***
Утро вяло ломилось в гигантское окно моей спальни, но плотные тяжёлые шторы не давали мягкому свету пробиться в комнату. Как Я поняла тогда в этой кромешной тьме, что сейчас утро? Я зевнула. Отодвинув лёгким жестом пальчиков тёмно-фиолетовое полотно, Я тут же задёрнула его обратно, ибо свет клинком ворвался в помещение, стараясь заполнить всё вокруг, и резанул по глазам. Лучше лежать во мраке. Невесомый шёлк постельного белья нежно ласкал разгорячённое сном нагое тело. Приятный холодок ходил по коже от каждого моего движения. Я потянулась до хруста в позвоночнике и перевела глаза в боевую форму – так они идеально видят в темноте, - разум накрыла волна ярости, нечто животное и непредсказуемое, сложно поддающееся контролю, ворвалось в сознание. Я практически почувствовала, как мои и без того длинные ноги удлиняются, утолщаются, вытягиваются в мощный чешуйчатый хвост. Я вернула себе контроль. Обострённые чувства никуда не делись, но животное больше не стояло выше меня. Тело пришло в норму, и жар спал, оставляя после себя ощущение «мятой кожи». Почерневший белок глаз и сильно потемневшие зрачки ещё чувствовались какое-то время, но к такому быстро привыкаешь. Я зевнула. Медленно осматривая до чёртиков привычную комнату, пыталась решить, что делать дальше, на что потратить свой день. Хотелось устроить себе выходной и отдохнуть от учёбы, заняться чем-то несущественным. Я поставила блокировку на комнату, чтобы никто не смог открыть массивную деревянную дверь или телепортироваться мне за спину без моего разрешения, и быстро встала, стряхивая с себя остатки сна и покоя. Кровать самозастелилась, оставив мне возможность лишь закинуть сверху большой плюшевый плед – тёмно-фиолетовый с чёрными, небрежно-акварельными пятнами цветов. Я растянулась на большом мягком кресле с ровной короткошёрстной обивкой, мощным деревянным каркасом, маленькими толстыми ножками и покрытой тёмным лаком резьбой на фронте подлокотников. Хотелось заполнить дневник, но было неимоверно лень снова браться за перо и что-то писать. Обычно эта маленькая книжечка в толстой кожаной обложке и с желтоватыми шероховатыми страницами заполнялась автоматически. Я просто формулировала в голове предложения, описывающие то, что со мной происходит сейчас, или то, что уже произошло, или то, что только должно произойти, или грамотно формулируя образы своих мыслей, обращаясь к дневнику. Плавные вязи родных букв медленно ложились на ровные страницы идеальными рядами. Я подумала, обращаясь к дневнику, что когти необходимо заточить, и заточила их. Больше ничего в голову не лезло. Мысли заполнила ленивая мокрая вата из медицинского отсека с характерным запахом, а глаза наполнились слезами от бесконечной зевоты. Я снова зевнула и потянулась. Где-то было заклинание от усталости, но использовать его было лень. Сделав пометку в ежедневнике на завтра о том, что надо бы сделать перестановку в комнате, выпив появившийся из ниоткуда стакан сладковатой воды, вернулась на кровать, плюхнувшись на живот и уткнувшись носом в подушку. Длинные волосы укрыли меня, как одеяло. В темноте они слегка поблёскивали, переполненные магией. Сосуд на сосуде. Большая грудь мешала в должной мере насладиться этой позой, но и план был не в этом. Я выгнулась в спине, перенося руки вперёд, и начертила в воздухе знак простенького подсматривающего заклинания. Магия не уменьшилась ни на молекулу - ей была пропитана каждая пылинка в этом, казалось бы, проклятом месте. Перед глазами появилось мерцающее окошко, показывающее тихий, с виду неживой тёмно-изумрудный лес. Тонкие белоснежные стволы с чёрными метками и длинными гибкими ветвями с мелкими яркими листиками соседствовали с толстыми тёмно-коричневыми громадинами, уходящими высоко вверх и кончающиеся остроконечной кроной из тысячи тоненьких гибких иголочек. Изумрудная травка с цветочной поляны под «ногами» постепенно переходила в мощный лесной бурелом и совсем скрывалась от глаз. Это определённо человеческий лес, так как Я остановилась на нём в последний раз, да и точные знания ботаники подсказывают мне это. Я решила двигаться по мирам в порядке их наполненности магией. Могу сказать, что людской мир был явно не на последнем месте в этом списке. А вот на первом красовался не мой мир (возможно из-за размеров) и даже не мир этих поганых пернатых – они расположились на два пункта ниже нас, даже не смотря на то, что им досталась чуть ли не небольшая планета. Но о чём это я! На первом месте мир, до которого мне пока не суждено добраться - Я не могу пробить их защиту, не могу понять, что там происходит, но Я явственно чувствую присутствие там чего-то тёплого, родного. Это вгоняет меня в ступор до мурашек по телу. Ощущение собственной нереальности опускается на голову, как гигантский молот – неумолимо и неизбежно. Там – мир, который был здесь, казалось бы, с начала времён, хотя он не старше человеческой Земли, а даже на день младше. Его мощь просто колоссальная, подавляющая и невообразимая. Возможности его обитателей Я даже представить не могу! И только мягкая белая душа, переполненная изначальной магией, пробивалась через эту толстую пелену. Она звала меня к себе, обещала тепло и покой. Но было точно понятно, что Она поглотит меня, как только Я осмелюсь прикоснуться к Её великолепию. Она выше и слаженнее меня. Чище и понятнее. Я практически чувствовала её дыхание на протяжении полутора тысяч лет с того момента, как нашла этот мир. И вот, когда оно стало практически невыносимым, тяжёлым и близким, сто лет назад оно пропало, чтобы в 1999 по людскому летоисчислению появиться в человеческом виде в новом малюсеньком сосуде, деля его с какой-то непонятно человеческой душонкой. Своей мощью Она подняла этот мир на сотню ступеней выше по магическому списку, и с тех пор этот показатель медленно, но неуклонно растёт: на Земле появляются всё новые и новые сосуды, очевидно принадлежащие моему тайному миру. Но мне до них не было дела, как бы они не были сильны. Я наблюдала рождение своей души с ужасом на сердце и сотней мурашек, бегающих по всему телу. Меня никто не видит, но Я готова поклясться, что когда этот склизкий окровавленный младенец нехотя проснулся на руках у врача, что-то вякнул, сообщая, что с ним всё хорошо, он абсолютно точно посмотрел на меня. Из-под маленьких еле раскрывшихся век на меня взирало холодное, расчётливое существо с мягким фиолетовым отблеском в глазах – жестокое и непреклонное, готовое наброситься на меня и уничтожить. Наша связь чувствовалась как никогда, но Я ощущала себя лишь блёклым отражением перед величием оригинала. Всё тело сковал леденящий душу страх, и когда Я забыла как дышать и слёзы навернулись на глаза, покатились по щекам, намочив длинные ресницы и начали капать на тогда открытую грудь, всё закончилось. На меня ещё несколько мгновений смотрели чистые голубые глаза человеческого младенца, а мощь скрылась от чужих глаз (в том числе от чуйки тех, кто её так яро потом искал), и на детских невинных губах секунду играла радостная улыбка, прежде чем это странное существо снова заснуло. Это было семнадцать лет назад, и Я до сих пор не решаюсь посмотреть, как оно там, это существо. От мысли, что Я снова встречусь с великолепием того, что оно носит в себе, бросает в дрожь. С того момента каждый день меня гложет холодный липкий страх действительно оказаться лишь тусклым и далёким отражением этого Величества. Я поняла, что уже несколько минут смотрю сквозь лес, сквозь плед с подушками и сквозь себя, а на глаза навернулись слёзы. Тело вздрогнуло, стараясь согнать с себя подобие паралича, а заторможенный, вусмерть перепуганный мозг, дрожа, услужливо подкинул мне информацию, что кто-то стучит в дверь. Я заторможено махнула рукой в её сторону, отталкивая того, кто там стоит. Кто-то впечатался в стену и тихо ойкнул. Это была Има. Думаю, намёк она поняла. Вот уже четвёртый день после той тренировки она меня избегает (впрочем, как и всегда), а тут вдруг сама пришла. Видимо, совсем истосковалась. Но мне не до неё, да и ни до кого вовсе. Но Я ей благодарна за то, что помогла согнать это чёртово наваждение. Она медленно встала и поплелась в сторону своей комнаты в упадническом настроении. К чёрту. Потом поговорим. Следующие несколько часов Я бездумно «листала» миры. Их было тысяча тысяч! Вот мир с вечно жёлтой листвой на чернушных тонюсеньких стволах. Очень низеньких и больше напоминающих кусты. Между ними снуют маленькие существа на трёх лапках, с маленькими ручками в шесть пальцев каждая и смешными причёсками. Одежды они не знают и сверкают тут и там оголёнными телами цвета разведённой марганцовки. Они чихают огнём – за это Я обозвала их про себя огненными гремлинами, - и живут в подобии пещер, выточенных ими же в крупных камнях. У кого-то есть целые дворцы, выбитые в каком-нибудь уж очень огромном для них валуне. Питаются они вездесущими жёлтыми листьями, которые растут с сумасшедшей скоростью, и расплачиваются ими же. В их сравнительно большом поселении, растянувшемся на три-четыре взмаха крыльев, обитало почти двадцать тысяч малюсеньких гремлинов. (В общем-то, Я так и не удосужилась изучить мир дальше этого поселения, которое Я обозначила для себя как «Деревушка»). Они суетятся, бегают туда-сюда. Первую половину дня они питаются – для комфортного выживания им нужно поглощать около двухсот листиков в день, - и собирают эту понятную валюту, чтобы во вторую половину дня тратить её на имеющуюся здесь индустрию развлечений. Они ходят по сотне разбросанных в тени кустов салунов, где предаются плотским утехам друг с другом и с кем попало. Некоторые перед или после посещают бары, в которых подаётся свежая роса, которая появляется тут почему-то в середине дня. И нечто похожее на алкоголь – перебродивший сок из этих злополучных листьев. И десяток составляемых из них коктейлей. День здесь идёт тридцать часов, обладает умеренной температурой и стабильным ветром. В дождливые дни огненным гремлинам грустно. Они сидят в домиках, периодически всё же затопляемых водой, и медленно-печально поедают чудом появившиеся запасы листьев. Как они размножаются, Я так и не разобралась, мне просто нравится иногда бывать в их «публичных домах». Такое времяпрепровождение просто сносит крышу, учитывая то, что у малюток мужского пола по два фаллических органа и у всех без исключения по три «выходных» отверстия, каждое из которых безумно чувствительное и горячее, плюс рот. Индустрия разврата в общем. Где-то через десять-пятнадцать миров от гремлинов расположился мир без высокой растительности в принципе. Он сверкал на мутном – его так и хотелось протереть влажной тряпочкой, - синеватом солнце и «пестрел» лишь тёмной толстой травой. Здесь обитали странные, медленные для своих размеров существа в полтора метра ростом. Они чем-то походили на смесь слона, носорога, страуса и лошади. Передвигаясь по ничем не заросшим тропинкам на четырёх трубообразных лапах, они щипали средней длины травку, увеличивая свободную площадь тёмной рыхлой земли. Ходили стадами, останавливаясь на одном месте по несколько часов, обходили весь мир вокруг за несколько недель, утоляя неуёмную жажду редкими, но крупными озёрами с солоноватой (для меня) водой. Их кожа толстая, твёрдая, похожая на выжженную потрескавшуюся пустыню, местами и ближе к «крупу» переходила в длинные жёсткие перья. Бесхвостые существа с толстой мощной шеей, мелкими зубками, похожими на заострённые пластины, предназначенные для срезания травы, которую они потом просто заглатывают, когда во рту собирается достаточный комок. Выглядят они дико несуразно. Как и у любого вида, ими движет жажда выживания. Они размножаются посредством осеменения крупных пятнистых яиц, которые потом таскают с собой в зубах с места на место. Скорлупа у них толстая и прочная, даже кувалдой не разобьёшь, Я пробовала. Тут же есть и охотники. Странная раса человекоподобных существ. Длинная и несуразная. С тёмно-серой кожей и жёлтыми или оранжевыми глазами, светящимися в темноте. Женщины с тремя грудями и дико узкими чувствительными влагалищами, мужчины с неизменно большим или гигантским, несопоставимо размерам, достоинством. Они живут в единственной тёплой части планеты – всё остальное влажное и холодное, - около разлома коры. Там, далеко внизу, бурлит медленнотекущая река лавы или магмы. Вокруг длинной расщелины живут эти двухметровые существа, не знающие одежды (впрочем, делать её тут не из чего). Они создают себе оружие, откалывая горячие края расщелины тонкими мощными руками, хорошо защищёнными от повреждений и жара. Затачивают здоровые куски камня об те же края. Каждый день сменяющиеся группы охотников идут в разные стороны и «охотятся» на единственных животных. Сложно назвать это действие охотой, ибо смирившиеся создания просто отдают самое старое животное из каждой стаи. Чувство, будто между этими двумя «народами» заключено некое соглашение. Охотники вырезают добычу на месте и тащат её обратно в поселение под открытым небом, в котором не бывает дождя из-за высокой температуры (зато он регулярно поливает всю остальную планету ледяным душем). За ними тянется кровавый след, который напитывает землю, и здесь потом растёт самая вкусная и питательная трава. Впрочем, времяпрепровождение здешних человекообразных существ мало чем отличается от жизни моих гремлинов. Те, кто не охотится, просто спят, готовят, едят и занимаются жёстким сексом и размножением. Охотники делают тоже самое, просто в свободное время. Их несколько километровый пятачок всегда заполнен стонами, горячими шевелящимися телами и удушливым, для того же человека, запахом секса. Я захожу к ним периодически ради больших и маленьких размеров – мой серый мир. Я так и не нашла времени узнать, что же напитывает его таким количеством магии. Жаль, но Я не могу рассказать обо всех интересных мирах. Даже рассказ о моей десятке займёт слишком много места в дневнике, который никто, кроме меня и, может быть, Имы, не читает. Поэтому Я взяла только первые два самых своих любимых мира. Если ты, дневник, понимаешь, о чём Я. Сегодня, от скуки ли или от томного расслабленного состояния, Я предпочла задержаться во втором мире подольше. А когда вышла… Из окна во все миры шёл длинный импульс от огромного выброса энергии. Было понятно, что Я ощущала его даже в сером мире, просто не обращала на это внимание. Это был лишь давний отголосок, но по нему можно было найти его источник. Я несколько минут перескакивала через миры, стараясь догнать интересный след, прежде чем оказалась в мире на пятнадцать пунктов ниже ангельского. Из ближайших к нам он один из самых интересных и разнообразных. Сами жители – хвостатые, рогатые, ушастые, мягкие и не очень, достаточно благородные и в меру жестокие, – называют его Элдария. Для нас же, как и для – вот это удивление, кто бы мог подумать, - ангелов, это Нижний мир. Его разборки часто меня интересовали, Я участвовала в нескольких старый войнах, периодически гуляю там и всерьёз думаю взять его под свой контроль, когда стану Совершенным демоном. Это будет блестящий ход для будущей королевы Мира Демонов. По следу в глубине леса обнаружилась арка портала. Посреди хорошо охраняемой поляны. Она погасла едва ли пятнадцать минут назад, и тот, кто прошёл сквозь неё, ещё хранил вуаль той силы. Это был… ангел?! Я продвинулась по единственной тропинке пестрящей свежими следами – да уж, безопасность на высоте, - и буквально в двух километрах нашла гостя, конвоируемого кем-то из охраны. Это был… Ангел! Без громоздких белых крыльев, без ослепительно-белых волос, но это был Ангел. Девушка, маленькая и аккуратненькая, с белёсой тонкой кожей, под которой слабо пульсировали синеватые вены. Странный ангел, не чувствующий моего присутствия. Я «забежала» вперёд, чтобы оценить её мордашку. И застыла…. «Окно» на автомате двигалось перед конвоем, но Я в подвешенном состоянии рассматривала правильные черты лица, точёную фигурку, тонкие бледные губы, которые так и хочется искусать, и… безвольные, влажные глаза с глубокой, заскорузлой грустью. Девушка бездумно шла за спутником, а в голове каша из пустоты и боли. Почувствовав практически непреодолимое желание прикоснуться к ней, Я вздрогнула. Я в шоке прислушивалась к своему сердцу, которое колотилось со страшной силой, пытаясь проломить грудную клетку, высвободиться из тесной западни. Дыхание сбивалось, затаивалось, а широко распахнутые глаза буквально пожирали взглядом бескрылого ангела. Тонкие руки, музыкальные пальцы, несуразное пыльное платье и… чёрная вязь древних рун, оплетающая и руки, и шею, переходя на аккуратное кукольное личико. Я почувствовала, что краснею, тело бросило в жар, а сердце совсем сбилось с привычного ритма. Мне хотелось прикоснуться в ней, обнять, сжать до хруста костей, оборвать несуществующие крылья и целовать, кусать, раздирать нежную тонкую кожу когтями. А потом зализывать раны, лечить, утешать, дарить цветы. Трахать жёстко и со вкусом, слизывая кровь и кусая губы в жёстких поцелуях. И быть мягкой и доброй, кормить шоколадом и слушать, слушать, слушать! Её дыхание, её голос – Я просто уверена, что он прекрасен! – её всхлипы, плач и стоны! Хочу доставить ей удовольствие, хочу причинить ей боль. Хочу уничтожить, разорвать на куски, а потом собрать заново и утешить. Господи, как Я хочу тебя! В порыве чувств Я потянулась к ней, перегнулась через незримую границу миров, оставаясь бестелесной и незаметной, и запечатлела на её бледных приоткрытых губах долгий, странно чувственный для меня поцелуй. Меня накрыло волной боли и грусти – все её воспоминания. Вся её жизнь обрушилась на меня, окатила ледяной водой и на несколько секунд кинула меня в прострацию. Её страдания, её слёзы, её гнев. Контракт с низшим тёмным существом, любовь, ненависть. Кровь на её руках. Сбивчивое дыхание и стоны. Раздираемая изнутри плоть и жёсткая рукоятка кинжала в руке. Влажная земля, прилипшая к ногам, нагое тело, изуродованное поле битвы. Слёзы. Слёзы. Слёзы!!! Я очнулась через несколько мгновений от собственного захлебнувшегося вздоха. Грусть, ненависть к тому, кто причинил ей боль, заставил бесчинствовать. Боль сменилась теплом: меня окунули в горячую деревянную бадью с чистотелом и чертополохом, от которой пахло тёплым паром и дубовыми досками, а вокруг дурманящий запах хвойного леса. И поцелуй на губах. Запечатлённый на века. Я всё ещё чувствовала сладковатый привкус её кожи. И страх. И имя. Рейн…/Запись в дневник от 2000 лет и 218 дней со дня Рождения./