Взгляни на дом свой, Ангел

Роуз пришла от парада в восторг. Она не переставая махала всем: цветочным девушкам на платформе, оркестру, ряженым в ростовых костюмах зверей, членам городского совета, – всем, кого видела. И постоянно подталкивала Криденса локтем, чтобы он тоже оценил. Криденс не стал говорить ей, что в Нью-Йорке парады совсем другие, куда красивее и пышнее. Пожалуй, праздники и Центральный Парк остались единственным, по чему он мог бы скучать, но лучше жалкий парад в захолустном городке посреди нигде, зато вместе е с Роуз. Зато наконец-то на воле. Раньше он представлял, как в один прекрасный день прогуляется с мистером Грейвзом по улицам свободно, не боясь, что кто-то увидит. Они могли бы взять с собой Модести. Нужно было лишь дождаться совершеннолетия... Когда-то эта мысль помогала ему выживать. Теперь выживать не нужно было. Нужно было понять, как жить. – Криденс! – вдруг донеслось до него, и обернувшись он увидел в разноцветной толпе знакомое угольно-чёрное пальто.(“Мантия”, – напомнил он себе. – “У волшебников это называется так”). Вернее, ему показалось, что увидел, ведь не мог же мистер Грейвз… Найти его через зеркало. Через то зеркало в коридоре, то, на котором отпечатался его кровавый след. Криденс попытался просочиться в самую гущу толпы, ссутулился, пригнулся… и чуть не подскочил, когда Роуз тронула его за плечо. – Всё хорошо? Ты бледный. – Всё хорошо, – соврал он, комкая в руках шляпу. Мистер Грейвз здесь. Снова нашёл его, ведь всегда находил! Снова нашёл, как в тот рождественский вечер. “Маг среди Бэрбоунов…” *** – ...Какая ирония! Криденсу не нужны были мамины способности чтобы понять, кто перед ним. Колдун. Только у колдунов такие тёмные глаза, такие безжалостные каменные лица! Ни вскочить, ни убежать – позади тупик. Не дать отпор – Криденса никогда не учили драться, Бэрбоуны давно перестали быть охотниками. Конечно, он видел старинный, тяжёлый прапрадедовский арбалет, прадедово охотничье ружьё, но это были просто реликвии… Он застыл в ожидании смерти, пытаясь разбудить в себе всю ненависть к магам на которую только был способен, но ненавидеть получалось только себя и своё проклятье и свою глупость и неспособность даже убежать… – Я не маг. Он хотел сказать это громко. Получилось едва различимо. – Я не маг. – И сколько лет ты уже это повторяешь? – Я… я не хочу им быть, и я не буду. Колдун усмехнулся, но его глаза не смеялись. – В твоём возрасте я так же жалел, что не блондин. Мы не всегда получаем то, что хотим. Криденс промолчал. Если колдун прав и магию нельзя вытравить, значит всё напрасно. Значит все мамины побои – зря. Он уткнулся лицом в колени. Нет, нет. Всё это можно вылечить, иначе зачем тогда жить? – Послушай меня, мальчик, – Колдун подошёл ближе и склонился над ним. – Твои силы это не проклятие, но если хочешь научиться как следует скрывать их, выйди через два дня на перекрёсток у Вулворт-билдинг в три тридцать. Один. Не беспокойся, я научу тебя кое-чему, твоя мать больше ни о чём не узнает. Твой секрет будет в безопасности. Криденс поднял голову, чтобы гордо отказаться, но переулок был пуст. Колдун просто испарился. Те два дня тогда казались ему самыми мучительными в жизни. Пару раз он думал рассказать маме о том, что кажется сильно влип, попросить прощения, но ужас пересиливал. Да, только Вторые Салемцы могли бы его спасти, но потом они же и уничтожили бы его за связь с колдуном. Можно было просто не приходить на место встречи, выбрать какой-нибудь другой угол. На второй день он решил поступить именно так, но ноги сами несли его к Вулворт-билдинг. Может быть, колдун его загипнотизировал. А может быть… судьба наконец давала шанс. Правда, он пока не понимал, какой. Колдун появился точно в назначенное время, но прошёл мимо, будто не узнал, и лишь по едва заметному жесту Криденс понял, что надо идти за ним. Он ожидал какого-нибудь мрачного злодейского логова, но “логово” оказалось обычным дайнером на углу: со стойкой, с красными диванами и клетчатыми скатертями. Криденс представил, как придётся лезть в карман и пересчитывать медяки, которые он с таким трудом откладывал на побег, придётся их тратить… – ...Грейвз. Он вскинул голову. – Простите? – Я сказал: моё имя – Персиваль Грейвз. В дневном свете колдун уже не казался таким пугающим. Глаза у него были не чёрные, а карие, и лицо живое, даже симпатичное. Не будь он сатанинским отродьем, на него приятно было бы посмотреть подольше… Криденс снова уткнулся взглядом в меню. – Оченьприятно, – скороговоркой пробормотал он. Ему вдруг стало страшно, что кто-то их увидит. Кто-нибудь непременно увидит их и донесёт. И хорошо если мать подумает, что его заколдовал маг, но она может подумать другое… – Взаимно. Будешь что-нибудь заказывать? – Спасибо, я не голоден. Просто выпью воды. – Ваш обычный завтрак, – сказал мистер Грейвз официанту. – И горячий шоколад. Криденс вздрогнул и прикусил губу, чувствуя, что щёки горят. Колдун угадал, что он любит сладкое… или прочитал в его мыслях? Вдруг они это умеют? Он снова бросил на мистера Грейвза быстрый взгляд. Если все колдуны правда богатые и могущественные, как этот, может быть они платят деньги за какие-нибудь услуги? И может быть даже банкнотами… Что он, какой то Бэрбоун, может сделать для читающих мысли волшебников? Идея пришла внезапно. – Я не знаю, как отблагодарить, сэр. – пробормотал он. – Если вам что-то нужно знать о Вторых Салемцах… Мистер Грейвз хмыкнул. – Ты так мало ценишь свою семью? Криденс долго молчал, уставившись в скатерть. – Я… ценю маму. Очень. Я не хочу ей вредить, но у меня больше ничего нет, а мне очень нужно научиться сдерживать… вы понимаете. Вы же волшебник, вы можете меня научить. Я никому не хочу плохого. Почему-то мистеру Грейвзу это не понравилось. Он нахмурил густые, тёмные брови. – Что по-твоему такое магия? Поклонение Сатане? Нарушение законов? Губы Криденса задрожали. – Порчи. Убийства, – едва слышно выговорил он. – Всё плохое. Колдуны и ведьмы это те, у кого в душе зло. Она так говорит. Мама. Он действительно в это верил и знал, что проклят. Но избавиться от проклятия и сбежать подальше, туда, где никто не знает о том, кто он – как это было бы хорошо! Избавиться от зла и больше никогда о нём не слышать! – Спешу тебя разочаровать. – Мистер Грейвз был неумолим. – Магия никак не связана с моралью, с ней рождаются, как с музыкальным слухом, например. Сдерживание скорее всего тебя уничтожит. Если ты готов пойти на самоубийство ради капризов какой-то женщины, которая даже не твоя родная мать, нам не о чем разговаривать. Мне жаль. Отповедь была жестокая, но ничто по сравнению с тем, что обычно говорила мама: про вечные муки, про Ад. Криденс уже не раз думал о самоубийстве, но решил отложить его на потом, как самый последний выход, если станет совсем невмоготу. Если он всё-таки не сможет сбежать. Он даже не заметил, как перед ним появились тарелки с завтраком и чашка шоколада. Но как же вкусно это пахло! Как целый новый мир прекрасных вещей, доступных свободным людям. – Я не хочу убивать себя. – Это разумно. – Лицо мистера Грейвза смягчилось. – Мой мальчик, у тебя есть дар. Ты можешь использовать его во благо, если только захочешь. Он провёл кончиками пальцев по краю вазочки, которая должна была, видимо, создавать уют. Из вазочки торчала пара несчастных маргариток. Под его прикосновением цветы ожили, подняли головки. Их слабые, бледные лепестки налились алым, набухли, свиваясь в тугой бутон, потянулись вверх. Мёртвые маргаритки превратились в тёмные, сладко пахнущие розы. Криденс перестал дышать. Магия. Магия, прямо у него на глазах. Не ужасная и не злая, наоборот. Конечно, мама говорила про то, что грех умеет обольщать, но ведь в розах нет греха. Грех – мучить других. Бить. Запугивать. Ну и кто тогда больший грешник? Кто тогда враг? – Если только захочешь, – повторил мистер Грейвз, внимательно вглядываясь в его лицо. – Я покажу тебе новый мир. Он протянул руку и коснулся его пальцев. Криденс едва не вскочил, но вовремя сдержался, чувствуя, что краснеет, что не может удержать дурацкую улыбку, совсем непрошенную. Его коснулся красивый мужчина. Коснулся ласково. Впервые в жизни. И в этом тоже нет греха, это невинное прикосновение... Мистер Грейвз тепло улыбнулся в ответ. – Я хочу встретиться с тобой ещё раз, – тихо проговорил он. – Для начала, достань мне список постоянных членов общины, Криденс. Не волнуйся, им ничего не грозит. Мы, волшебники, не воюем с немагами, мы поддерживаем баланс. Мне просто нужно знать, чем обычно занимаются салемцы. В тот момент Криденс готов был пообещать ему что угодно. *** Если бы только он промолчал тогда! Если бы позже, весной, не позволил себя поцеловать, не пошёл в отель… – Нет, Криденс, тебе нехорошо, я же вижу! Давай пойдём к озеру… или дойдём до парка развлечений! Может быть тебе станет веселее. Он разглядел её маленькую хитрость – Роуз просто хотела в парк, – но ему приятно было, что она заботится о нём, и радостно, что появился шанс сбежать. Поэтому, он кивнул. Роуз решительно взяла его за руку и потянула за собой. Всё, что оставалось Криденсу – подчиниться. Он не понимал, что с ним происходит, почему кровь начинает приливать к щекам, почему жар разливается по всему телу. Женщины всегда казались ему странными и опасными созданиями, жестокими. Мама и Честити, по крайней мере, были как раз такими, а девочки из приходской школы просто смеялись над ним. Его всегда привлекал мир мужчин: мир автомобилей, бриолина, сигарет, накрахмаленных воротничков, неприличных шуток, понятных только своим, тяжёлой, но настоящей работы. А мистер Грейвз показал ему ту часть мужского мира, о которой он втайне хотел узнать больше всего, но боялся. Мистер Грейвз, самый идеальный мужчина, которого он знал, обещал показать ему и магический мир тоже, а женщинам нужно было чтоб их раб слушался и ни о чём не мечтал, несчастный и бессловесный. Только Роуз была другой. Например, её совсем не пуританская шёлковая сорочка… Криденс никогда не признался бы, но на самом деле хотел увидеть её ещё раз. И ещё раз увидеть, как Роуз поправляет подвязку, думая, что с лестницы её не видно… Это были совсем другие воспоминания. Почему-то рядом с воспоминаниям о том, как мистер Грейвз курит в постели, не надев рубашку, как смахивает крошки табака с тёмных волосков на груди, таких жёстких, но таких приятных наощупь. Как его губы обхватывают... Нет, нужно было забыть это и оставить только мысли о Роуз. Вдруг волшебники умеют находить друг друга по мыслям? Вдруг опасно даже вспоминать? Он молчал всю дорогу, оглядывался по сторонам. Никто не преследовал. Иногда прохожие глазели на них, но глазели по-доброму, и он немного приободрился. Кажется, в этом городе все действительно знали и любили Роуз, так что немножко любви перепадало и ему. Криденс не смел думать о том, что его жизнь наконец налаживается, но мог попробовать насладиться моментом. В конце концов, в людном месте ни один маг не посмеет напасть. Наверное. Конечно, парк развлечений не шёл ни в какое сравнение с Центральным, но там были люди. Была жизнь. Где-то играла калиопа, горячий воздух пах сладкой ватой и попкорном, к каруселям выстраивались длинные очереди. С лязганьем и визгом проносились по рельсам вагончики “русских горок”, бахали вспышки фотоаппаратов, и над всем этим радостно улыбался с вывески яркий розовый заяц. Такие же “зайцы” с неподвижными улыбающимися рожицами продавали шары. – Я хочу такую маску! – Роуз потянула его к тиру, где висели связками рожицы зайцев, лис и волков, стояли на полочках куклы и коробочки леденцов. – Ты ведь мне достанешь? – Я не умею стрелять. – Это же не настоящее ружьё! Ну давай, попробуй. Я не буду смеяться. – Роуз крепко взяла его под локоть мягкой, горячей рукой. И Криденс перестал сопротивляться. В его жизни были и большие унижения. Он ждал, что взяв ружьё, почувствует себя настоящим мужчиной, но ощутил только непривычную тяжесть и неловкость. Роуз показала ему, как правильно встать, как прицелиться, чтобы наверняка подбить жестяную утку, ныряющую в щербатые “волны”... но ничего не вышло. – Нет, я не могу. Крючок тугой и… – Пожалуйста, попробуй ещё раз! Я очень хочу зайку! Криденс снова не смог отказать. Слушаться Роуз оказалось приятно, и нельзя было её подвести, поэтому он собрался как следует… и сбил двух уток подряд. Правда, ему показалось, что вторая пуля вильнула вверх, куда он совсем не целился, но какое это имело значение? Роуз захлопала в ладоши от радости и крепко обняла его, на секунду прижавшись всем телом, даже грудью. – Так, это мне… а тебе – волка! – Волка? – Он нахмурился, разглядывая оскаленную волчью маску. Было в ней что-то злое и неприятное. – Мне не нужно… – Ты же сам всё сделал для того чтобы её получить. И вообще, мы, деревенские простушки, беззащитные зайчики, а вы, искушённые городские мужчины, зубастые, опасные волки, вам нельзя доверять! Роуз засмеялась, посматривая на него искоса, но Криденс отвернулся, чтобы она не видела румянец. Он сам не понимал, почему так краснеет. Он не чувствовал себя “волком”, это был скорее мистер Грейвз… но может он на самом деле перенял хоть немного городских “волчьих” манер и Роуз заметила? Как было бы хорошо! Чья-то рука вдруг крепко схватила его за плечо, пальцы сжались, как когти. Криденс резко обернулся, даже не осознавая, что происходит, и столкнулся взглядом не со знакомыми карими глазами, а с безумными, блёклыми. Старческими. – Антихрист… – прошептал старик, сжимая его плечо всё крепче. Растрепанные седые волосы, бурый халат в пятнах… сумасшедший? Или маг? – Антихрист грядёт! Этот гнилой запах я везде узнаю… – Отстаньте от него! – Роуз попыталась оттащить старика, но тот с неожиданной силой оттолкнул её. – Ведьма! Нам нужен Второй Салем! То, что он держал в руке, не похоже было на нож, Криденс даже не понял сначала, что это. “Нам нужен Второй Салем”. Заточенная ложка, вот что это было. “Нам нужен Второй Салем”. Он не помнил, как схватил ружьё, и что есть силы ударил прикладом куда пришлось. И знал, что будет бить снова и снова. “Нам нужен Второй Салем!” И снова. И снова. И… Чьи-то руки оттащили его, отобрали оружие, и прежде, чем он успел подумать об обскуре, толпа скрыла старика. Просто… проглотила. Тогда он был слишком испуган, чтобы этому удивиться, но позже, вспоминая тот день, каждый раз удивлялся этой странности. Будто все люди вокруг были заодно. Те же самые люди, что улыбались им по дороге. Он не запомнил лиц, но почему-то был уверен, что это те же прохожие, будто массовка в кино. Он не запомнил, как Роуз довела его до скамейки. Отчётливее всего он видел волчью маску с дырами вместо глаз, с оскаленной пастью. Оказалось, что всё ещё сжимает её в руках. – Я не понимаю. – Собственный голос слышался будто издалека. – Моя сила. Куда она исчезла? Они немного говорили об этом ночью: о том, что делало их обоих странными. И Роуз не испугалась, когда обскур чёрным дымом поднялся в воздух из его ладони, хотя Криденс ждал, даже надеялся, что она испугается, прогонит, и всё будет привычно. Как раньше, и не мог заставить себя взглянуть ей в лицо. Ни тогда ни сейчас. – Она здесь. Просто ты ещё научишься использовать её на благо. Но я тебе помогу, мы все тебе поможем. Криденс уныло кивнул для проформы. Он не верил Роуз. Он не верил больше никому. – Я его ударил, и все это видели. Он заявит в полицию, я… я принёс миссис Гиллеспи и тебе только неприятности. Он не стал говорить про Вторых Салемцев, про то, что оказывается его ищет не только мистер Грейвз. Всё было серьёзнее. – Теперь я преступник в бегах, вот кто я. Ты не знаешь… ты не знаешь, что я сделал! – Что бы ты ни сделал, всё в прошлом. – Голос Роуз звучал над ним неожиданно твёрдо. – Это Сайлент Хилл, это твой дом и здесь ты в безопасности. – Нет. – Ему хватило сил сопротивляться. Теперь хватало. – Вы живёте тут и ничего не знаете про большой мир, а там есть очень опасные люди вроде мистера Грейвза, и они придут за мной! Я должен уйти. Роуз глубоко вздохнула и взяла его руки в свои. – Хорошо. Только пообещай мне, что не сбежишь сегодня ночью, что когда я к тебе приду, ты будешь в своей комнате и мы поговорим, обещаешь? Криденс кивнул всё ещё не глядя на неё. Всю волю к сопротивлению он уже израсходовал. – Отлично! А теперь пошли на аттракционы! – Роуз опустила кроличью маску на лицо.– Мы ещё можем исправить этот день! *** Вечер прошёл тихо. Никакой полиции и никакой мести не было, словно аттракционы и попкорн правда что-то исправили. Во время ужина болтали о пустяках, и миссис Гиллеспи много улыбалась, но в неверном газовом свете дом всё равно казался Криденсу мрачным и напоминал о старой церкви. Как-будто он сбежал только для того чтобы попасть в ту же мышеловку. Нет, ерунда! Тут ему никто не угрожал, не держал насильно. Все были с ним ласковыми кроме мистера Гиллеспи, но тот вообще никого и ничего не замечал. “Просто сам дом такой же старый и деревянный. И комната тоже под крышей. Вот и всё. Ещё они молятся перед едой, но так делают многие”. Он остановился перед зеркалом, но зеркало отражало только его собственное бледное лицо и кое-как остриженные волосы. Снова прошёлся вдоль картин, пугавших, странно будораживших воображение. Ничего. Никакой магии, никаких подсказок. Но если бы мистер Грейвз снова нашёл его и выяснилось, что всё в порядке? В Сайлент Хилле тоже есть отель где никто не помешает. Где можно вернуть прошлое, хоть ненадолго... *** Это был самый плохой день который он мог вспомнить. Мама нашла у него в карманах деньги, – не все, но даже забытой мелочи хватило чтоб она начала подозревать. “Попрошайка! Ты меня позоришь. Ты позоришь нас всех.” Он стоял на коленях, вытянув руки ладонями вверх и терпел удары, терпел, пока в глазах не потемнело. Он надеялся, что отделается руками, но мама тем же презрительным тоном велела раздеваться. И он послушался. Почему он всё время её слушался? “Даже твоя настоящая мать от тебя отвернулась бы! На твоё счастье она уже умерла”. Слова били больнее, чем ремень, ввинчивались в мозг. “У меня есть мистер Грейвз. Персиваль”, – единственная мысль посреди страха и боли, позволявшая не сойти с ума, но и она поблёкла. Криденс вдруг увидел себя со стороны: уродливо плачущий, бледный, ссутулившийся, вёл в синяках и шрамах, – жалкое зрелище. Мистер Грейвз не любит его. Скоро ему надоест возиться с сиротой. Скоро ему надоест нытьё и слёзы... Криденс не понял, когда потерял сознание. Он просто моргнул, и вдруг понял, что лежит на полу в луже холодной воды, а мама стоит над ним с ведром. Она заставила его переодеться, а потом отправила раздавать листовки вместе с Модести, хотя он едва мог идти. Собственное тело казалось ему тяжёлым и неповоротливым, как у дебила; он знал, что из-за потрёпанной, не по размеру одежды и опущенной головы его принимают за слабоумного, но никак не мог собраться, заставить себя перестать дрожать, перестать плакать. Он даже не мог прислониться к стене, – спина горела, каждое движение причиняло боль. Можно было только закрыть глаза на минутку… – Криденс? Он вздрогнул. Мистер Грейвз. Настоящий. Обеспокенный. Модести стояла рядом, но почему-то не замечала его. – Опять этот взгляд. Идём. – Но Модести… – Я отвёл ей глаза, у нас есть время. Криденс послушался. Ему нечего было сказать, нечего было дать. Оказавшись в номере он просто сел на кровать, глядя в пространство. Мистер Грейвз обнял его, устроил поудобнее, кажется даже гладил по волосам, но всё это было где-то далеко. “У нас есть время”. Пройдёт час, может быть полтора, и придётся возвращаться. Это всё обман, обман… – Я не могу больше... Рука перебиравшая его волосы, замерла. – Ты должен быть сильным. В следующем году тебе исполнится двадцать один, ты будешь свободен. – Почему не раньше? – Он знал, что не доживёт. Просто знал, что случится нечто ужасное. – Почему, мистер Грейвз? – Магам нельзя привлекать к себе внимание. Я не могу просто взять и похитить тебя, к тому же... – Я знаю. – Криденс сел, не глядя на него. – Я знаю, что "к тому же". Простите меня. Я не хочу доставлять вам проблемы. “К тому же, ты – информатор”. Да, конечно. Вот почему его на самом деле терпят! Персиваль словно прочитал его мысли и склонился над ним, прижался губами к шее, касаясь жёсткой щетинки у края волос. – Ты мой, – прошептал он, целуя кончик уха. – Не её. Запомни это. Я залечу все твои раны. Я защищу тебя. – Пока я вам нужен. А как только вы решите, что узнали достаточно… – Нет, нет! – Персиваль крепко взял его за плечи и развернул к себе. – Посмотри на меня. Я дал тебе слово, я всегда держу обещания. Криденс собрался с духом и послушался. Он редко смотрел мистеру Грейвзу… Персивалю в глаза, и зря: этим взглядом можно было греться. – Мне снится сон, иногда, будто вы правда выполнили обещание, и мы едем в Сайлент Хилл, но оказывается, что это не настоящий город. Что это жуткое, тёмное место, и вы понимаете, какой я на самом деле, раз я родился там. – Это обычный маленький городок в штате Мэн. – Персиваль улыбнулся и погладил его по щеке. – Он стоит на берегу озера среди зелёных холмов. Сам я там не был, навёл справки: захолустье, конечно, но очень живописное. Мир вокруг не такой чудовищный как тебе кажется, и сам ты не чудовище. Он просто гладил, но Криденс знал, что если попробует отвернуться, нежное прикосновение станет железной хваткой. Мистер Грейвз никогда его не обижал, но если он говорил “посмотри на меня”, надо было смотреть. Принимать то, что он говорит, потому что он никогда не говорил плохого. – И мы действительно поедем вместе? Вам не обязательно… – Да. Вместе. Ты всего лишь должен подождать до совершеннолетия. Ты ждал столько лет, ты достаточно силён для этого. – И вы начнёте меня учить? Мистер Грейвз слегка нахмурился, будто ему надоели вопросы. Наверное, он привык, чтобы ему верили на слово. – Мы уже говорили об этом, не заставляй меня повторяться. – Он повёл рукой и Криденс почувствовал как пуговицы на рубашке начинают расстёгиваться сами собой. – Сначала займёмся твоими ранами. Потом – чем-нибудь более приятным. *** Более приятным... Зачем он вообще вспомнил об этом? Всё могло быть хорошо, но ничего не вышло. Стало только хуже. Обскур окончательно вошёл в его сны, а потом оказалось, что он – реальность, а не ночной кошмар. Криденс вернулся в свою комнату и долго не мог уснуть, от ночной духоты, от воспоминаний. От мыслей о том бесконечных “если бы”: если бы сдержался, если бы дотерпел. Наконец, измучившись от жары, он сбросил пижаму и лёг, завернувшись в мокрое полотенце, но так и не мог заснуть. Последняя ночь среди друзей, – внезапно понял он, глядя в потолок и перебирая край одеяла. Что будет дальше – неизвестно. Может, ещё не поздно сбежать в Париж. Или отправиться колесить по стране. Найти отца, вдруг он всё-таки жив! Даже если ему не нужен такой сын… – Криденс! – тихо прошептал кто-то над ухом. Он вздрогнул и сел, прислушиваясь. Никого в комнате, но… – Я тут, глупый! Роуз сидела на подоконнике, снова в кимоно, и, кажется, в той самой сорочке, – он не мог разглядеть. Она тихонько спрыгнула на пол и закрыла окно. А потом вдруг подбежала к кровати и нырнула под одеяло. Криденс так быстро отодвинулся на другой край, что чуть не упал. Это было совсем неправильно, – лежать в постели с девушкой, и не по-джентльменски… – Шшш, не убегай! Если будем говорить громко, кто-нибудь услышит! А тут можно шептать. Он чувствовал себя ужасным грешником. Но не заставил себя уговаривать. – Ты всё-таки решил уйти? – Да. – Как жаль… – Роуз завозилась, сняла халат, и бросила на пол. Её голое плечо матово светилось в лунном свете. – Я тебя ни с кем не познакомила, мы даже не сходили в церковь. – Я не люблю церкви. – Наша – не такая, как в Нью-Йорке. Мы точно знаем, что правда, а что нет. – Почему? – Потому что… однажды Бог послала на землю ангела, чтобы он помог людям приготовиться к её возвращению. Но злодеи помешали ему, он упал, как звезда, и разбился на две половины. Одна упала здесь, в Сайлент Хилле, а другую никто не может найти. – И что? – Криденс нахмурился. Это была странная история, не похожая на обычные истории про ангелов. – Если останешься, я его тебе покажу. Он в нашей церкви, и очень страдает без своей половины… ну не смотри так, я не сумасшедшая! Ты увидишь и сам всё поймёшь. – Почему вы все говорите про бога “она”? Роуз приподнялась на локте, кружево сорочки пеной опустилось на грудь. – Потому что это – она. Ну разве мужчина может создать жизнь, сам посуди? Если не веришь, спроси у мамы, она расскажет. Мы не верим в злого бородатого старика, который всех наказывает за грехи, вроде того сумасшедшего из парка. И у нас есть доказательство – наш ангел. Это не сказка, ангелы правда существуют, а значит и Бог. Всё же очень просто! – Я не верю. – Криденс отвернулся от неё, чтобы не смотреть, и не думать о том, что Роуз совсем не похожа на сестёр и на мать, что до неё хочется дотронуться… – Я не верю ни в “неё” ни в “него” ни в ангелов. И тебе я не верю тоже. Все, кому я однажды поверил, просто мною пользовались. – Я знаю. Кто тебя обидел? Тот мужчина, которого ты испугался? Мистер Грейвз? – Я не испугался. Я опасаюсь, его, но не боюсь, это не трусость. “Она возненавидит меня если узнает всё”, – подумал Криденс, и ему вдруг стало легче. Пускай. Тогда она сама его прогонит, и конец всем страхам, всем метаниям. Он глубоко вздохнул. И начал рассказывать обо всём: о самых стыдных и гадких вещах и о самых лучших вещах. О побоях, об обещаниях, о желании сбежать, о магии, о том, что бывает между мужчинами, и даже о том, как именно это бывает, чтобы она возненавидела наверняка. – О, бедный… – тихо сказала Роуз, когда он закончил и просто лежал, глядя в потолок, опустошённый. – Ты столько перенёс! Я хочу что-нибудь для тебя сделать. Дай руку. В её голосе совсем не было отвращения, скорее что-то другое, чему не подобрать названия. Опасность. Как-будто в темноте с ним говорило хищное животное, нетерпеливое и готовое съесть его целиком. Он знал эти интонации, но позволил ей взять его за руку, и вздрогнул, почувствовав под пальцами шёлк и что-то мягкое, горячее. Её грудь и выпирающий, как камушек, сосок, её живот, и ниже, под задравшимся шёлком, жёсткие волоски и влажное, обволакивающее… – Ох. – Чуть-чуть выше… да, вот тут, чувствуешь? Ты же никогда не был с девушкой, бедняжка, это ведь намного приятнее, чем с мужчиной или со своей рукой, да? Я тебе покажу. Он не мог ничего ответить. Приятнее или нет… он не знал, но вдруг понял, как ему не хватало другого человека, как ему не хватало всего того, что он не мог назвать “любовью”, но и грубыми уличными словами называть не хотел. Роуз вдруг отвела руку и одним махом оседлала его, сбросив сорочку. Люди врали о том, что в голом человеке нет никакой загадки. Роуз казалась ему теперь существом из другого, прекрасного и пугающего мира. Отвратительного и притягательного одновременно. – Ты решил уйти, но я не могу тебя просто так отпустить. А если тебе понравится, останься ещё на одну ночь… и ещё… – Она тихонько рассмеялась и наклонилась, прижимаясь обнажённой, гладкой грудью к его груди. – Расскажи мне, правда, что в Нью-Йорке этим занимаются даже в подворотнях? И ты видел? Криденс закрыл глаза и кивнул. Если попробовать что-то новое, то получится забыть. Один раз. Один раз, но потом он уйдёт. Или… или два раза… Чей-то голос внутри говорил ему опасаться, быть настороже, говорил, что здесь что-то не так. Но это был тот же голос, который смеялся над ним, запрещал быть любимым. Ему нельзя было верить. – Оставайся… – шептал другой голос, такой нежный, такой сладкий. – Останься, ангел. Я люблю тебя… и Она любит тебя. Я тебе покажу… Останься, ангел.