В день грядущий веры нет

1 Время уже давно перевалило за комендантский час: совсем стемнело и в оконные щели тянуло промозглостью. Несмотря на солнечные весенние деньки, ночи стояли на диво холодные. На закате еще и дождь пролился. Леонардо зябко поежился, запахнул на груди рубаху, затянув тесемки, и вместе с прошитой стопкой листов перебрался поближе к очагу. Тут было теплее – хотя бы с одной стороны – тем более, чертеж никак не желал получаться, так что пламя, жадно заглатывая скомканные листы, трещало исправно. В дверь постучали. Леонардо выпрямился, убирая волосы с лица, и замер, прислушиваясь. В голове его всегда было неспокойно, особенно бессонными ночами и в рабочей горячке, так что звук вполне мог почудиться. Но стук повторился – негромкий, но настойчивый, очень даже реальный. Леонардо, касаясь пальцами рукояти кинжала, подошел к двери: по ту сторону стоял человек, слышен был даже неровный ритм дыхания. Очень знакомый ритм. Он швырнул блокнот в угол, сунул угольный карандаш за ухо и распахнул дверь. Огоньки свечей в высоких светильниках бешено заметались под порывом сырого ветра. – Джироламо. – Добрый вечер, художник, – Риарио улыбнулся слабой, почти робкой улыбкой, которая так хорошо вводила в заблуждение тех, кто его не знал. – Пригласишь? – Входи, раз на пороге, – Леонардо посторонился и приветственно скользнул ладонью по вымокшему насквозь плечу гостя. Когда убрал руку – дождевая вода на ладони щедро мешалась с алым. Риарио оглядывался со спокойным любопытством, его тонкая фигура, затянутая в черные одежды, еще больше потемневшие от влаги, выглядела расслабленной. Не похоже, что он ранен. Леонардо быстро обтер руку об изнанку рубашки. – Комендантский час начался давным-давно, не боишься попасться ночной страже? Еще сравнительно недавно стоило бы поставить вопрос, кто кого должен бояться. Но после смерти Папы времена изменились. – В такую собачью погоду даже ночная стража предпочитает охранять общественное спокойствие из ближайшего кабака, – парировал Риарио. Он уверенно прошел к очагу, стянул перчатки и, сняв с пояса саблю, присел на корточки перед огнем, грея озябшие руки. С его сапог медленно натекали грязные лужи с едва заметными розоватыми разводами и впитывались в дощатый пол. Да он с ног до головы в крови. Господи, граф, во что ты бросил себя на этот раз? А вслух Леонардо поинтересовался небрежно: – Ты верхом? – Я оставил лошадь на постоялом дворе недалеко от Понте-Веккьо еще засветло и решил побродить по городу. По подворотням. Под вечерним ливнем. Риарио подышал на руки и опустился на колени, присаживаясь на пятки и совершенно не тревожась о чистоте плаща. Впрочем, судя по увиденному Леонардо, бесполезно было тревожиться о том, чего нет. Темно-красное почти терялось на влажной черной ткани, но наметанный глаз художника разобрал большие неровные пятна. Как будто в плащ заворачивали что-то (кого-то) окровавленного. Судя по состоянию одежды всё – чем бы оно ни было – случилось сразу после заката. Риарио успел промокнуть, однако дождь закончился прежде, чем смыл следы. Ходить по городу ему было небезопасно. Гибель Сикста IV списали на удушье – якобы понтифик весьма неудачно поперхнулся, а так как решил в тот вечер отужинать в одиночестве, спасти его не успели. Но слухи ходили – слухи об убитой страже, и длинных синяках на шее погибшего, и отсутствующем пальце, и пропаже кольца рыбака, и о том, что именно папский племянник был первым, кто обнаружил труп. Как бы то ни было, положение Риарио сделалось шатким – слишком многие боялись и ненавидели его. Не без причины, откровенно говоря. Он мог не опасаться ареста средь бела дня и по-прежнему умел постоять за себя, но ореол неприкосновенности если не спал, то изрядно истончился. – Ты голоден? Есть лепешка и сушеные фрукты. Сливочный сыр, увы, я уже съел сам. Риарио покачал головой, неотрывно глядя в огонь. Со своего места у стола Леонардо видел влажный переливчатый глаз и пляску искр в янтарной от света радужке. Взглянуть бы поближе. Но нельзя ведь просто подойти, взять за подбородок, развернуть лицом к себе. Риарио никак не показывал, что знает о состоянии своего гардероба, или в самом деле не замечал. А значит… Неужели опять? – Я подогрею тебе питье, ты дрожишь, – Леонардо отвернулся к столу и принялся смешивать вино с травами и пряностями. Даже после всего, через что они прошли вместе, показывать Риарио незащищенную спину было неуютно. Может, вовсе и не в прошлой вражде дело. Просто бывают люди, возле которых даже в самые спокойные времена хочется держаться настороже. Он обернул длинную ручку тряпкой и, потеснив Риарио, поставил кастрюльку на горячие угли с краю. Теперь они сидели бок о бок. Леонардо ребрами чувствовал влажное тепло. От Риарио пахло дождевой водой и кровью. – Над чем работаешь, художник? Леонардо пожал плечами. – Надо всем понемножку, как обычно. На той неделе заказали очередную мадонну. Или на позапрошлой? Он не помнил. Подготовил основу, набросал эскиз, а после увлекся экспериментами с красками, потом разработал очередную схему летательного аппарата, такого, чтобы его уже не нужно было привязывать к повозке, потом соорудил соломенную оплетку с ручкой, чтобы пузатые винные бутыли не опрокидывались так легко, потом… Леонардо окинул мастерскую взглядом. Честно говоря, он уже не был уверен, где сейчас набросок. Он замолчал, а Риарио не стал ничего уточнять. Вино нагрелось, и Леонардо перелил его в металлический кубок. Обмотал все той же тряпкой. – Держи, осторожно только, горячее. Он смотрел, как Риарио пробует напиток, забавно вытянув верхнюю губу, словно ребенок над кружкой горячего молока. Как замирает, распробовав. Как трепещут, расширяясь, нервные точеные ноздри. – Сдается мне, ты перестарался со специями, – Риарио покачал кубком, глядя на блики, играющие на темной поверхности. – Я даже вкуса вина толком не чувствую. – Возможно, оно и во благо, – философски отозвался Леонардо. – Сорта из лучших виноградников не по карману бедному художнику. К тому же, наша цель – это чтобы ты завтра с простудой не свалился, а дегустацией займешься как-нибудь в другой раз. Риарио пробормотал что-то, хмыкнул и, обжигаясь и фыркая, выпил вино большими глотками, как лекарство. Леонардо выдохнул и немного расслабился. – По-моему, ты только что сжег себе пищевод и желудок, – дружелюбно заметил он, забирая кубок. Риарио прислушался к себе. – Возможно, – покладисто согласился он. – Зато не заболеешь простудой. – Зато не заболею простудой. Они сказали это в унисон и в унисон же рассмеялись. Риарио оттаивал на глазах. Он отодвинулся и привалился к стене, вытянув длинные ноги. – Что ты там про заказы рассказывал? Леонардо в лицах поведал ему историю с прошлым заказом. Богатый приезжий купец заказал ему написать портрет кошки. Не жены или любовницы с кошкой – а просто кошки, самой по себе. – Деньги он предлагал немалые, так что я согласился. Ох, сперва я гонялся за несчастной тварью по всей мастерской, потом пытался привязать ее в нужной позе. – Тебе бы всех привязывать… Леонардо мог поспорить на свой незаконченный летательный аппарат, что улыбку, заигравшую на губах Риарио, иначе как ностальгической не назовешь. – А что делать? Сам понимаешь, что животину не развлечешь беседами и музыкой. Она орала как резаная и расцарапала мне руки. Говоря тебе откровенно, я уж подумывал сделать из нее чучело, чтобы писать спокойно и без спешки. – Бьюсь об заклад, купцу бы это не понравилось, – снова перебил Риарио. – Да, но зато у него бы остался портрет… Риарио расхохотался. Умолк, будто удивленный собственной реакцией, потом мотнул головой и досмеялся, только уже потише. Он улыбнулся Леонардо легко и открыто, сверкая темными глазами. – Ох, кажется, я пьян. – Коварные флорентийские вина, – пояснил Леонардо. – Ага, – согласился Риарио. – Развозит с одного бокала. Леонардо продолжил рассказывать про кошку, но через несколько минут заметил, что его не слушают. Риарио сглатывал, часто и мелко облизывался, веки у него опускались, словно сами по себе. – Тебе не интересно про кошку? – Мне… другое интересно, – Риарио медленно сморгнул и установился на него неприятно знакомым взглядом, исподлобья, с яростной сумасшедшинкой. – Чем ты опоил меня, художник? – Тебе надо отдохнуть, – спокойно ответил Леонардо. Он поднялся на ноги и отошел к столу. – Художник! Он собрал разбросанные по столешнице мешочки и пузырьки, проверил, сколько осталось содержимого, и сложил их в деревянную шкатулку. – Да Винчи! За спиной отчаянно завозились. Леонардо будто наяву видел, как Риарио скребет пятками по деревянному полу, безуспешно силясь подтянуть ноги и найти опору. – Да Винчи, дьявол тебя раздери… – Успокойся, – Леонардо принялся без нужды раскладывать перепутанные листы по таким же перепутанным стопкам. – Так надо. – Леона… Договорить он не успел. Когда Леонардо снова повернулся к Риарио, тот уже сидел неподвижно, уронив голову на грудь. В дверь снова постучали. Леонардо подошел, прислушался и открыл уже без опаски. – А, то тело, о котором я просил. Спасибо, Зо. Заходи, ты просто не представляешь, насколько ты вовремя.