Пес государев

Вот и солнышко ясное пригревать стало. Плачет зима капелью прозрачной, уходить не хочет. А весна проталинками частыми вдоль дорог зеленеет да в лужах с солнышком заигрывает. Дети чумазые досточки малые по ручейкам весенним пускают да хохочут на мамкины окрики: – Куды ж ты, дитя бесово, по воде бегаешь? Вот я отцу скажу. Ужо он тебя хворостиной-то осчастливит! Только в Москве неспокойно. По улицам всадники в черных скуфейках да подрясниках страх наводят. За кушаками их плети да ножи кривые. А к седлам конским головы собачьи да метлы привязаны. Как завидят их люди на улицах, так сразу прячутся. – Видал, Митрофан? Опять опричники в дорогу сбираются, – один мужик другому говорит, снег с крыши скидывая. – Видать, снова земли опричные идут от боярских уделов освобождать. – А ты про воеводу Александра Горбатого слыхал? – второй мужик испуганно шепчет. – Говорят, Царю кто-то челобитную с наветом на него принес. Так его с сынком Петькой уже третий день в казематах держат. А в чертогах Кремлевских Царь суд свой вершит. Сидит он на троне костяном, в черную схиму облаченный. Подле его трона опричники, как монахи, мрачные стоят. Факелы потрескивают, и на стенах от того тени пляски бесовские вытанцовывают. За спиною Царя Федька Басманов стоит в ярком кафтане. Серьгой яхонтовой в ухе посверкивает да кольцом в каменьях драгоценных тонкими пальцами играет. Смотрит он на всех глазами прищуренными, а на губах его улыбка победная светится. – Ну, зови еще кого там, – Царь дьякону говорит и посохом по полу стучит. – Василий Чекмарев! – кричит дьякон в дверь. Из-за нее на середину зала детина выходит, осьмнадцати годков от роду. Шапку с головы срывает и в поклоне ею сапоги свои обмахивает. – Об чем просить пришел? – Царь строго на парня поглядывает. – Хочу в дружине твоей, государь, верой и правдою служить, – отвечает ему тот, смело глаза на Царя поднимая. Федька из-за трона к царскому уху свешивается и шепчет тихо ему: – Знавал я отца его, Афанасия Чекмарева. Славный воин был. Ежели сын в его пошел, то будет тебе служить, живота своего не жалея. – А умеешь чего? – Царь у Василия спрашивает. – А все могу, государь, – отвечает ему юноша. – Но лучший я в рукопашном. Тута мне равных нету. – А ну-ка… – Царь хитро усмехается. – Федора Басманова ежели одолеешь, возьму! Федька вперед выходит, кафтан, золотом расшитый, с плеч скидывает, колечко, подарок царев, за шиворот рубахи кладет да рукава засучивает. Первый удар сильный, прямо в ухо, Василий пропускает, но на ногах держится. От второго удара лихо уворачивается и кулаком в грудину Федьки заезжает. Тот назад два шага делает, но не падает. Снова здоровенный кулак Василия Чекмарева в лицо Федору летит да губу ему в кровь разбивает. Злится Федька. Силища у парня немерена. Но и он сам тоже не лыком шит. Бьет его Басманов в живот, да так, что он пополам складывается да на пол на колени падает. – Бери, государь! Парень справный, – Федька губу разбитую вытирает и Царю улыбается. – Пущай сотником идет. В память отца его, воина славного. Покуда следующий проситель ожидается, Царь Федьку перстом манит да на ухо ему шепчет жарко. – Ты, Феденька, сегодня приходи. Да шубу песцовую, что я тебе давеча подарил, надень. – Жалко мне шубу-то, государь, – Федька улыбается Царю игриво. – Порвешь ведь, бешаный. – А коли и порву, – Царь ему отвечает. – Что с того? Я тебе еще лучшее подарю. – Государь, – дьякон Царя окликает. – Тут боярин до тебя, с прошением. Анатолий Петрович Губа. Пущать ли? – Пущай, – Царь кивает и Федьке глазом подмигивает, дескать, сейчас веселье будет. – Об чем челом бьешь? – к боярину обращается. – Жалобу я тебе принес, государь наш, батюшка! – боярин кланяется часто. – На опричников твоих. – Что мои ребятушки натворили? – Царь хмурится делано. – Так в именьице моем всех девок дворовых перепортили, а потом в болото согнали да потопили. За что такой погром-то учинили, государь? – Анатолий Губа ногой возмущенно топает. – Ой безобразники! – Царь об пол посохом стучит. – А ведь я их не за тем к тебе в имение посылал. Ты иди-ка пока обратно. А я уж с ними поговорю. Пошто же царский указ не исполнили? Как только скрылся в дверях боярин, Царь воеводу Басманова пальцем поманил и сказал ему тихо: – Направь-ка ты, Алексей Данилович, в имение сего боярина сотню моих опричников. И пущай не балуют, а сотрут и выжгут с лица земли там все. И людей пущай не жалеют. Одним боярским гнездом на земле моей меньше станет. Опочивальня свечами ярко освещается. На столе кувшин с вином молодым да блюдо серебряное с фруктами. Царь на лавке сидит да ножкой в туфле расшитой топает. Музыканты песню веселую для него играют. Гусли заливаются, бубен с колокольцами дребезжит да дудка, как баба, повизгивает. – Хорошо играют, черти! – Царь с улыбкою шуту верному говорит да глазом подмигивает. – Удружил Царю. Любо мне песни хорошие слушать. Чем еще порадуешь? Об чем челядь дворцовая перешептывается? Васька подле Царя на лавку садится да сказывает: – Батюшка… Люди-то разно бают. Говорят, что ты до себя людей с душою черною допустил. Что крутят они и вертят тобою, как хочут. – Это они про Басмановых? – Царь хмурится. – Так Алексей – воевода знатный и служит мне давно. А Федор умен, вот я этим и пользуюсь. Хороший совет еще никому не вредил. – Еще говорят, что Федька до тебя ночами пробирается да в бабской одежде пред тобою красуется, – говорит шут, а сам с лавки соскальзывает да в угол забивается. – И про это говорят? – Царь брови супит да яблочко наливное в руке мнет. – Ты бы осторожнее, батюшка, – Васька из угла ему говорит. – Слишком сблизился ты с Федором Басмановым. Вот людям разное и видится. Царь рукою махнул. Мелодия смолкла, и музыканты, низко кланяясь и пятясь, из опочивальни вышли. – Ты бы, государь, оградил себя от разговоров ентих, – шут, осмелев, на лавку садится. – А то ведь на Федьку взгляды всяко-разные кидаешь, от себя его не отпускаешь. А уверен ты, что предан он тебе? – Хм… – Царь бороду чешет. – А проверить бы его не мешало бы, прежде чем чинами да подарками одаривать, – шут говорит и с поклоном вслед музыкантам выходит.