"Ты был единственным, кто полюбил меня настоящего, но оказался первым, кто разорвал моё сердце на части."
В день вечеринки в доме Чонина Биты отдаются где-то в области грудной клетки, меж пальцев тлеет сигарета, запахи в душной комнате смешались, создавая какофонию ароматов. Окруженные полураздетыми девицами, два брата затягиваются, откидывая голову на сидушку кожаного дивана. — Где ты только её нашёл… — подает голос Чанель, отрываясь от фильтра сигареты с дурманящей разум дурью. — Нужно иметь хорошие знакомства, — смеётся Чонин, принимая обычное положение. Взгляд останавливается на журнальном столике, где сейчас расположились длинные ноги Пака, облаченные в грубую кожу берц, а рядом лежит паковский телефон, что брат положил некоторое время назад. Ким делает глубокую затяжку, кидая взгляд на до сих пор пребывающего в нирване Чанёля, что время от времени прислоняет к обсохшей корочке губ фильтр сигареты. Недолго думая, Чонин стягивает со столика паковский смартфон и прячет в карман узких джинс, подрываясь с дивана. — Куда собрался?.. — поднимает голову брюнет, вопросительного смотря на брата, что замер перед диваном. — Отлить надо, — слишком просто отвечает Чонин, туша тлеющий бычок о собственную ладонь и даже не морщась от возможных неприятных ощущений. Пак кивает, снова затягиваясь, следя взглядом за исчезающим в коридорах дома силуэтом сводного брата. Выгнав из сортира обжимающуюся парочку и надёжно закрывшись на замок, Ким прислонился к прохладной кафельной стене, вводя в чужой телефон подобранный пин-код. Когда же появилось меню телефона, Чонин громко выдохнул, улыбаясь самому себе. «Это было слишком легко, братишка не менял пароль ещё со школьных лет», — пронеслось в голове брюнета, пока глаза бегали по папкам в телефоне. Он стоял так с минуту, ища что-нибудь интересное, пока в папке с фото глаза не наткнулись на интересное видео. Мозолистый палец сам нажимает на «плей». Тонкое тело на небольшой сцене выгибается подобно змее, двигаясь под ритм музыки, глаза горящие огоньками похоти. Чонин знает этот клуб, и знает наверняка, что за бабочка порхает на сцене, виляя округлыми бёдрами. Ким видел шатена в институте и даже немного удивился, списывая глюки на недосып. Не может же Дива «Cassiopeia» быть преподом по высшей математике. Не может же ведь? Но после Чонин замечал не менее странное. У братишки Пака точно что-то было с этой бабочкой. — Эх, — протянул Ким, вытащив свой телефон из кармана, переправляя интересное видео себе, а после удаляя все улики, — Пак, ты сам себе роешь яму и сам же скоро закопаешь себя в ней. Даже думать много не пришлось, как бы тебе, братишка, отомстить за все.– тянул с ухмылкой парень, убирая собственный телефон в карман, а паковский под длинный рукав чёрной рубашки, дабы незаметнее подкинуть телефон обратно на журнальный столик.***
Кислорода в лёгких не хватало, поэтому парням пришлось оторваться от друг друга, глотая клубы воздуха, пытаясь выровнять дыхание и сильно бьющееся сердце. Бэкхен впервые ответил на ласку Пака, не оттолкнул, не сбежал, наоборот, только успевал отвечать, удивляясь профессионализму брюнета. Чанель спустился нитью поцелуев до шеи, напористо целуя, заставляя Бэкхена жмуриться от подкатывающего возбуждения, что приятно покалывает внизу часто вздымающегося живота. Зубы впиваются в упругую светлую кожу, кусая до кровоподтеков, а позже, будто извиняясь за боль, зализывая кровоточащую ранку, что завтра превратится в яркий синяк. Тонкие бёновские пальцы вплетаются в мягкие пряди волос брюнета, слегка оттягивая назад в особо приятные моменты. Огладив под большой футболкой шатена плоский живот, Чанель недолго думая, тянет её на верх с мыслью о том, как бы поскорее избавиться от настолько сейчас мешающейся одежды. Бэкхен помогает, приподнимаясь, чтобы ткань легко слетела с тела куда-то в сторону. — Ты слишком худой.– рычит Чанель, ведя кончиком носа от шеи до пупка. Пальцы спускаются по сильно выраженным рёбрам, будто по струнам гитары, а сердце под таким тонким корсетом, грозит проломить грудину, вырываясь наружу. Бён что-то невнятно мычит, пытаясь подавить рвущиеся наружу стоны удовольствия, только громко дышит, сильнее сжимая тёмные локоны Чанеля. Игнорируя собственную тяжесть в паху, что только усиливается, брюнет стягивает с себя только футболку, на секунду отстраняясь от сладкого тела, подмятого под собой. Сейчас Паку хочется ласкать, дразнить шатена, гладить упругую кожу, сжимая и разжимая, целовать там, куда раньше была закрыта дорога. Узкие ладошки Бэкхена скользят по поджатому прессу вниз с придыханием сжимая через ткань джинс возбужденную плоть. Да, Бэкхену нравилось тело Чанеля, хоть до этого момента он и не мог по собственному желанию, а не воле случая прикоснуться к нему. Часто в институте, проходя мимо приоткрытых дверей спортивного зала, Бён почему-то останавливался, наблюдая за тем, как Пак закидывает в баскетбольное кольцо мяч, как улыбается своим согруппникам, а после задирает подол длинной баскетбольной майки, вытирая тканью пот с лица. Казалось, в этот момент множество девушек, что играли на другой стороне зала в волейбол, кончили, растекаясь огромной лужицей от вида рельефных мышц твёрдой груди и пресса. Да, даже Бэкхен засматривался, наблюдая за тем, как по смугловатой коже стекают капельки соленого пота, впитываясь в вылезающую из-под больших шорт кромку боксеров. Шатен невольно проводил языком меж сомкнутых, высохших губ, после чего прикладывал пальцы к влажной кожице над чем-то задумываясь, а после, когда ловил взгляд Чанеля или же понимал, что слишком долго стоит тут и декан, вызвавший парнишку не одобрит опоздание, быстрым шагом скрывался, пряча из-за чего-то дрожащие тонкие пальцы в карманы узких брюк. От приятных ощущений брюнет мычит в поцелуй, пуская вибрацию по влажным губам: — Что ж ты делаешь, хочешь чтобы я кончил только от этого, словно девственник?.. Бён прикусил нижнюю губу Пака, слегка оттягивая, сильнее сжимая руку на члене брюнета, злорадно хихикает: — А ты разве не «девственник»? — Ты сейчас договоришься…– Чанель сжимает тонкие запястья, вдавливая их в матрас, а сам следует кончиком языка от тонких ключиц к затвердевшим бусинам сосков. Бён выгибается, до боли прикусывая губу, а Чанель не отрывая губ от бархатной кожи, следует вниз по часто вздымающемуся животу, обводя кончиком языка пупок, спускаясь ещё ниже, цепляя зубами выглядывающую из-под домашних штанов резинку чёрных боксеров и рывком стягивая их вниз, избавляя сочащийся естественной смазкой беновский член от трения узкой ткани. Штаны летят в сторону, а шатен неосознанно сводит коленки, пытаясь прикрыться, но Пака это не останавливает. У Бэкхена красивое тело с линиями выпирающих тазобедренных косточек и аппетитными бедрами, в нем прослеживается некая женственность, тонкость. Бён слегка подрагивает, щеки алеют, а сердце стучит где-то под горлом, гулко отдаваясь стуком в ушах. Чанель одним движением рук раздвигает острые коленки любовника в стороны, опускаясь между стройных ног. — Т-только попробуй что-нибудь сделать не так, и я.! — Не бойся, — Чанель целует выпирающую тазобедренную косточку, оставляя яркий, наливающийся кровью след, а после скользит шершавыми, высохшими от накатывающего волнами возбуждения, губами по внутренней стороне бедра, обходя центр скопившегося жара, наблюдая за тем, как шатен прикрывает глаза, как хлопает пушистыми ресницамм, сжимая ткань простыни рядом со своим нагим телом.– Тебе понравится, я думал, что тебе не привыкать к «такому». Ведь в клубе… — Пак скользит влажным языком от основания, игнорируя головку и вновь спускаясь. — Я… я не спал с ними, я только танцор…ммм…– Бэкхен жмурится от удовольствия, когда кольцо припухших губ спускается на чувствительную головку, посасывая, опуская голову ниже. Указательный палец находит сжимающееся кольцо мышц, оглаживая. Оторвавшись от возбужденного органа, Чанель вновь нависает над зардевшимся Бёном, целуя в горячие, искусанные губы, проходясь горячим языком по ребристому небу, лаская горячие стенки рта. — У тебя есть… — Нет.– выдыхает Бэкхен, — знаешь ли, я не думал о том, что буду трахаться с парнем.– Бён врал, конечно, он думал об этом и представлял именно Чанеля, но все равно не купил. Пак едва заметно дёрнул бровей, погружая в собственный рот два пальца. Слюна, конечно, смазка такая себе, но делать нечего. Бэкхен зашипел, ощущая в себе сразу два пальца, приподнимал бедра, дабы уйти от неприятных ощущений, но когда паковские пальцы скользнули по чувствительному комочку нервов, заставив шатена выгнуться до хруста в позвоночнике, он и сам не замечая за собой, поддался вперёд, а Чанель будто специально, надавил вновь. Волна возбуждения пронеслась по всему телу, отдаваясь покалыванием на кончиках пальцев. Бэкхен еле слышно стонал, отчего-то боясь перейти на более громкие вскрики, а так хотелось, но шатен продолжал поджимать розовые губы в тонкую полоску, выстанывая где-то глубоко в себе. Когда пальцы неожиданно пропали, Бён неодобрительно заерзал на кровати, но даже не успев открыть глаз, почувствовал резкий толчок. Ягодицы с характерным шлепком столкнулись с чужими бедрами, а тонкие пальчики вцепились в широкие плечи, скользя отросшими ноготками по влажной коже. Чанель двигался быстро, выбивая только тихие, отдаленно похожие на стоны всхрипы. Ему совсем не нравилось молчание этого ягненка, поэтому подняв чужие ноги на свои плечи и толкнувшись вновь, проникая глубже, проезжаясь по простате, он наконец-то услышал сладостный ушам стон. Только от этого Пак готов был излиться в подмятое под собой тело, но на ум пришла одна хитрая идейка. — Ещё, Чанель! Ещё…– стонал Бэкхен, теряясь в собственных ощущениях. Чанель еле заметно ухмыляется уголками губ, наклоняясь к беновским губам, поддаваясь резко тазом вперёд: — Попроси. Резкий толчок и громкий стон, раздражающий нежные стенки уже болящего горла. Старая двуспальная кровать скрипит, ударяясь спинкой о стену, придавая какой-то колоритности происходящему. — Ну же…– хрипит над самым ухом Пак, целуя мочку, спускаясь ниже по шее к острым ключицам, — попроси, и ты это получишь…– он с силой, до красных отметин на коже сжимает бёдра, будто специально замедляясь, но попадая точно по простате, выбивая душу шатена. Таз неосознанно подается толчкам, желая получить больше, глубже, но Пак специально медлит, раздирая взглядом и так уже истерзанное саморучно хрупкое тело Бэкхена. — Пожалуйста, Чанни…– стонет Бэкхен притягивая за плечи Чана ближе к себе, хватая чужие искусанные губы, изгибается волной от особо глубокого проникновения, изливаясь на собственный живот и обмякая в чужих руках, будто в сумасшедшем бреду повторяя заветное имя, словно только его и знал. Тело вспыхивает пламенем внутри, а удовольствие течет по плавным изгибам шатена горячей лавой. Брюнет ускоряется, остервенело вбиваясь в ватное тело и следует за соседом, изливаясь глубоко в теле шатена, валясь сверху. Оба громко дышат, пытаясь восстановить сбившееся дыхание, утихомирить сильно бьющееся сердце. Чанель выходит из горящего нутра, падает с боку, притягивая расслабленное и неготовое вырваться тело к себе, зарываясь во влажные волосы на затылке, прикрывая глаза. — Пак, ты чертов идиот, кто просил в меня кончать? — еле слышно рычит Бэкхен. Чанель не видит его лица, но может поспорить, что шатен с силой закусывает нижнюю губу, сжимает тонкие пальцы вокруг паковского запястья. — Я готов вымыть тебя утром…– выдыхает Чанель, ближе прижимая тёплое тело к своему, — и снаружи и внутри… — Да иди ты!..– фыркает на манер ежа Бён, совсем не больно хлопнув по руке, сжимающей так по-собственнически его бок. Глаза закрываются сами собой, заставляя окунуться с головой в параллельные миры. Все потом, все завтра, угнетающие мысли и самосжирание, сейчас Бэку безумно хочется спать, греясь у горячего тела.***
Горячее масло пшикало в сковородке, когда в нее вылили жижицу будущего омлета. Лухан поморщился от неприятных ощущений разгорячённого масла на коже, но продолжил выливать из миски заготовку, сильнее сжимая края тонкими пальцами. Накрыв готовящийся завтрак крышкой, блондин облегчённо выдохнул. — Осталось только не спалить это всё к чертям собачьим… — проговорил парень, щурясь от утренних лучей солнца, что проникали в комнату через окно, чьи шторы были раздвинуты по разные стороны. — Уж постарайся. Я слишком голоден с утра, чтобы есть горелки… — неожиданно фыркнул за спиной знакомый голос, отчего Лухан вздрогнул, обернувшись. Он совсем не хотел будить Сехуна, но… — Ты так стучал по миске ложкой, пока перемешивал, это работает лучше любого блендера. Сложно не проснуться… О стоял в проёме, оперевшись плечом о дверной косяк. Сколько он уже так наблюдает? — Сколько ты так уже стоишь тут? — Хань поджимает губы в тонкую полоску, подходя ближе к блондину и обнимая, крепко прижимаясь к твердым мышцам, вдыхая любимый, родной запах персика, что исходил от младшего, и тупо чему-то улыбаясь. — Хм… — протянул Сехун, сцепив собственные руки на пояснице китайца, и в жесте, будто обдумывает что-то важное, вздернул подбородок вверх, — примерно со слов — «Сука, ненавижу готовить», и дальше по тексту, продолжить? — опустив взгляд на напрягшегося блондина, вопросительно изогнул бровь Сехун. — Нет! — вспомнив весь свой трёхэтажный мат, произнесённый после вышесказанных слов, зажмурился Лухан, уткнувшись носом в солнечное сплетение, высохшей тонкой корочкой на губах царапая тонкую кожу любимого. Позже оба уже сидели за столом, наворачивая хорошо получившийся завтрак. Лухан всё не мог отвести глаз от того, как младший с урчанием на манер кота, поглощает приготовленную еду, облизывая розовые губы. Неужели, Хань научился мастерству готовки? — Я приготовил тебе бутерброды в институт, не забудь взять их с собой, а мне пора, — пролепетал блондин, встав из-за стола.– Сегодня буду поздно, ложись спать без м… — не успел Лухан и договорить, как его бесцеремонно перебили, схватив за тонкое запястье, дабы тот не успел улизнуть из виду О. Китаец обернулся на парня, вопросительно смотря в глаза напротив. — Что-то не так? — Ты… Лухан, опять? — глуша в себе рвущееся из тела раздражение, рыкнул блондин, сильнее сжимая пальцы на запястье. — Я хочу, чтобы ты уволился из этого клуба. Ты не шлюха, чтобы продавать своё тело! — Сехун, — громко выдохнул старший. Конечно, он знал, что такого разговора не миновать, — это моя работа, я не могу так просто отказаться от нее. — Скажи, на кого ты учился? Кто ты по профессии, что получал в институте?! — Сехун встал из-за стола, вмиг возвышаясь на голову перед Луханом. — Ради тебя, я могу прекратить с «ночной работой», но не больше, Сехун… — Скажи свою профессию! — Адвокат! Доволен?! Теперь, когда узнал, ты доволен? — в один замах, вырвав собственное запястье из чужой хватки, спросил блондин, направляясь по коридору дома. О ринулся следом, припечатывая китайца к прохладной стене, пресекая все попытки улизнуть. Тело после той ночи у Ханя до сих пор болит, поэтому движения трудно давались парню. Он забавно прихрамывал, засосы ужасно ныли, превращаясь из багровых пятен в зелёно-синие, горло першило, вспоминая то, как хозяин кричал под горячим телом, прося большего. — Почему ты не работаешь по своей специальности? Почему предпочёл «такую» работу? — шептал Сехун, пытаясь успокоить разбушевавшегося вмиг парня. Лу не нравилось говорить о своей «работе», уж тем более с Сехуном. В голову сразу лезли воспоминания из института и целиком из прошлого, — это не лучшая часть жизни блондина, чтобы обсуждать и помнить о ней. — Я не знаю… — выдохнул китаец, обмякая в сильных руках, а спустя долгие пять секунд неожиданно выдал, — если ты так хочешь, я уволюсь и найду работу по профессии, всё-таки в институте меня хвалили… Сехун ошалело отпрянул от блондина, заглядывая в глаза, не ожидал он такого от Лухана: — Ты подлизываешься? — щуря лисьи глаза, О будто пытался распознать, лжёт ли любимый, или просто бредит? — Нет. — мгновенно отвечает блондин, совершенно серьёзно, а после чего продолжает.– Если бы я подлизывался, то давно был бы без одежды на нашей большой кровати и звал бы тебя к себе, маня пальчиком. Я готов измениться ради тебя. Не замечая никакой реакции у парня напротив, Лухан сам поддается вперёд, целуя в гладко выбритую щеку. — А ты? — так же неожиданно вновь спрашивает Лу. — Что? Что мне нужно сделать? Блондин фыркает, отворачивая голову в сторону: — Помирись с родителями, болван…***
Бэкхен проснулся задолго до будильника, сладко потягиваясь под тонкой простыней. Поясницу ломило, отчего шатен морщил нос. В голову набирались липкие воспоминания сегодняшней ночи, отчего Бён густо покраснел, резко замотав головой по подушке, пытаясь развеять воспоминания и мыслишки, от которых низ живота вновь приятно стягивало. Чанель лежал рядом, громко дыша в подушку. Тонкая ткань пододеяльника прикрывала тело только наполовину, отчего открывался весьма красивый вид на загорелую кожу, мышцы рук и ровную спину. С ужасом осознав, что-то самое липкое, что сейчас так неприятно обволакивает внутреннюю сторону бедер Бэка, — это последствия бурной ночи, Бэкхен кое-как вылез из тёплой кровати, отправляясь в такую сейчас нужную ванную комнату. Смысла закрываться, Бён не видел, поэтому кинув полотенце на стиральную машинку, залез под тёплые капли утреннего душа. Вот, что так бодрит сонный разум. Волосы намокли сразу же, прилипая ко лбу, тело покрылось едва заметными мурашками, когда намыленная мочалка вела вниз от груди. Совсем недавно Бэкхен ненавидел своего соседа, хотел всяческими способами унизить на собственных парах, раздолбить наверняка дорогущий байк, а после всего этого плюнуть в лицо, гордо виляя бедрами, уйти в закат, а сейчас? Сейчас, вот уже второе утро подряд он просыпается с этим самым соседом, принимает его ласку и кажется, даже не собирается убегать от этой самой ласки. Ему определённо нравится. Почему раньше отказывался? Капли воды скользили по линиям худого тела, забираясь в самые укромные уголки, приятно согревали кожу, заставляя парня еле слышно скулить. Красные отметины неприятно щипало. Они слишком заметны, придётся надеть шарф. Из мыслей дал вынырнуть хлопок двери. Бэкхён вздрогнул от прикосновения горячих рук к спине, но так и не повернулся, только прикрыв отчего-то дрожащие веки. Он телом чувствовал за собой Пака, кожей его обжигающее дыхание у уха. Ноги бессовестно дрожали, выдавая своего хозяина. Он не бежал, он хотел. Влажные из-за капель воды чужие губы коснулись чувствительной кожи за покрасневшим ушком, следуя вниз к лопаткам. Неужели, им нужна была только одна ночь, чтобы разрушить стену между друг другом? Чтобы наконец-то почувствовать все, что они чувствуют друг к другу. В какой-то момент Чанёль поворачивает Бэкхёна к себе лицом, целуя в приоткрытые губы, долго, глубоко и влажно, прикусывая болящие губы, следуя большими ладонями вниз по нагому телу, пересчитывая пальцами кости рёбер, чувствуя громко бьющееся сердце. Обоим не хочется отпускать, не хочется отдаляться. Как это называется? Они и сами не знают. Будто внеземное притяжение, заставляет их находиться рядом друг с другом, и они готовы. — Сегодня фестиваль, ты должен помогать студенческому совету… — ловя припухшими губами воздух и фыркая, словно жеребёнок от попадающей в нос воды, тихо проговорил Бэкхен. Но Чанёль молчал, продолжая спускаться нитью поцелуев вниз по покрывшемуся мурашками телу, выцеловывая впалый живот, мозолистыми ладонями сжимая упругую кожу на ягодицах, а после возвращаясь к искажённому удовольствием лицу, кусая губы до крови так, что оба тают в металлическом вкусе, будто вампиры. — Хочу обнимать тебя, когда тебе будет грустно… Хочу держать тебя за руку, когда тебе покажется, что весь мир против тебя… Хочу смешить тебя, когда счастливая улыбка померкнет на твоём лице… Разреши мне просто быть с тобой, Бэкхён.***
— Чего вы блять сегодня светитесь, как два идиота? — толкая каждого в бок, рычит Ифань. Чанёль и Сехун только посмеиваются, потягивая из трубочки апельсиновый сок. Ву расставляет на круглом столике какие-то искусственные цветы, изредка поправляя черный фартук. Их группа решила сделать кафе, поэтому парты были вынесены, а девушки и парни переодеты в официантов. В аудитории играла ненавязчивая мелодия, заставляя неосознанно стучать большой подошвой ботинок в такт. — Так значит теперь мы все по мальчикам? — Нихера подобного, я — би. — мотает головой Чанёль, предпочитая работе — отдых, и в данный момент вместо того, чтобы помогать одногруппникам, сидит на одном из круглых столиков, грызя пластмассовую трубочку. — Стой, Ву, ты тоже что ли? — вопросительно поднимает брови О, толкая старшего в бок. — Ну… — Класс, трио пидорасов… — фыркает блондин, даже не дослушав Ифаня до конца. Друзья продолжают разговор, но Чанель их уже не слушает, смотря в дверной проход, в коридор, где сейчас мимо прошёл Чонин. Чанель подорвался со стола под вопросительные взгляды со стороны одногруппников и друзей, быстрым шагом собираясь покинуть помещение, устремившись за сводным братом. — Эй! Куда подорвался?! — в догонку крикнул Сехун, но Пак не ответил, вылетая в гудящий от разговоров и разносортной музыки, доносящейся из почти каждой аудитории, выискивая глазами смуглого брюнета. Как же у Чанеля эти несколько дней после произошедшего в туннеле чесались руки дать братишке по смазливой мордашке. Съездить кулаком, до крови разбивая нос и пухлые губы цвета спелой вишни. Только на утро Пак понял, что могло случиться, если бы их все-таки поймали те копы. Но именно сейчас брюнет будто куда-то испарился, исчез в толпе, словно виртуозный волшебник, прятавший под шляпой шаловливого кролика. — Пак, куда несешься? Чуть с ног не сбил…– возмутился в спину убегающему Чанелю президент студенческого совета, но не заметив никакой реакции, обиженно фыркнул, направляясь дальше по кишащему студентами коридору. К слову Чонина Чанель нашёл в самом отдаленном от «торжества» коридоре. Здесь приглушенно была слышна музыка, а эхом отдавались шаги. — Эй, Кай! — крикнул Пак, заметив брата прижимающим кого-то к стенке. Чанель не часто звал Чонина по всем известной в институте кличке, но почему-то сейчас вырвалось именно это. Чонин нехотя повернулся к старшему, продолжая одной рукой держать свою жертву у стены, которая кажется даже не пыталась вырваться. — Малыш Кёнсу? — ошалело проговорил Пак, узнав в жертве невысокого лупоглазого парнишку. Чонин искривился в ухмылке, только сильнее сжав пальцы на тонком запястье однокурсника: — Чего тебе, братишка?.. «Что тут, мать вашу, происходит?!» — Нам надо поговорить.– с трудом оторвав взгляд от сжавшегося Кёнсу, прохрипел вмиг севшим голосом брюнет. — Оу… Поговорить? — переспросил сводный брат, искажая пухлые губы недоброй ухмылкой.– Ну, давай поговорим…– на выдохе произнёс он, отпустив руку До из своего захвата. Секретарь студенческого совета испарился в ту же секунду, скрывшись за поворотом коридора. Ким отряхнул ладони от невидимой пыли, поднимая взгляд на старшего, — о чем будем говорить?.. Или нет, давай я начну разговор, мне так много нужно тебе рассказать… Чанель обескуражено замер, не зная, как на «такое» реагировать. — Ты слишком предсказуем, — вот, что я узнал, — начал брюнет, откинувшись спиной на прохладную стену позади, — я долго думал о том, как бы тебе отомстить за все те проигрыши, за все те позоры, даже та тусовка была только прикрытием, чтобы подставить тебя, тем самым отомстив… Было слишком много мыслей по этому поводу, но ты сам меня подтолкнул к ответу, даже та херь в туннеле вышла случайно и только по пьяни.– хмыкнул Чонин, неотводя глаз от напротив стоящего Чанеля. — Что ты хочешь этим сказать?..– психовано фыркнул Пак, чувствуя, как холодеют кончики пальцев от неизвестности и непонимания происходящего. — Просто знай, если я не могу уничтожить тебя, братец, — выдыхает Чонин, вертя в руках собственный тонкий телефон, — я уничтожу человека, которого так сильно любишь ты… Так же намного больнее, не правда ли?– повернув экран Чанелю, где воспроизводились то самое видео из клуба. Горький ком, что стоял посередине горла, не давал доступ кислорода к лёгким. Пальцы непроизвольно сжимались и разжимались, будто это бы успокоило. — Как ты, как оно… — Сюрприз, правда? — истерично засмеялся сводный брат, прикрывая ладонью рот, — через пять минут это покажут по всем установленным телевизорам в институте, не исключая декана… Этому старику будет интересно узнать, где работал до этого всего глубоко уважаемый им преподаватель-гений Бён Бэкхен…– убрав телефон обратно в задний карман узких джинс, протянул парень, — я удивлён тебе, любить шлюх, — не думал я, что ты на такое способен. Удар пришелся аккурат в лицо, а дальше обрушались уже куда придется, заставляя Кима скрючиться от боли и повалиться на прохладный пол, но так и не издал ни хрипа, ни крика, мазохистски улыбаясь, оголяя окровавленные зубы. — Сука! Какая же ты сука, Ким Чонин! — рычал Чанель, добивая уже ногами, не жалея и не думая. — Тебе это уже не поможет, забей хоть до смерти…– отплевывая кровь, хрипел Ким, распластавшись на полу так открыто, даже не закрываясь от побоев, будто сам желал быть избитым. Чанель замер, чувствуя, как неприятно щиплет глаза. Почему бояться за себя нужно Бэкхену, а переживает Чанель? Что это за чувство в груди, когда сердце больно сжимается, изнывая. Ничего не важно, даже то, что Бён может подумать на Чанеля, будто это брюнет обнародовал видео, ведь только у него оно было. Наплевав на все, Чанель побежал по коридорам института, в кабинет студенческого совета, где были обычно отвечающие за то, что крутят по плазмам развешаным в каждой аудитории и коридоре института.