***
Стандартный час назад Вулканцы принимали их с максимальным радушием, какое позволял негласный этикет. Джим ощутил непривычный комфорт от столь долгого нахождения в непосредственной близости с послами и старейшинами. Уважение, с которым на него смотрели, не несло в себе той каменной тяжести, что обычно давила на плечи капитану при каждом упоминании его заслуг перед Федерацией и небольшим, но перечнем планет. Он просто делал то, что должен. На износ, жертвуя, так, как не прописано в уставе, но как действительно обязывает моральный долг. Спок смерил его внимательным взглядом. За годы бок о бок, они оба научились понимать друг друга на каком-то интуитивном уровне, пусть один из них напрочь отрицал столь нелогичное чувство. Джим же убедился, сколь бы брезгливо ни отзывался его друг о подобном, тот всегда знал, что прячет за вынужденной, вежливой улыбкой капитан. И это не следствие подмеченных и верно истолкованных фактов, это нечто иное, более интимное и тонкое, как шлейф аромата. Никто не заметит горьких нот, не услышит, только Спок. Синие глаза тепло ожили, он незаметно кивнул своему старпому, принимая настороженность как заботу. После официальной части обживающие новую планету члены колонии настояли, по вулканским меркам, на том, чтобы Джим осмотрел новое здание академии, совета и прочие архитектурные изыски. Джим понимал, что за этим кроется попытка извлечь личную выгоду в процессе, раз уже все формальности позади, но отказаться было нельзя. Спасло случайно совпавшее время перерыва на обед у ученических групп. Стоило ожидать, что они со Споком известны каждому. Негромкие дискуссии оборвались, стоило организованной группе студентов заметить гостей. Дети, даже вулканские, это дети. С живыми глазами, с такой естественной тягой к знаниям и со смелостью, которой не хватает загнанным в жесткие рамки взрослым. — Мистер Кирк, мистер Спок, — преподаватель, скорее вынужденный опекун, приветственно сложил пальцы в вулканском салюте. Кирк замешкался с ответом и кратко кивнул, улыбнувшись блекло. Ожидаемо, ученики засыпали своего сопроводителя аргументами, почему отнять пару минут у столь выдающегося человека логично. Учитывая, что это спасало от неловких разговоров в удушающей жаре под сомнительным предлогом, он тому был только рад и с энтузиазмом отвечал на совсем не детские, острые вопросы. В обход такта они нахлынули на него набирающей силу волной, поднимая с илистого дна воспоминаний Кирка не самые приятные, те, что как только померкли, были безжалостно похоронены. — Капитан Кирк. Вы пережили клиническую смерть, — мальчик, молчавший некоторое время, звучал оглушающее громко в образовавшейся вакуумной тишине. Все ждали продолжения его вопроса, с замиранием. Особенно Джим. Он не подал виду, что внутри невольно что-то сжалось, словно от холода и страха. Первородного, естественного, пережитого в тот день. Спок спасал, как мог, обвиняя в незнании тонкостей человеческого восприятия еще до того, как за громом пришла молния, что ударила Кирка в грудь. Проще говоря, он упрекал их в пренебрежении человеческими чувствами и эмоциями, а теперь откровенно был возмущен и сдерживаться не собирался. И Джим почти ликовал. — Пока вы не продолжили, я вынужден настоять, чтобы вы впредь подбирали слова тщательно, учитывая логичную реакцию на затрагиваемую тему. Не достойно вулканца не сдерживать любопытство и тем самым подвергать других глубоким эмоциональным переживаниям. Последовала пауза, неожиданно жесткое замечание Спока, в чьих человеческих глазах читалась злость, заставила даже Кирка поежится. — Спасибо, Спок, — старпом выглядел удовлетворенным результатом своего выговора, а юноша отступил на пол шага, чтобы спрятать стыдливо зелень на щеках, — я мало что помню, но не очень хочу вспоминать, — поспешил добавить Джим, чтобы сгладить произошедшее. Ему не понравилось, как на Спока посмотрел опекун. — Капитан Кирк, — голос девочки разрядил обстановку окончательно, — почему для людей нет табу на прикосновения? — Это нелогично, люди пси-нулевая раса, — приподнял бровь Спок, но поспешил замолчать: Джим обернулся на него переполненный негодования, и это сбивало с толку. — На самом деле есть табу. У абсолютно всех людей. Вулканские дети обратились в слух, даже старпом едва склонил голову набок, что в переводе означало «я озадачен, заинтересован, требую пояснить». — Когда мы растем, прикосновения очень много значат для нас, — Джим не ярко жестикулировал, успевая незаметно тыльной стороной ладони снимать с взмокшей кожи бисеринки пота, — мы как единый организм с матерью. Она наше продолжение, мы не осознаем себя отделено. До тех пор, пока не дорастаем до «запрета на прикосновения». Наше тело, которое мы осознаем, становится нашим, когда мы проходим через это. Любое прикосновение – нарушение этого табу, нарушение твоей исключительной принадлежности самому себе, это насилие, вторжение. Чрезмерность. Удивление словно замедлило время, застыли все, как только прервалась краткая лекция. Казалось, даже текучий жаркий воздух замер. — Однако, это происходит в таком возрасте, что мы этого не осознаем в будущем. Это остается за пределами осознания, но никогда не исчезает. Ваше же табу обосновано и осознано. Спок убрал руки за спину и сжал губы в тонкую линию. Он заинтересован. Джим в предвкушении.***
— Капитан, я бы хотел попросить Вас рассказать подробнее о людском табу на прикосновения, — почти сразу, как они покинули транспортаторную, не выдержал полувулканец. — Ты заинтригован? – Кирка распирало чувство победы, словно бы в ловко расставленный им капкан, наконец, попалась достойная добыча. — Это подходящее слово, хотя, я бы назвал это интересом. Я знаком с психоанализом, но… Я не помню, чтобы читал о подобном. — Может потому, что это связано с сексуальностью? – Джим бросал вызов, заглядывая в глаза Споку, словно испытывая, вынуждая признать поражение, отступить, позорно струсить и уйти от обсуждения интимной темы со своим капитаном. Потому сам капитан более чем желал затронуть этот непознанный, нетронутым ими двумя вопрос, повисший между, уже очень давно, неизбежностью. Краеугольный камень их дружбы, который определит слишком многое. И поэтому никто не решался. — Меня не смущает данная тема. Я не интересовался, потому что это не входит в мой профиль. — Сразу изучал на практике, — Джим хотел легко ударить его по предплечью, но вовремя остановил себя. Это было бы очень… показательно и знаково, учитывая, что они обсуждают. Косвенно, он бы подтвердил готовность нарушить неприкосновенность не только вулканскую, но и человеческую. Желание, что прорывается сквозь его контроль в таких вот касаниях. — Лейтенант Ухура была моей девушкой достаточно, чтобы я понял разницу в прикосновениях и их роль. Кирка уязвило уколом гипо куда-то меж ребер, и он заткнулся. Они зашли в капитанскую каюту в тишине, каждый в разной степени осознавая произошедшее, происходящее, и то, чему только предстоит случиться. Близко. Искрило недоговоренностью так, что у Кирка на руках вздыбились волосы. Химия, пусть даже если односторонняя, кружила ему голову, сушила горло и заставляла кровь кипеть только при мысли о касаниях. Чертовых касаниях вулканских рук, нарушающих это чертово табу. Хоть мимолетно, хоть сквозь одежду. — Уточняй, — меж ними не больше полуметра, Джим смотрит вперед себя, считает тридцать секунд, прежде чем развернуться к Споку — Ты сказал, — они не на смене и наедине, как сказал бы Джим, — что вы не осознаете это табу. — Да. Потому что иначе было бы тяжело повзрослеть. — Ясно. Сексуальность? Джим улыбнулся. Это был вопрос ради того, чтобы не сразу перейти к главному. Как по-человеческим. — Самокасания, Спок. Изучение своего, отдельного тела, — у него не дрогнул голос, но дрогнули пальцы: ладонь скользнула по груди, вниз к складкам формы на талии. Он забыл, как дышать – Спок следил за ним, пристально, жадно, не обмануться, слишком он увлекся, следуя, ведомый гипнотическим медленным скольжением. Джим решился, чувствуя, как приливает в пах горячая кровь. Ладонь уверенно легла на бедро, спустилась по внешнему краю, и поднялась к ширинке. — И такие тоже, — потяжелевший, ставший низким шепотом голос, заставил вулканца оторвать взгляд. Лучше бы он не смотрел в лицо, Джим чувствовал, как горит кожа. — Прикосновения других людей..? – теперь они поменялись местами. Тот, кто должен не справиться, испугаться и отступить, натыкается на подводящие вопросы, скручивающие его веревкой. Он беспомощен и открыт. Если Спок спросит сейчас, хочет ли Джим его прикосновений, он не сможет удержаться на мыслях о том, что так погибнет их дружба. Да и на ногах не сможет. — Тоже часть познания. Интимная. Через другое тело. Речь подводит, становясь отрывистой, под стать дыханию. Возбуждение не так заметно на черном, но на лице все красочно: осоловелые глаза, сухие губы, приоткрытый рот. Просящий. — Джим. — Да? Кирк невольно подается вперед, не в силах побороть притяжение. — Я прикасаться к тебе, — говорит Спок, так уверенно и четко, что это звучит как «да», как капитуляция. Как трепетный вздох, когда его руки притягивают обессиленного избытком чувств Джима.