Стрела

— Останься со мной. Недоумевающий взгляд, глаза в глаза, едва заметное движение бровями — всё его существо борется против этой странной просьбы, ведь слишком свеж в памяти тот рваный поцелуй, бередящий старые, не зажившие ещё провалы. — А если откажусь? — сипящим шёпотом, заставляя владыку чуть ли не униженно ползать на коленях перед великим визирем, не внимая голосу разума о самой обычной, нарушенной субординации. Но Сулейману сейчас не до нерушимых правил. — Пожалуйста, Ибрагим. Паргалы мнётся, кидая нечитаемый взгляд на султана, мельком оглядывается назад, на обитые золотом тяжёлые двери, и Сулейман ловит этот взгляд, от которого сердце болезненно сжимается. — Я не причиню тебе вреда, — шепчет, как в бреду, едва сдерживаясь от того, чтобы не подойти к Ибрагиму одним прыжком, как мальчишка, что совсем не подобает жестокому и властному правителю. — Даю слово. — А много ли значит ваше слово, повелитель? Бесстрастный голос, произнесённый внезапно охрипшим баритоном, словно пронзает насквозь, навылет, не оставляя для животрепещущих эмоций даже самого малого. Сулейман подрывается с места, оказываясь рядом с Ибрагимом, вцепляется в чужой ворот расписанного серебряными нитями зелёного кафтана и тянет на себя, словно теряя присущие ему от природы спокойствие и отчуждённость. Ибрагим на мгновение теряется, вздрагивает, после чего моментально приходит в себя и одаривает повелителя взглядом мгновенно заледеневших карих глаз. — Многое, уж поверь мне, — шипяще выдавливает Сулейман, нехотя разжимая пальцы и отходя на шаг назад. На что похожа их игра? Каждый придерживается своего мнения, опасаясь высказывать его в глаза друг другу. Каждый боится, тщательно скрывая свой страх, маскируя его — вот только Ибрагим замазывает его беспрекословным подчинением, а Сулейман — неоспоримой властью. Сулейман верит ему, до сих пор не подозревая, когда именно пошла эта крохотная трещина, с каждым обронённым словом разрастающаяся до размеров бездонной пропасти. Ибрагим лжёт о том, что не подозревает тоже, сжимая в кулаке до боли врезавшихся в кожу краёв подаренный Сулейманом перстень, стоящий не один миллион золотых алтунов, и знает о том, что слишком вознёсся, собственным самодовольствием перерезая тонкие нити над головой. Последнюю оборвёт сам Сулейман. — Если я останусь... Фраза не заканчивается, обрываясь. Сулейман встречается взглядом с глазами Ибрагима и чуть ли не вздрагивает от осознания того, что сейчас в них плещется только немая обречённость. "Я знаю, что будет," — молча кричит визирь, покорно ступает в середину комнаты и останавливается, ощущая за спиной тихие шаги султана. "Позволь мне провести с тобой последние часы," — в тон ему отвечает Сулейман, рвано выдыхая от сковавшей тело боли. Что будет, если я останусь? Ибрагим поворачивает голову, чуть сторонясь в сторону, пропуская Сулеймана вперёд. У султана не находится ответа.