"Снаружи гордый, злой и сильный. Внутри тёплый, нежный, мой"
2 года спустя — Ходят слухи, что Чен задолжал кому-то кругленькую сумму, продал «Cassiopiа» со всеми шлюхами, забрал денежки и укатил на Мальдивы. Говорят, что за его голову много просят…– на выдохе протянул Лухан, наблюдая за тем, как по ту сторону экрана Бэкхен водит шваброй по линолеуму в собственной небольшой квартирке. Его отросшая челка смешно убрана в подобие хвостика на лбу, зато не мешает. — Большая сумма? — выходя из позы «раком», спросил Бён, свободной от швабры рукой массируя затекшую поясницу. — Наверное…– пожал плечами парень по ту сторону экрана, — хэй, два года прошло, не хочешь вернуться? — неожиданно задаёт вопрос старый друг, смачно шмыгая носом. Меньше всего Бэк хотел услышать этот вопрос. Он не может вернуться, не сейчас, слишком мало времени прошло с тех пор, как он уехал. Он только недавно начал нормально жить, переехал в собственную квартиру, устроился на хорошо оплачиваемую работу и не нуждается в чьей-то помощи. Больше не нуждается. — Нет. — Короче, хотел тебе сказать… Чанель… — Я сказал нет! Давай не будем начинать, ты знаешь, что к «хорошему» мы все равно не придем.– парирует парень, с новой силой начиная водить по полу влажной тряпкой швабры. Через несколько минут ему надо выходить из дома и галопом скакать на новую работу, иначе за опоздание уволят даже не выслушав причину.– Хань, мне уже пора бежать! — кидая взгляд на кухонные часы, что так хорошо видны из небольшой гостиной, предупредил Бэкхен. — Да, конечно, мой обед тоже подходит к концу, — кивает блондин, чем-то гремя, но Бён не видит, убирая швабру в ванной комнате. Попрощавшись, видеосвязь прерывается. Накинув на голову капюшон толстовки, тем самым прикрыв пушистые пряди недавно высветленных волос, Бэкхен выбегает из небольшой квартиры в новостройке, которую ещё не до конца заселили и многие квартиры попросту пустовали без хозяев. Оказавшись на улице, срывается на бег. Он не должен опаздывать именно сегодня.***
Мужчины широко улыбаются, пожимая друг другу шершавые ладони. Подписание контракта прошло успешно и самое время расслабиться, поэтому китайские партнёры предлагают отметить «такое» дело в дорогом ресторане, конечно, за их счёт. Пак старший улыбается, приветствуя такой жест. Мужчины выходят из многоэтажного офиса, садясь в дорогие иномарки, чтобы отправиться в этот самый ресторан. Только здесь Чанель наконец-то может расслабиться, оттянув узкий галстук вниз, расстегивая первые пуговицы рубашки. Брюнет жалеет, что не может затянуться дымом своих тяжёлых сигарет, почувствовать эту дурманящую негу, что расслабляет тело, как приятно покалывает кончики пальцев, но отец не одобряет такой жест со стороны старшего сына, поэтому Чанель терпит, сжимая пальцы, а после разжимая. Сехун, что сидит рядом на кожаном кресле, что-то печатает в собственном айпаде, постоянно отвечает на входящие звонки, и Чанелю не трудно догодаться, что Лухан, который сейчас в Корее, уже соскучился по своему парню, названивая через каждых пять минут. — Чанель, — зовет отец, сидя на переднем пассажирском кресле, он смотрит в небольшое зеркало прямо на сына, — тебе нужно будет остаться в Гонконге, проследить за работой наших новых партнеров по бизнесу. С жильем нет проблем, думаю будет удобней пожить месяц в квартире, нежели в номере отеля. Брюнет недовольно морщит нос, но все же на выдохе произносит: — Хорошо. Сехун пусть тоже останется со мной, он все-таки мой помощник. Блондин, что до этого не обращал никакого внимания на своего начальника, резко поднял голову, недовольно щуря глаза. — Думаешь, если у тебя никого нет, то и меня заодно припахать можно? Меня ждёт Лухан, не забыл? — тихо рычит младший, больно пихнув локтем по рёбрам Чанеля, но вырывая только ненавистный смешок. — Как хочешь.– вздыхает отец, отворачиваясь к окну, ловя сединой лёгкие потоки ветра через открытое окно, щуря из-за яркого солнца лисьи глаза.– Совсем недавно отстроили несколько многоэтажек, квартиры там разлетаются, как горячие пирожки, но все же наша семья успела отхватить один из них, — мужчина еле заметно приподнимает уголки губ, отчего по его лицу в рассыпную образовалось куча морщинок, — ключи отдам после ужина. Чанель кивает, ничего не говоря, рассчитывая на то, что отец до сих пор смотрит в зеркало и увидит этот жест. О тихо бурчит что-то о бессердечии старого друга, поспешно набирая номер Лухана, чтобы оповестить, что ему придется остаться в Гонконге на недельку другую. — Ничего, не сдохнешь.– показывает язык Чанель, пока помощник одним взглядом прожигает в нем огромную дыру, размером с голову. Через несколько кварталов машина останавливается напротив многоэтажного застекленного здания, у дверей которого стоит пожилой швейцар, улыбаясь всем посетителям без исключения, открывая перед толстосумами широкие двустворчатые двери.***
— Наверное, самое время для десерта? — плотоядно улыбнулся господин Сяо, на что получил одобрительный кивок старшего Пака. Сам же Чанель продолжал жевать лист сочного салата, предпочитая молчать. Вся эта обстановка не нравилась брюнету, слишком вычурно по-богатому, все эти большие люстры и с иголочки одетый персонал, будто официантов они с модельных показов снимали, даже не дав переодеться. Господин Сяо щелкнул пальцами, отчего недалеко стоявший официант вздрогнул, а после исчез за дверьми кухни. И минуты не прошло, как из все той же двери хлынул поток молоденьких официантов, что на подносах несли десерт к столу. Их кофейного цвета форма подчеркивала линии худеньких тел, а ботинки были начищены ни хуже того же президента любой дорогой компании. Мальчишки проплывали по большому залу, кружа рядом с большим круглым столом, но внимание Чанеля привлек один единственный официант. Он даже поморгал несколько раз, успев подумать, что его разум играет злую шутку, но нет. Весьма «знакомый незнакомец» гордой походкой от бедра, в отличии от остальных официантов, что сменили тонкими ножками туда-сюда, он шёл с большим подносом в руках, улыбаясь гостям. За то время, что Пак не видел его, Бён совсем не изменился, разве только цвет волос стал на несколько тонов светлее, приобретая пшеничный оттенок. Никто не знал, что они встретятся вновь именно при таких обстоятельствах, несмотря на то, что Чанель все эти два года искал нагло сбежавшего любовника, что даже не оставил после себя ни записки, ни нити запаха собственного присутствия в комнате. Забрал все и просто сбежал, а этот придурок Лухан не хотел рассказывать, куда делся его глубоко уважаемый дружок. Сейчас же волна некого счастья и облегчения видеть этого парня сменилась на раздражение и некую скрытую за красной тканью ярость, что будто разгневанный бык, уже била копытом, собираясь сорваться с места, снося все на своём пути. Ладони чесались прикоснуться к любимому телу, почувствовать мягкую, бархатистую кожу, впитать её запах в себя, и в то же время до жути хотелось схватиться за тонкое горло, сжимая длинными пальцами в тиски, перекрывая всякие пути кислорода к лёгким. Хотелось увидеть страх в глазах. Почему он сбежал? Почему так бесцеремонно бросил?! Чанель хотел, чтобы Бэкхен почувствовал ту боль, что чувствует уже на протяжении двух лет Пак. Не спит ночами, ворочаясь в огромной кровати, прислушиваясь к тишине пустующей квартиры, что холодна так же, как и её хозяин. Бэкхен прошел, встав между Чанелем и Паком старшим, расставляя одной рукой изящные миски с десертом в виде шариков мороженного, а второй рукой, что еле заметно дрожала от тяжести, держал серебряный поднос. Чанель поднял глаза на невозмутимого официанта, что сосредоточенно выполнял свою работу, и Пак не выдержал, его шершавая большая ладонь скользнула по тыльной стороне гладкой руки, касаясь упругой кожи, пуская множество электронных импульсов. Бэкхен дёрнул руку на себя от столь неожиданного контакта, чуть не выронив из рук тяжёлый поднос, встретился взглядом с большими такими знакомыми и красивыми темными глазами. Неприятный ком застрял где-то посередине горла, и Бён не нашел ничего лучше, чем сделать вид, что не узнал, поклониться и уйти прочь, до боли кусая пухлые губы. Благо все присутствующие сейчас за столом не заметили ничего странного между Паком и обычным официантом, потому что были увлечены принесённой едой и разговорами о будущем сотрудничестве компаний. И только Чанель не ел, до побеления костяшек сжимая пальцы в кулак и хмуря густые брови. «Не узнал значит?! Просто так сбежал от меня во второй раз? Ну, нет, так просто теперь не скроешься!» — рычал про себя брюнет, краем глаза наблюдая, за то открывающейся, то закрывающийся дверью, ведущей на кухню дорого ресторана. Как раз туда и убежал, словно струсивший мышонок Бэкхен. И Чанель ухмыльнувшись своим же мыслям, положил в рот ложку прохладного мороженого, смакуя вкус на языке.***
Сердце Бэкхена гулко отбивало в груди чечетку, заставляя чаще дышать, по спине градом лил холодный пот и, кажется, волосы на загривке встали, а под кожей неприятно закололо. Он не рассчитывал увидеть Чанеля. Он не хотел его видеть. Прошло два года и пора бы все забыть, но все это время Бэкхен продолжал вспоминать те дни соседства. Воспоминания сами подкрадывались в ночи, мешая нормально уснуть почти каждую ночь. Возможно ли, что он скучал? Да, скучал, где-то глубоко в себе скучал по брюнету, но постоянно смахивал такого рода чувства к простой привязанности, что успела появиться за такой недолгий срок. Ведь там, в Корее, Чанель практически всегда и везде был рядом, Бэкхён всегда ловил его взгляд на себе, на парах спиной чувствовал то, как Пак изучающим взглядом скользит по его фигуре. Он старался забыть, забивал свой день до того, что и, кажется, думать будет некогда с таким графиком, но нет. Образы и мысли плыли перед глазами и в голове. Бэкхён дрожащими непонятно из-за чего пальцами положил серебряный поднос на специальный стол, после чего пальцы по обычной привычке потянулись к обсохшей корочке на губах, проводя подушечками вдоль, слегка надавливая. Ему хотелось вновь увидеть его. Место, где коснулся Чанель горело будто пламенем, покалывало кожу, а внутри тела разливалось подобие кипятка. Он подошёл к двери, чья половина была застеклена, дав обзор на большой, дорого обставленный зал ресторана. Отсюда хорошо открывался вид на большой круглый стол, за которым сидел Чанель и ещё несколько мужчин. Бён также был удивлён увидеть Сехуна, хоть и часто замечал его по видеосвязи, когда общался с Луханом, они перекидывались несколькими фразами по подобию –«Привет», «Как дела?». Лухан предупредил блондина о том, чтобы тот молчал о местонахождении Бэкхена и вообще лучше не заводил эту тему при Паке. Бэкхен до боли прикусил нижнюю губу, наблюдая за Чанелем, игнорируя посторонние шумы, он будто оказался в вакууме, слыша только собственное биение сердца и спертое дыхание. Ранее лёгкий беспорядок на голове Пака превратился в идеальную укладку с зачесанной назад челкой, что открывала ровный высокий лоб, что-то из этого прибавляло мужественности, только одним видом крича –«Ты должен мне подчиняться!» Кожаные куртки и штаны с массивными берцами, усеянными тонкими цепями, сменили строгие костюмы и лакированные ботинки, на которые не то, что наступить страшно, дышать не безопасно рядом с ними. Огоньки в глазах застилал холод, заставлявший трястись поджилками трещать костям под своим напором. Он слишком сильно изменился. Да, он бесстыдно подглядывал, мял пальцы, до хруста суставов выгибая те. Два года назад он убежал, глупо сбежал, думая, что так будет правильней, думая, что тупо все забыть будет намного проще, но нет… Даже на таком расстоянии он помнил. Помнил прикосновения, шершавые губы, и неосознанно, не отдавая себе отчета в мыслях, вновь хотел попробовать, ощутить. Язык скользнул между сжатых губ, смочив высохшую кожу, а ком в горле не давал нормально вдохнуть такую сейчас нужную порцию кислорода. Невольно в голове скользнула мысль о том, что Чанель ужасно привлекателен сейчас, когда сидит так, когда смотрит так, зачесывает большой ладонью отросшую челку, как дергается кадык, когда он делает неспешные глотки игристого напитка. «Нет, нет, Бэкхен… вспомни, что он натворил, вспомни почему ты сбежал.» Для уверенности помотав головой в разные стороны, парень отошёл на ватных ногах от двери, пытаясь выровнять дыхание, что были настолько частыми, будто он только что бежал несколько километров без передышки. Подцепив серебряный поднос, Бэкхен остановился на мысли, что будет продолжать делать вид, будто и в помине не помнит, кто такой Пак Чанель, будто даже не знает его. Утвердительно кивнув самому себе, Бён вышел в зал, игнорируя такой ощутимый на коже единственный взгляд со стороны.***
Служебный туалет как всегда был сломан, поэтому персонал часто бегал в туалет для посетителей ресторана, и Бэкхен не был исключением. Смыв с рук пену от приторно-сладко пахнущего мыла, парень с русыми волосами подцепил тонкими пальцами ткань чёрного фартука, спеша вновь надеть его. Туалет был пуст, поэтому только жужжащая вытежка разрушала глухую тишину. Последний раз посмотрев в большое зеркало во всю стену у раковин, Бён поправил свисающую на глаза челку и поспешил выйти, вновь вернувшись к работе. Тонкие пальцы коснулись холодной металлической ручки, поворачивая ту и толкая дверь, дабы выйти. Бекхен застывает в дверном проеме, чувствуя, как часто бьётся в грудной клетке сердце. Он не дышит, кислород застыл где-то в лёгких. Чанель стоял прямо перед ним во всей своей красе, лёгкая усмешка исказила его лицо, замечая в глазах напротив некое подобие страха и удивления. Верхние пуговицы чёрной рубашки были расстегнуты, открывая вид на обтянутые смугловатой кожей ключицы, руки покоятся в карманах зауженых брюк и, кажется, совсем не представляют опасности, но Бён мелко дрожит, сжимая металлическую ручку сильнее во вмиг вспотевшей ладошке. Тот холод в тёмных глазах куда-то растаял и теперь там вновь плясали огоньки, такие родные и привычные Бэкхену. Кажется, будто только Чанель умеет ТАК смотреть на Бэкхена. Невольно хочется прикрыться, ибо чувство, что тёмные глаза заглядывают прямо под корку, видя обнажённую перед собой душу, пробирает до костей, электрическими импульсами щекоча нервы. Бён даже не успевает проследить за тем, когда Пак оказывается настолько близко, что горячее дыхание опаляет чувствительную кожу за покрасневшим ушком, а шершавые ладони ложатся на талию, проводя вверх, тем самым поднимая тёмный фартук. Бэкхен хотел было выскользнуть, быстро убежав на кухню, где было гораздо безопасней, знакомые лица поваров не заставляли задуматься о самозащите, но сильные руки перекрыли все пути выхода, заталкивая обратно в комнату, пресекая на корню все попытки для побега. Бэкхен ойкнул, чуть не запинаясь, чувствуя, как его толкнули к раковинами с мраморными столиками, отчего камень больно врезался в кожу через тонкую ткань узких брюк. Поверхность холодная и слегка влажная после недавней уборки. Чанель проворачивает замок, в два шага сокращая расстояние, тем самым прижимая своим телом тело Бэка, впиваясь длинными пальцами в тонкие запястья. — Отпусти! Отпусти меня, чёрт побери! — шипел Бэкхен, пытаясь вырвать руки из железной хватки, ерзая, дабы выбраться из некой ловушки, в которую попал, словно дикий зверек.– Какого хрена?! — Так значит не забыл…– с толикой злобы рычал Чанель еле ощутимо касаясь влажными губами запястья в своих руках, сдавливая до красных отметин. — Отпусти меня! Прекрати! — продолжал безуспешно брыкаться парень, вертеть головой и пытаться хоть как-нибудь оттолкнуть горячее тело дальше от себя. Уголки лисьих глаз намокли, сдерживая соленые капли от того, чтобы жидкость скатилась по бледным щекам вниз. — Ты! Ты сбежал даже не выслушав меня! Просто ушёл, даже не оставив и упоминания о своём присутствии, забрал все…– продолжал шипеть брюнет, опускаясь к губам так, что между лицами оставались считанные миллиметры. Бэкхен слышал в словах обиду и злость, заставляющие тело мелко дрожать под Чанелем, от Пака не уходит это и парень ухмыляется, настойчиво целуя пухлые губы напротив, до боли сминая их, покусывая, отчего на языке чувствовался металлический привкус. Бэкхен пытался сопротивляться, сжимал челюсть, кривился от боли, пропуская момент, когда чужая горячая плоть проскальзывает в рот Бёна, проводя по ровному ряду белоснежных зубов. Он до сих пор дрожит, тихо всхлипывая, терпя жгучее чувство, что распирает места, где касались руки Чанеля, где оставляли секундный поцелуй влажные губы.– Неужели ты боишься меня? Бэкхен молчит, цепляясь пальцами за ободок мраморной столешницы, тяжело дыша. Запястья саднят от недавнего сжатия, а ноги предательски грозят вот-вот подогнутся, не удержат, как на зло обмякающее от чужих грубых ласк тело. Он перестал вырываться, понимая, что это будет бесполезно, его поймали и теперь замучают, как бы это не звучало. Большие ладони сжимают обтянутые тканью рабочей униформы привлекательные бедра, вырывая из груди Бёна первый полустон. Возможно, этого ему не хватало все эти два года? Скрывать уже не имеет смысла, он скучал по сильным рукам и требовательным ласкам, часто вспоминая проведенную с Паком ночь. Чанель рывком поднимает Бэкхена, посадив на столешницу, спускаясь с щёк, что за эти два года впали, являя соблазнительные скулы на тонкую шею, проводя языком по синей венке, что трепетно пульсировала под тонкой бледной кожей: — Твой страх — возбуждает меня. Бэкхен не боится. Уже не боится. Тихо скулит, откидывая все мысли в сторону. Потом успеет себя разодрать изнутри, пожалеть о всем, сейчас он хочет Пака и получит. Бэкхен громко сглатывает, слыша собственное сердце, которое бьётся где-то у горла. Чанель не дожидается ответа, вновь припав к коже на шее, больно кусая до багровеющих следов, которые позже станут болючими синяками, выделяясь разнообразием синего, зелёного, жёлтого цветов на бледной коже. Ещё долго не дав забыть о том, что должно произойти. Фартук летит на пол, так же, как и рубашка, Бён тянется к пуговицам на рубашке Чанеля, но тот перехватывает руки, сжимая. Нагретый воздух в комнате разрезает тихий стон, больше напоминающий скуление щенка, когда Чан сдавливает возбужденную плоть Бэка прямо через узкие брюки, будто издеваясь. — Ты…– на выдохе шепчет Бён, силясь убрать требовательные руки со своего паха, но ничего не выходит, — последний мудак… Как ты мог, — лицо искажает гримаса боли, смешанной с удовольствием, а ширинка медленно разъезжается под напором, позволяя стянуть ненавистные и такие сейчас мешающие брюки, — со мной так поступить…– лишние детали гардероба летят на пол, падая у ног Пака, — то видео… Ах! Чанель продолжая выцеловывать покрывшуюся испариной кожу, вводит сразу два пальца, разрабатывая сжимающееся кольцо мышц на манер ножниц, шипя от собственного возбуждения в паху, что уже болью отдается по всему телу, заставляя обратить на себя внимание. Пальцы быстро находят комочек нервов, чуть сгибаясь, вырывая из горла светловолосого новые, более громкие и сладкие для ушей стоны. Бекхен выгибался в спине до хруста позвоночника, кусая губы, стараясь стонать не так громко, но никак не получалось. — Ты не знаешь и половины всего, что случилось тогда…– рычит Чанель, оторвавшись от истерзанной кожи, убирая пальцы и быстро расстегивая собственные брюки, что так ужасно давили в данный момент. Бэк в предвкушении трепетно облизывает высохшие и облупившиеся губы. Он хочет быть заполненным, глубоко в себе хочет быть любимым, нужным, сам хочет любить и нуждаться в ком-нибудь, словно не сможет прожить без него, как без воздуха. Чанель сжимает округлые, слегка даже женственные бедра парня, раскрывая стройные ножки, заставляя обвить ими собственную талию. Он ждал этого, хотел этого слишком долго, чтобы просто так отпустить этого засранца, которого так долго не мог найти. Хочется еще и ещё ощущать эти сумасшедшие стуки сердца под тонкими рёбрами, ощущать теплоту и мягкость столь желанных губ. Нет, это невозможно назвать любовью. Это желание, похоть, сумасшествие, заставляющее с головой утопать в водовороте удовольствия. Желанное тело наконец-то рядом, спустя столько времени они вновь могут прикоснуться друг к другу. Чанёль входит на всю длину, выбивая из охрипшего бёновского горла вскрик, не давая привыкнуть, Пак набирает темп, сжимая бархатистую кожу ягодиц. Бён жмурит глаза до звездочек, кусает ребро ладони, стараясь заглушить стоны и раздирающую внутри нежные стеночки боль. Будет не очень приятно, если их здесь застукают. Чанель целует в губы, хаотично покрывая мимолетными поцелуями парня под собой, стараясь отвлечь от неприятных ощущений. Он все-таки не садист. И вскоре Бэкхен сам поддается бедрами энергичным шлепкам, протяжно выстанывая имя брюнета. Бён напрягается, тянется к собственному члену, чтобы скорее довести себя до долгожданной разрядки, но Пак не даёт, шипя еле разберимое между рычанием –«Кончишь, не прикоснувшись.» Пара особо приятных выпадов и белесая вязкая жидкость выстреливает Бэкхену на живот, пока перед его глазами плывет от крышесносного оргазма. Рука, знаете ли, не самый лучший сексуальный партнёр. Брюнет сильнее сжимает покрасневшие бедра, доводя себя до разрядки, кончая глубоко в Бёна, при этом кусая в плечо до кровоподтеков. Чанель упирается своим лбом в лоб Бэкхена, так и не выйдя из него, смотрит в глаза напротив. В туалете наступает звенящая тишина, изредка прерываемая особо глубокими вдохами, насыщающие тело кислородом, выравнивая сбитое дыхание. Неожиданно в дверь стучат, отчего парни одновременно вздрагивают. Беновское сердце на секунду замирает. «А закрыта ли дверь?» — Дверь… — Закрыта. Стучат ещё раз, после чего слышится тихое фырчание и отдаляющиеся шаги. Чанель выходит из разгоряченного тела, поправляя брюки, наблюдая за тем, как бывший сосед шипя, смывает с впалого живота собственную сперму, как пытается от чего-то дрожащими руками застегнуть мелкие пуговицы на тёмной рубашке униформы. Бэкхен чувствует, как по внутренней стороне бедра скатываются белесые капли, неприятно щекоча кожу. Чанель смотрит в зеркало, поправляя укладку, в то время, как Бён выглядит мягко говоря помято. Помятая униформа и почему-то грязный чёрный фартук, взъерошенные светлые волосы и пятнами покрасневшая шея и тонкие ключицы. Пак вновь подходит в плотную, заводят руку за спину русого, игнорируя рычание и новые попытки оттолкнуть, которые как всегда провальны. Намочив ткань рядом лежащего фартука, Чанель смывает с стройных ног официанта собственное семя, дышит над зардевшемся ухом Бэкхёна, опаляя приятным коже горячим дыханием. Бён сжимает пальцы на широких паковских плечах, хмурит брови из-за контакта кожи с прохладной, влажной тканью. Брюнет помогает натянуть узкие брюки, успев отметить про себя, что они хорошо подчеркивают поджатые ягодицы Бэкхена. Так же молча выходят из туалета, благо не встречая в узком коридоре недовольных людей, ожидающих своей очереди отлить. Бэкхен сжимает в тонких пальцах замаранный фартук, нервно кусает саднящие из-за настойчивых ласк губы, игнорирует рядом идущего Чанеля. Кто бы знал, что они вновь встретятся. Если бы Бэк мог вернуться в прошлое и рассказать самому себе о том, что случится, он бы и сам себе не поверил, громко рассмеявшись и приняв за глупую шутку. Но это не шутка и он идёт рядом с Паком, изредка кося на его тёмные глаза, вновь замечая холодное выражение лица, стеклянные глаза, что смотрят только вперёд. «Мы же больше не встретимся?» Парень хмурит брови из-за болючих ощущений в пояснице. Когда Бэкхен уже намеревается отправиться на кухню, где есть туалет для рабочих, душевая кабина и несколько стирательных машин с чистой униформой на полках, где он сможет громко выдохнуть, ударить себя пару раз за то, что не смог сбежать, за то, что поддался вспыхнувшим, словно спичка чувствам, Чанель схватился за его тонкое запястье, заставив вновь прильнуть к горячему даже под тканью рубашки телу, смотря в большие глаза. Чанель хочет придушить Бэкхена, сжать руки вокруг упругой шеи, так, чтобы пальцы намертво сомкнулись на кадыке. Смотреть в бездонные безумные зрачки, съедающие радужку, смотреть на гладкие, блестящие испариной веки и на сведенные к переносице аккуратные брови. Хочется сделать больно так же, чтобы парень узнал на собственной шкуре, что чувствовал Чанель, когда тогда ещё шатен так просто сбежал, даже не оставив собственного запаха на подушке. — Даже не смей сбежать от меня вновь.– прохрипел Чанель, прижимая к себе податливое тело ближе. — Иначе что? — выплюнул ядом в лицо напротив Бён. — Лучше тебе не знать, что будет, если ты ослушаешься…– шепчет на самое ушко, чтобы этот хриплый бас пробрался до костей, заставив трястись поджилкам. Бэкхен громко сглатывает подступивший к горлу ком: — Значит я определённо сделаю это.– он вырывается из цепкой хватки и исчезает за дверьми на кухню. Чанель не бежит за ним, только смотрит, после чего отряхивает руки от невидимой пыли, возвращаясь обратно к столу, где оживлённо беседуют мужчины. Брюнет садится под вопросительный взгляд Сехуна, игнорируя заданный вопрос по подобию — «Где пропадал?» только приподнимает уголки губ, погруженный в собственные мысли.