Красный звон тишины

Никто не решался заговорить, и торжественная тишина парка оставалась почти нетронутой. Настил палой листвы, такой густой, что ноги утопали в нем по щиколотку, заглушал звуки шагов, однако носки деревянных башмаков снова и снова подбрасывали сухую опаль, и та опускалась на землю с едва уловимым печальным шелестом. Яркие желтые листья, сорвавшись с веток, оседали поверх потемневших собратьев, только для того, чтобы вскоре разделить их цвет и судьбу. И лишь краснота резной листвы старого клена невольно приковывала взгляд, словно пятна свежей крови на старом выцветшем ковре. Послеполуденное солнце, окрашивая осенний день в теплые оранжевые тона, лукавило, потому что тепла уже не осталось ни в земле, ни в воздухе: мерзлая почва леденила ступни, знобящий холод заливался за шиворот. Клара, продрогшая до костей, куталась в свое непомерно большое платье, радуясь хотя бы тому, что длинные рукава позволяют полностью спрятать озябшие ладони. Уходя с фермы, она надеялась, что путь займет как можно больше времени, но сейчас не могла дождаться его завершения. По крайней мере, холод вытеснил страх того, что ждало их всех впереди. — А всё же, почему сегодня так тихо? Она вздрогнула от ужаса, осознав, что глухой осипший голос принадлежал ей. Ох уж эта дурацкая привычка разговаривать с самой собой! Стоит лишь забыться на мгновение… Стройный ряд из семи человек резко расстроился. Шедший первым Андрес притормозил, Луиза налетела на него и опасно покачнулась, кто-то ойкнул, а Клара едва удержала вскрик боли, почувствовав, как неуклюжий здоровяк Феликс, шедший позади, проехался по ее голой голени деревянной подошвой. Имельда рывком повернулась к ней, и Клара едва успела отступить назад, чтобы не врезаться носом ей в грудь. — Потому что сегодня День Аутодафе, тупица! — зло выпалила Имельда. — Сегодня в Городе не звонит ни один колокол! Вот правда, как можно быть такой идиоткой? — Ах, да это же наше недоразумение! — нараспев поддакнула Луиза, шедшая второй. — Вот господа повеселятся сегодня вечером, когда ее увидят. Готова спорить, таких экземпляров им во все сто двадцать лет на глаза не попадалось! Вот смеху-то будет… А потом нашу бедную Клару, — Луиза бросила на нее убийственный взгляд, — отправят в питейный дом. И тогда мы все точно умрем со смеху! Клара почувствовала, что ее лопатки наткнулись на нечто широкое и твердое: отступая под натиском Имельды, она напоролась на Феликса. — Отвали от меня! — фальцетом проорал верзила, грубо отталкивая ее навстречу долговязой Имельде. Клара врезалась подбородком в широкую плоскую грудь и, отскочив назад, яростно уставилась на черноволосую девчонку. Само по себе это действие далось ей нелегко, потому что Имельда была на целую голову выше. Однако вид противницы, морщившейся от боли и державшейся за грудь, немного унял жжение в подбородке. — Дууура! — протянул тоненьким голоском Феликс. Клара не стала оборачиваться: этот идиот и рта бы не раскрыл, если бы девчонки его не раззадорили. Ограничилась тем, что сделала крохотный шаг назад, наступив краем деревянной подошвы на кончики пальцев надоедливого громилы. — Дууура! — повторил Феликс восходящей руладой, которая растворилась в студеном воздухе надтреснутым писком и, быть может, смутила дремавших неподалеку летучих мышей. Клара же сверлила взглядом Имельду и Луизу. Сейчас неравенство сил ее не пугало. Она была готова драться до сломанных костей и разбитой головы. До самого конца. Приступ удушающей ярости просто не оставлял места страху: на ферме старого Маллуса не было ни одного человека, который хотя бы раз ее не обидел, но эти девчонки даже сейчас не готовы были оставить свои мерзкие насмешки. Сейчас, когда они проводили в ненавистном обществе друг друга последние часы. Однако прежде, чем Клара успела что-то сказать или сделать, тишину парка разорвал другой голос — сиплый, каркающий и до отвращения знакомый. — Прекратите немедленно, черти! Всех выпорю! Будете знать! Свиньи неблагодарные! А ну, построились! Быстро, быстро, вперед! Как дам кнута, так будете знать! Старый Маллус не привел угрозу в исполнение: до крови просеченная кожа могла оказаться достаточным поводом для выбывания из аукциона, а такой риск он никак не мог себе позволить. Однако его подопечные по многолетней привычке поспешили выровнять строй и продолжили путь в прежней тишине. Старик тем временем одаривал каждого из них ненавидящим взглядом, и Клара знала, что ей достался самый злой и самый ненавидящий взгляд. Уж кто-кто, а старый Маллус питал по ее поводу еще меньше иллюзий, чем Луиза. Молчаливое шествие возобновилось, однако пугающая торжественность больше не давила на плечи. И, быть может, из-за обретенной легкости шагов они в скором времени обнаружили, что подходят к приземистому зданию из серого камня. Центральная часть всего в один этаж разветвлялась на два крыла, каждое из которых оканчивалось небольшой круглой башенкой. К входу вела крытая галерея, наглухо задрапированная непроницаемой тканью. Коллегиум. Клара пару раз бывала в этой части города, но здание видела лишь издалека. Странно, тогда ей казалось, что оно куда больше. Мысль о том, чтобы, наконец, оказаться под крышей, отозвалась надеждой хоть немного согреться. Но надежда эта оказалась тут же погашена осознанием близости всю жизнь ожидаемого ужаса. Клара краем глаза оглядела своих спутников — каждый из шести был выше как минимум на полголовы и раза в два шире. Ей трудно было представить, что кого-то из них так же, как и ее, сейчас трясет мелкой дрожью. — Отойдите. Их путь завершился темным тупиком в самом конце галереи. Все дружно затаили дыхание, и в наступившей тишине было слышно, как старый Маллус, сыпля проклятиями, шарит по стене в поисках дверного молотка. В конце концов поиски увенчались успехом. Всего один звонкий удар металла о металл, и Клара зажмурилась — уж слишком ярким показался свет от масляной лампы. Бледная рука, держащая лампу, принадлежала невысокому щуплому человеку. Он был очень бледен и лыс — жирные черные волосы, старательно распределенные по обширной макушке, не могли покрыть блестящую плешь. — Притащил своих поросят, Маллус? — процедил он сквозь зубы. — Точность — это не про тебя, я погляжу. Ты бы еще за неделю приперся. — Лучше подождать, чем заставить ждать, — с вымученным подобострастием прокряхтел старик и тихо, в тон лысому, прибавил: — Почтенный Густав. Человек по имени Густав с ненавистью оглядел их всех, и Клара готова была поклясться, что на ней взгляд маленьких черных глазок задержался на целую секунду дольше. — Проходиите, — протянул он и отошел в сторону, оказавшись как раз за железной дверью и не давая ей открыться шире. Проникнуть в помещение через узкую щель оказалось нелегким испытанием для всех, кроме Клары. Заскочив в просторный, пахнущим влажным камнем вестибюль, она огляделась по сторонам. Помещение оказалось не таким высоким, как ожидалось, но очень длинным и разветвленным, словно кроличья нора. Обернувшись, Клара снова наткнулась на острый взгляд привратника. — Слышь, Маллус, надеюсь, течных сук не приволок? — тихо спросил Густав. — Что в-вы?.. Разумеется, нет, почтеннейший Густав! Да как же так, перед Блистательной Коллегией… — Проверим! — жестко оборвал его лысый. — И смотри, хоть где проколешься — твою голову на аукцион выставим. Господа это любят. Маллуса при этих словах забила даже в полумраке различимая дрожь. Проблеяв что-то невнятное, он повернулся к своим подопечным и злобно гаркнул: — Куда разбрелись, тараканы недобитые? А ну сюда подошли! А ты, рыжая дрянь, куда направилась, знать хочу?! Клара инстинктивно сжалась и отскочила еще на шаг. — Удирать надумала, мерзавка проклятая?! — мгновенно взвился Маллус. — Да пусть тут кровь не разрешается — я тебя голыми руками придушу! В подтверждение своих слов он быстро закатал рукава и вытянул вперед костлявые руки. — Восточное крыло, прямо по коридору — вторая дверь. Не советую шуметь — Надзору не понравится. Проваливайте, — всё это Густав выпалил тихим свистящим шепотом и отвернулся от них, явно собираясь удалиться в противоположном направлении. Маллус не стал тратить дыхание на подобострастные извинения и спешно рванул, куда было сказано. Его подопечные бросились следом. Клара привычно старалась не отставать и при этом держаться на безопасном расстоянии, заранее опасаясь того момента, когда все они доберутся до нужной комнаты. Опасения оправдались. Маллус, застыв на пороге, пропускал своих подопечных по одному, яростно вглядываясь в каждое лицо. Клара не успела отшатнуться или даже заметить движение руки, как ее ухо обожгла нестерпимая боль. — Всё из-за тебя, рыжая дрянь, — выплюнул Маллус, немилосердно сдавливая и выкручивая. — Опозоришься сегодня — и я с тебя шкуру сниму вместе с мясом… Тебе сильно повезет, если до утра от тебя хоть половина останется, худосочная гадина! Он дернул Клару за ухо, будто хотел швырнуть на каменный пол, но с видимым усилием сдержался и, разжав пальцы, медленно отвел руку в сторону. Маллус не мог не знать, как легко на ее теле появляются раны и царапины, а сейчас даже капля крови была под запретом. Клара, с трудом удержавшись на ногах, приложила ладонь к пылающему уху, ощущая знакомый влажный холод щеки. Казалось бы, за годы унижений могла бы и привыкнуть, но всё же сдержать слезы ей почти никогда не удавалось. Она вскинула голову, пару раз моргнула и только тогда заметила, что, кроме привычной компании, в комнате находились еще какие-то люди. Один из них стоял совсем рядом и с интересом ее разглядывал. Это был высокий мальчик со спадающими на лоб кольцами каштановых волос и отливающими золотом светло-карими глазами. По росту он не уступал Андресу, вот только был куда более мускулист и подтянут. Двое других незнакомцев — мальчик и девочка — сидели рядом на табуретках. — Здравствуйте, господин, — кучерявый чинно поклонился Маллусу. Маллус растерянно огляделся, на мгновение выбитый из колеи тем фактом, что к нему так запросто обращается прикормыш с чужой фермы. — Г-где твой хозяин? — вопросил он, грозно выпрямляясь, что, впрочем, едва ли прибавило ему внушительности: мальчишка был почти на голову выше старика. — Наш хозяин, почтенный Харман, отправился в салон в западном крыле и теперь ожидает начала аукциона за бокалом вина и умной беседой, куда достопочтенный Густав, дворецкий Великого Герцога, несомненно, пригласил и вас. Лицо Маллуса исказилось, рот широко раскрылся в возмущении, которое он никогда не решился бы высказать. — Да, разумеется. Ну что же… Смотрите мне, свиньи! — пробормотал он, грозя кулаком и ни к кому конкретно не обращаясь. Клара пропустила тот момент, когда их хозяин убрался из комнаты. Кудрявый снова уставился на нее, и от его внимательного взгляда ей стало здорово не по себе. — Привет! — внезапно жизнерадостно воскликнул он, осматривая всех собравшихся. — Значит, вы с нами. Знаете, это везение, что нам досталась эта комната! А больше сюда никого не пустят. В одной комнате не больше десяти человек. Питомцы Маллусовой фермы одарили его мрачными взглядами. — Ну и в чем заключается наше везение? — угрюмо поинтересовался Герман, очень толстый, но самый невысокий из Маллусовых подопечных, если не считать Клару. Кудрявый бодро ткнул пальцем в направлении тяжелых синих штор, занавешивающих дальнюю стену комнаты. — Мы прямо за аукционным залом! Стена не сплошная, так что сможем всё увидеть! Кстати, кому бы вы хотели достаться? И да, как ваши имена? Ему никто не потрудился ответить. Оглядев комнату с самым мрачным видом, Андрес направился к рядам жестких металлических табуретов и с тяжелым вздохом опустился на один из них, тем самым подав пример своим товарищам. Клара успела прикинуть, что стульев в комнате больше десяти, а значит, и ей не придется стоять. Подождав, пока все рассядутся, она заняла место на максимальном удалении от старых недругов рядом с незнакомой светловолосой девочкой. Кудрявый остался стоять. Усевшись, Клара украдкой глянула на него, и их взгляды снова встретились. Она сразу же опустила глаза, почувствовав, как к щекам приливает кровь. — Меня зовут Доминик, — услышала она его по-мальчишески ломкий голос. — А это Лаура и Томас. Мы с фермы господина Хармана. Как вас зовут? Вторая попытка тоже не увенчалась успехом, но Доминик явно не собирался легко сдаваться. — Как тебя зовут? — мягко перефразировал он и, к вящему ужасу Клары, подошел к ее табурету и опустился на колени, заглядывая ей в лицо. Она заставила себя не отворачиваться и удивленно и испуганно всмотрелась в желтоватые глаза с четко очерченными черными ободками. Выработанная за долгие годы привычка бояться чужого внимания давала о себе знать, и Клара, не понимая, что этому мальчишке вдруг от нее понадобилось, больше всего на свете желала, чтобы он обратил внимание на кого-то другого. — О, их много, — вдруг послышался певучий голос Имельды. — Например, маломерка, недокормыш… — Паскуда, сопля, — радостно подхватила Луиза. — Рыжая гадина… — Дура, дура! — орал Феликс, пытаясь перекрыть девчоночий дуэт. Доминик медленно повернулся к ним. — Я уже спрашивал ваши имена, а вы не ответили. Помолчите. Потом представитесь. Так как тебя зовут? Едва успевшая перевести дух, Клара снова оказалась в плену его удушающего внимания и даже не сразу заметила, что ее обидчики замолкли на полуслове, так и не дойдя до самых обидных и нелепых оскорблений. — К-клара. Собственный голос показался чужим, а произнесенное слово — бессмысленным набором звуков. Впрочем, последнее едва ли было удивительно: если бы не надпись в изголовье кровати на ферме, она, возможно, никогда бы не узнала, что именно это имя выпало ей на жеребьевке. — Клара, — задумчиво повторил Доминик, протянул руку и дотронулся до ее заплетенных волос. — Это имя не кажется слишком сложным, но мне ни разу не встречались девочки, которых бы так звали. Возможно, шансы получить его совсем невелики, — он снова уставился на нее этим жадным взглядом, и Клара наконец сообразила, что именно читалось в янтарных глазах — жгучее любопытство. — Знаешь, ты совсем не похожа на остальных… Я видел таких только на старых картинах в доме хозяина Хармана. На картинах и одной расписной вазе… — Ха, может быть, господа превратят ее в вазу и тогда бедняга Маллус сможет ее продать, — громко ввернул Андрес. — Хоть какой-то толк будет… — И так есть толк, — ответил Доминик ровно. — Никогда не видел таких красивых девочек… Клара удивленно переводила взгляд с одного на другого. Она привыкла, чтобы о ней говорили как о вещи, но слышать при этом лестные отзывы ей было в новинку. — Очень жаль, что у тебя нет клыков и хотя бы пары красных флоринов, потому что господа… — вступившая было в перепалку Луиза вдруг осеклась на полуслове. Все остальные тоже смолкли и как будто напряглись. Доминик обернулся, и Клара поспешила выглянуть из-за его широкого плеча. В комнату зашла облаченная в черную мантию фигура. Даже если бы не одеяние, выдающее в незнакомце бывшего мага, Клара мгновенно почувствовала бы, что это существо не является подобным ей, Доминику и всем ее давним врагам. В первое мгновение по ногам пробежал холод, к горлу подступила тошнота, и ее наполнило такое нестерпимое отвращение, такое неприятие незваного гостя, что, казалось, столь сильные чувства не могли родиться исключительно в недрах ее тщедушного существа. Они словно были впитаны из затхлого воздуха, согретого живым дыханием испуганных ребят, и подкреплены каменными стенами, некогда воздвигнутыми живыми руками. Однако через несколько мгновений всё изменилось. Словно само пространство, уступив необратимости смерти, перешло на сторону того, кто успел ее познать. Клара чувствовала, как кровь неистово стучит в голове и бежит по венам тонких запястий, и теперь ее бросало то в жар, то в холод и мутило от ощущения собственной ущербной хрупкости. — Надзор, — прошептал Доминик одними губами, быстро глянув на нее, и уставился на вошедшего с благоговейным испугом, граничащим с восхищением. С немалой опаской Клара последовала его примеру и украдкой рассмотрела закутанную в балахон фигуру. Это был высокий и худой вампир. Из его широких рукавов высовывались длинные, серовато-белые пальцы с почерневшими ногтями, но скрытое капюшоном лицо было не разглядеть. Он сжимал в руках маленький кожаный мешочек и, подходя к каждому из оцепеневших ребят, сначала замирал секунд на десять, а потом протягивал свою ношу. Герман, к которому он подошел первым, выглядел совершенно растерянным и лишь огорошенно взирал на нависшего над ним вампира. Клара готова была поклясться, что толстяк вот-вот разревется от страха, но тут вампир мотнул головой и сунул руку в мешочек. Герман повторил его движение и вытащил блестящий квадратик металла. Кларе было интересно, что это, но не настолько, чтобы броситься к мешочку вне очереди. Тем более Феликс и Луиза отчего-то вскрикнули, когда фигура в капюшоне приблизилась к ним. Через пару минут надзорный подошел к Кларе, которая, глянув под капюшон, сама едва удержалась от крика. Она, разумеется, знала, какие глаза у вампиров — черные, без радужки и белков, — но увидеть эту засасывающую черноту так близко оказалось тяжелым испытанием. Однако сильнее всего ее испугало кое-что другое. Лицо вампира, испещренное глубокими оспинами, представляло собой пористую и вздутую массу. Казалось, однажды оно было полностью расплавлено, а потом наспех слеплено неумелыми руками. И всё же Клара не издала ни звука и, быстро сунув руку в мешочек, извлекла блестящий квадратик с цифрами шесть и два. Надзорный вышел, и в комнате сразу как будто стало светлее. — Что у него с лицом? Клара, как всегда, с опозданием спохватилась, что высказала вслух занимающий ее вопрос. Однако Доминик ответил прежде, чем кто-либо из Маллусовых подопечных успел прийти в себя и сказать какую-нибудь гадость. — Опаленный, — сиплым голосом проговорил он. — Знаешь, как светлейший Герцог разбирается со своими недругами? — Доминик умолк на мгновение. То ли выдерживал паузу, то ли не знал, стоит ли продолжать. — Тех, кто разочаровал светлейшего Герцога, в солнечную погоду приковывают цепями к обелиску на столичной площади. Говорят, у вампиров, оставшихся вот так от рассвета до заката, полностью плавится кожа, и… они умирают… — Разве они могут умереть? Они же и так… — черноволосый мальчик с фермы Хармана замолк на полуслове, а сидящая рядом с Кларой девочка нахмурилась: — Не нужно говорить о таком, Доминик. — Я всего лишь отдаю честь справедливости светлейшего Герцога, — тот невозмутимо пожал плечами. — Кроме того, — он мотнул головой на дверь, — этого Герцог решил помиловать. Он пробыл на солнце не более двух часов. Клара не верила своим ушам. Откуда ему столько известно, этому мальчишке? Впервые в жизни она вдруг задумалась, что за пределами Маллусовых владений жизнь может быть совсем иной. — И что же, мы все годимся на продажу? — внезапно подал голос Герман. — Никто тайком не кровоточит? Для бедняги Маллуса, пожалуй, было бы лучше, если бы рыжую пигалицу выгнали еще до аукциона! — Да куда ей, малявке! — радостно подхватила Луиза. — Я так лет в семь выглядела! Коллегия небось напутала чего… — Что же это такое? — оборвал их Феликс, задумчиво вертя в руках свой жетончик. — Номер, под которым нас вызовут, — ответила Клара, сразу же пожалев о том, что вообще открыла рот. Имельда вскочила на ноги и, рассмотрев все номерки, пришла к чрезвычайно развеселившему ее заключению: — Рыжая последняя! Как всегда и везде! — Это еще ничего не значит, — возразил Доминик. — Тут еще комнат десять, мы не единственные… — Нет-нет! Она последняя, я в этом не сомневаюсь! — голосила Имельда. — Последняя! Последняя! — вторила ей Луиза. — Интересное завершение будет у вечера, — ухмыльнулся Андрес из угла комнаты. Доминик повернулся к Кларе с недоуменным выражением на лице. — Они всегда такие идиоты? Всё еще робея под его взглядом, она едва заметно кивнула, а секунду спустя почувствовала, что губы сами собой растягиваются в неуверенную улыбку. Доминик улыбнулся в ответ. Луиза и Имельда нахмурились, а Андрес скорчил яростную гримасу, но никто больше не произнес ни слова. Напряженная тишина, повисшая в комнате, растянулась на мучительно долгие минуты. Ранний подъем давал о себе знать. Клара чувствовала, что проваливается в сон, и прилагала немалые усилия, чтобы не упасть с табурета. Однако ее веки тяжелели, а перед внутренним взором вспышками мелькали обрывки еще не обретших форму сновидений. Трава, такая мягкая и густая, что пальцы путаются в ней и не могут добраться до земли; холм, такой отвесный, что кажется островком, плывущим в море небесной лазури… Громкий, с каждой секундой нарастающий гул проник ей в голову, и знакомый образ схлопнулся подобно мыльному пузырю. Клара резко распахнула глаза и, если бы не Доминик, непременно свалилась бы со стула. — Господа собрались! — возбужденно прошептал тот, хватая ее за руку. — Начинается! Идем скорее! Доминик потащил ее в дальний конец комнаты и поднял тяжелый синий занавес.