. Коня подняли в такую рань, заставили куда-то идти, а теперь и шагу не дают ступить. К счастью, долго ждать не пришлось, очень скоро Джим присоединился к Финеасу, и они оба пришпорили лошадей, направляя их в лес. Егеря всегда узнавали, когда на их территорию кто-то заходил, поэтому всегда посылали путникам провожатого, который привёл бы его к хижине. Вот и Барнум с Джеймсом не стали исключением. Они прошли только несколько миль, когда навстречу им выбежала проворная лиса. Рыжая махнула пушистым хвостом, и побежала по тропинке, а мужчины пришпорили коней, двигаясь за своим проводником. Уже спустя пять минут они не знали, где находятся. Деревья встали сплошной стеной, без ориентира в виде белого кончика хвоста заплутать тут не составляло никакого труда. В вышине звонко пели птицы, солнце посылало свои лучи, которые, умело проникая сквозь густые кроны деревьев, падали на сухую землю, составляя причудливую мозаику. Через некоторое время лиса остановилась, а потом прыгнула в кусты. Сразу за ними возвышалась хижина, так что Финеас и Джеймс спешились, протиснулись сквозь кусты и попытались провести лошадей. — Они не пройдут, — раздался спокойный голос. — Пусть остаются там, им ничего не грозит. *** Когда все трое расселись за столом в небольшом деревянном домике, разговор начался. Егерь выслушал своих гостей, не проронив ни слова. Даже когда Джеймс в красках расписал, как волки его достали, сторож леса даже ухом не повёл. Казалось, Беннета это совсем вывело из себя, так что Финеас пнул его под столом, и дальше повёл разговор сам. — Понимаете, это же просто уже не в какие ворота не лезет, — Барнум старался быть очень вежливым. Хоть егерь и не проявлял особого недовольства, надо было не болтать лишнего. — Знаете ли, жеребята каждый месяц не рождаются, а тут четверть табуна меньше, чем за полгода. Не могли бы вы усмирить волков? Егерь покачал головой. — Это делают не волки, — заявил он таким тоном, будто был абсолютно в этом уверен. — Они не подходят к человеческому жилью уже пять лет. — Тогда кто это? — нетерпеливо спросил Беннет, сжимая и разжимая спрятанные под столом кулаки. Обстановка давила на него. Джим вообще терпеть не мог все эти магические штуки. — Другой егерь, я полагаю. Финеас вскинул брови, а Джеймс скрипнул зубами, очевидно решив, что хозяин сторожки окончательно выжил из ума. — Что, простите? — Барнум всё никак не мог поверить в услышанное. Хорошо, слухи о том, что егеря обладают мистическими свойствами, подтвердились. С этим можно было смириться, в принципе, но с тем, что один из них наведывается на конюшню Беннета и режет лошадей? — Другой егерь, — терпеливо пояснил хозяин леса. — Это ритуал. Если кто-то из нас захочет сложить с себя свои обязанности, то должен полгода подряд убивать домашний скот каждое шестое число месяца. Как только будет убито полдюжины животных, егерь больше не будет принадлежать лесу. Так что, — обратился он к Джеймсу, — потерпите ещё немного, скоро произойдёт последнее жертвоприношение, и вы заживёте обычной жизнью. — А лошадей мне кто вернёт? — злобно буркнул Джим, морща верхнюю губу. — Увы, больше вы их не увидите, — развёл руками егерь. — Ну, если я ответил на все ваши вопросы… — Спасибо, — Барнум чуть поклонился, и потрепал друга по плечу. — Идём, приятель. До границы леса их провожала всё та же лисица. Когда между деревьев уже стал просматриваться широкий луг, лиса развернулась, и посеменила обратно в чащу. Всю дорогу до дома Джеймс молчал, хмурился и беззвучно шевелил губами. — Да не переживай ты так, — ободрял Беннета Финеас. — Сказали ведь тебе, что в следующем месяце будет последний раз. Чего ещё надо? — Да бред всё это! — неожиданно зло выкрикнул Джим. — Человек, который умеет превращаться в зверя, какой-то детский сад, честное слово. Просто выгораживает волков, вот и всё. — Так нет же волков, — попытался убедить Финеас Джеймса, но тот лишь отрицательно помотал головой. — Я докажу, что это серый разбойник, — твердил он. — Вот увидишь, как пить дать этот мерзавец! *** Весь следующий месяц Финеас с интересом наблюдал, как сильно менялся Филлип. Юноша теперь старался больше времени проводить с лошадьми, и те, вроде, даже переставали его бояться. Барнум прекрасно помнил, что произошло, когда он почти полгода назад впервые познакомил свой табун с Филом. Лошади подняли небывалый шум, ржали на разные лады, прижимались к стенам денников, брыкались. Барнум искренне удивлялся, в чём дело, никак не мог понять, почему его, относительно миролюбивые кони, вдруг так себя повели. Филлип тогда встал на защиту лошадей, сказав, что они просто давно не видели других людей, стоя в денниках. Не ожидали такого внимания к своим персонам, вот и струсили немного. Финеас, конечно, засомневался, но спорить не стал, надеясь, что лошади постепенно привыкнут, как привык и он. Поначалу жить вдвоём было не очень просто. Филлип, например, терпеть не мог вставать рано, и у Финеаса каждый раз возникало практически непреодолимое желание улечься рядом с Филом и поспать ещё чуток, а не подниматься чуть свет, чтобы начать ухаживать за лошадьми. Да и вообще, Барнум стал плохо высыпаться, потому что примерно полночи либо болтал с Филлипом, либо занимался куда более приятными вещами, поэтому на отдых у него оставалось всего ничего. В целом же, Финеас был очень доволен совместным проживанием, иначе бы ни за что не согласился делить с кем-то крышу, кровать и жизнь. Шло время, и лошади действительно привыкли к Филу. Месяцы шли один за другим, и постепенно табун начинал подпускать юношу к себе. Случай со стригуном был не то, чтобы выпиющий, просто странный. Кони, вроде как, примирились со вторым человеком, скорее, это было сделано не от ненависти жеребёнка к Филлипу, а от страха. В конце концов, малыш заблудился, поэтому и выкинул такое. Сейчас же, спустя почти ровно месяц, юноша практически стал своим. Хотя Филлип и был рад, но от Барнума не укрылось то, что он был чем-то взволновал. По мере того, как приближался сентябрь, юноша становился всё беспокойнее. Всё это вылилось в один странный ночной разговор. — Слушай, а что там Джеймс говорил про своих лошадей? — спросил Филлип, когда они с Финеасом лежали рядом в полной темноте. Из окна дул прохладный ветерок, чуть колыша занавески, в доме было тихо. — Они у него, вроде, гибли. Так он что-нибудь предпринял? — Не знаю, — Финеас сказал правду, потому как Джим действительно ничего не говорил насчёт этого. Похоже, по совету егеря просто смирился. — Думает, очевидно, что всё само пройдёт. — Это правильно, — уверенно сказал Филлип. В его голосе звучали нотки облегчения. Финеас уловил их, но был слишком утомлён для того, чтобы расспрашивать, что значит интонация Филлипа. *** Следующий день, несмотря на то, что солнце движется медленно, пролетает как один миг. Филлип ходит какой-то вялый, проливает чай, чуть не разбивает тарелку. Финеас интересуется у юноши, всё ли с ним в порядке, на что Фил отшучивается и улыбается, но улыбка у него какая-то вымученная. Под вечер становится совсем плохо, Филлип буквальо не находит себе место, а ночью очень долго не может заснуть. Финеас пытается его усыпить, болтает обо всём, что в голову взбредёт, однако, сам сдаётся первым. Глаза его слипаются, язык начинает заплетаться, и скоро Барнум проваливается в сон. Он просыпается, кажется, через несколько минут от громкого стука в дверь. Финеас зевает во весь рот, садится на кровати, изо всех сил протирая глаза. Голова неприятно трещит, как бывает всегда, когда поспишь очень мало. Барнум, по привычке шаря рукой с левой стороны, не находит там Филлипа. Мужчине это кажется очень странным, раньше никогда такого не было. На улице прохладно, даже холодно, а пол вообще ледяной. Финеас заворачивается в одеяло, спускается вниз. Джеймс стоит на пороге, в одной руке у него ружьё, в другой фонарь. — Говорил тебе, говорил, что подстрелю! Здоровый такой, только не серый, а чёрный. Спросонья Финеас мало что понимает. Джим говорит очень быстро, мозг, который ещё не проснулся окончательно, просто не может воспринять такой поток информации. — Погоди, что? — Барнум плотнее закутывается в одеяло, оставляя снаружи только голову, и переступает с ноги на ногу, в тщетной попытке согреться. — Я подстрелил волка, — чуть ли не по слогам проговорил Беннет. — Ух и здоровенный! Поехали скорее, покажу! *** Спустя полчаса окончательно проснувшийся Финеас бежит за Джеймсом по полю, оскальзываясь на мокрой траве. На востоке восходит солнце, с каждой минутой небо становится всё светлее. Постепенно блёкнут звёзды, исчезая на день, чтобы снова вернуться ночью. Барнум видит волчий силуэт издалека. Он чернеет огромным валуном, шерсть его топорщится в разные стороны. Волк дышит часто, его бока резко вздымаются и опадают. Глаза закрыты, из пасти на траву вывален язык, который кажется багровым. — Здоровый какой, — восхищается Джеймс, как будто первый раз видит зверя. — Содрать с нег потом шкуру, что ли, жалко такому добру пропадать. — Ты как его зацепил-то? — спрашивает Финеас, а сердце его сжимается. Смотреть на то, как мучается живое существо, пусть даже и хищник, было очень неприятно. — Да я его караулил, караулил, — Джим явно хвастал. — А потом вижу, пролезает под забором, зараза. Идёт ещё так вразвалочку, только потом сообразил, что хромой на одну ногу. Ну, и выстрелил, раз уж так удачно сложилось. — Может, добьёшь? — Барнум сжимает руки в кулаки, так что ногти впиваются в ладони. Становится всё светлее и светлее, теперь видно, что из пасти струится кровь. — Жалко, всё-таки. — А лошадей не жалко? — буркнул Джеймс, но, всё же, перезарядил ружьё. — Пора и тебе туда отправится, куда ты моих коней послал. Внезапно волк распахнул глаза. Голубые, как лёд, как васильки, как те глаза, что Финеас видел перед собой все последние пять с небольшим месяцев. Шкура стала сползать, зверь словно лысел. Чёрная шерсть опадала на пропитанную кровью землю, словно высохшие иголки старой ели. Через минуту на месте чёрного волка оказался Филлип. Он захрипел, умоляюще посмотрел на Финеаса, а потом вдруг весь обмяк, будто лишился разом всех костей. В его остекленевших глазах отразился первый лучик восходящего солнца.