Пляска смерти (Danse Macabre)

«TattleCrime», 22 сентября. Где они сейчас? Ищем местонахождение Мужей-убийц (ожидает подтверждение авторского права) с Фредди Лаундс Хотя ФБР утверждает, что Уилл Грэм не пережил падения с обрыва, которое случилось после «героической» победы над Красным Драконом/Зубной Феей, не были обнаружены тела ни Ганнибала Лектера, ни Уилла Грэма. Что еще остается невыясненным? Почему? Почему Грэм совершил и буквальное, и метафорическое падение с обрыва с человеком, который протащил его по всем кругам Ада? С человеком, который заманил его во мрак и темноту и оставил висеть между тьмой и светом? И где же они сейчас, дорогие читатели? Совершили ли они оба этот грандиозный прыжок в темноту или кто-то кого-то вынудил? Умерли ли они сразу, как только коснулись воды от болевого шока, пронзившего каждый нерв? Неужели они утонули и пошли ко дну, где их никто не найдет, и лишь акулы разорвут их тела на части? Подходящий конец, я считаю. Или, возможно, они пережили падение. Но куда бы они отправились? Если мы взглянем на послужной список Ганнибала Лектера, то легко предположить, что Уилл Грэм как минимум мертв. Лектер бы вытащил его на сушу и заставил страдать. В конце концов, именно он посадил Грэма в тюрьму, поставил его на колени. Интересно, какую часть Уилла Лектер бы съел первой? Голова Уилла упала на подушку, и его дыхание было неглубоким, пока он пытался вспомнить, как произносятся хоть какие-то слова, любые слова, кроме «Ганнибал». В ответ на вопросительное восклицание Лектер издал низкое ленивое мурлыканье рядом с выпирающей тазовой косточкой Уилла и казался очень довольным собой. Уиллу и вправду стоило отшлепать его за это, но сейчас он выцеловывал шрам на животе, и Грэм не мог вспомнить, что его так раздражало. — Это было очень приятно, — пробормотал Уилл и закатил глаза, когда он услышал смешок Ганнибала и ощутил, как прямо там его зубы прихватили кожу. Если бы Лектер хотел, он мог снова вскрыть рану, но он не сделал этого. — Приятно — это не то слово, с которым я обычно ассоциируюсь, — в ответ произнес Ганнибал, подпирая голову рукой. Уилл засмеялся, и Ганнибал залюбовался превосходной картиной, представшей перед его глазами. Слегка загоревшая, но все еще остающаяся фарфорово-белой кожа, расчерченная шрамами, взъерошенные и мокрые от пота прекрасные каштановые локоны, распухшие от поцелуев губы и легкий румянец, окрасивший щеки. Он выглядел как поддавшийся искушению ангел. — Если ты так красноречив в постели, быть может, ты недостаточно насладился, — поддразнил его Уилл, вытягивая шею. Он представлял собой совершенное блаженство, и Ганнибал не смог удержаться, чтобы не подтянуться повыше и не замереть так, чтобы его губы оказались всего лишь в нескольких сантиметрах от губ Уилла. — Возможно, мы должны исправить это, — пророкотал он, зрачки Уилла расширились, а взгляд помутнел, но он нашел в себе силы усмехнуться. — Опять? — Ты вроде не сильно протестуешь. — Ну, тогда я завтра не поднимусь с постели, если только ты не понесешь меня на руках. — Не мог придумать лучшего наказания. — О, заткнись и поцелуй меня, наконец. Уилл рассматривал белую коробочку, перевязанную бордовой ленточкой, лежащую на подушке, и вдруг внезапно ощутил, как его охватывает паника. Сегодня же не годовщина или нечто подобное, правда же? Он быстро проверил список, казалось бы, случайных знаменательных дат в календарике, который лежал у кровати (первая встреча, ночь, о которой мы не говорим, именно поэтому она здесь отмечена, воссоединение во Флоренции, второе воссоединение в лечебнице, прыжок с обрыва, первое признание в любви, импровизированная свадьба в дверях спальни, день настоящей свадьбы), но не подходила ни одна из этих дат. Уилл аккуратно развязал ленточку, приподнял крышку и улыбнулся, поднимая гладкий обсидиановый нож с рукоятью, инкрустированной сапфирами. Он был прекрасен. А потом его осенило. — Мне нравится этот нож, — небрежно бросил Уилл, указывая рукой на витрину одного из магазинчиков на блошином рынке. — Изысканная работа мастера, — согласился Ганнибал, проводя пальцами по стеклу, а затем указал на часы, — что ты думаешь об этих? Ты упоминал, что тебе нужны новые, поскольку твои предыдущие сломались. — Элегантные, — кивнул Уилл, — они лучшие на этой витрине. — Они тебе нравятся? — Что ж, сколько… — Мы берем их, — заявил Ганнибал продавцу, стоящему за прилавком, и Уилл чуть не рухнул на землю, когда услышал, сколько они стоят. — Ганнибал, — тихо прошипел он и схватил его за руку, чтобы привлечь к себе внимание, — ты не станешь покупать мне часы за одиннадцать тысяч долларов. — Стану. — Ты с ума сошел? Ганнибал лишь невинно улыбнулся ему, это его выражение лица Уилл терпеть не мог, поскольку оно означало, что Лектер задумал что-то недоброе: — Возможно. Пожалуйста, постарайся не сломать их. Уилл спустился по лестнице, держа нож в руке, подкрался к Ганнибалу и прижал лезвие к его затылку. — Перед использованием нож нужно наточить, — безмятежно пояснил он, спокойно наливая две кружки кофе. — Я на пять минут отвернулся, и ты умудрился его купить. — Насколько я помню, этот нож тебе понравился. — Во сколько он тебе обошелся? — спросил Уилл, надавливая сильнее. Ганнибал только улыбнулся. — Пятьсот долларов. Вот оно что, Грэм бросил нож на кухонный стол и повернул Лектера к себе лицом, чтобы взглянуть ему в глаза:  — Зачем ты купил его, черт побери? — Опять же, он понравился тебе. Я думаю, он дополнит твою коллекцию. Уилл презрительно фыркнул и взял кружку с кофе, выражение его лица стало насмешливым:  — Если ты продолжишь в том же духе, я приобрету репутацию твоей трофейной жены. Ганнибал приподнял бровь, отпивая из кружки, и Уилл поднял палец, словно не позволяя произнести еще не высказанные слова:  — Даже не начинай ничего придумывать, я прямо сейчас меняю тему. Ты покормил Цефи? — Разве это не твоя собака? — Она наша, Ганнибал, как грубо. — Да, я покормил ее, — по-видимому, услышав, что произнесли ее имя, упомянутая собака забежала в комнату, хватая за ногу своего хозяина, — а вот и маленькая адская бестия. — Опять же, грубо, — заметил Уилл, поставив кружку на стол, чтобы взять на руки мечущийся меховой комочек, — и, подумать только, я прямо сейчас собирался позволить тебе прикоснуться ко мне. Как же досадно, что вместо этого мы отправляемся на прогулку, — последнюю часть предложения он адресовал Цефи, которая в знак согласия облизала его лицо. Он засмеялся и погладил ее по голове, потом опустил и велел принести поводок, пока он пойдет за обувью. Но прежде чем покинуть кухню, Уилл повернулся и одарил Ганнибала хитрой улыбкой. — Забавно. — Что именно? — спросил Ганнибал. — Что ты потратишь все свое состояние, чтобы якобы сделать меня счастливым, но мне потребуется всего несколько долларов, и ты упадешь в обморок. — Это и вправду забавно, но я не падаю в обмороки. — Не будь так уверен, — усмехнулся Уилл, пристегнув поводок к ошейнику Цефи, и подмигнул ему, — не стоит. Эти слова вертелись в голове Ганнибала всю неделю, отчего он почти начал сомневаться в собственном здравомыслии. Он не падал в обмороки, да и вкусам его могло соответствовать только лучшее. Он бы ни за что в жизни не понял, что Уилл мог иметь в виду. Неделю спустя Уилл спустился вниз по ступенькам, одетый в один из тех костюмов, которые так любил Ганнибал, на манжетах были подаренные ему на годовщину их «первой встречи» запонки с сапфирами: («Их цвет напоминает мне сияние твоих глаз в этот день…» «Ух ты, они… а я купил для тебя эту дурацкую вазу». «Я всегда буду ценить ее»), на левом запястье блестели новенькие часы, правая рука была спрятана за спину, а на лице сверкала ослепительная улыбка. — Что думаешь? — со смехом спросил он, и Ганнибалу пришлось напомнить себе, что как сильно ему не хотелось бы утащить Уилла обратно в спальню, в этот вечер им нужно присутствовать на мероприятии. Они должны пойти. Улыбка Уилла все еще оставалась на его лице, когда он вытянул вперед правую руку и показал лежащий в его ладони красный цветок кипарисовой лианы*. Только тогда Ганнибал заметил белую лилию с бордовыми прожилками, приколотую к лацкану его пиджака. — Я думал о нарциссе, — заметил Уилл, очевидно, очень довольный собой, прикалывая цветок к отвороту на груди Ганнибала, — но он слишком сильно пахнет, в особенности для тебя. И, кроме того, не нарцисс считается символом Аида. Это было неожиданно. Ганнибала одолело любопытство:  — Верно, кипарис — священное дерево Аида. А лилия — Персефоны. Мне понятна основная мысль. — Ну же, профессор Кор, — Уилл усмехнулся, положил руку на плечо Ганнибала и подошел ближе, — сегодня наступает день осеннего равноденствия. «Ты не падаешь в обмороки», — напомнил себе Ганнибал, когда Уилл прикоснулся к его губам легким, словно перышко, поцелуем, — идем? — спросил он вслух, беря ладонь Уилла в свою и поглаживая пальцем его обручальное кольцо. — После тебя, — кивнул Уилл, и они направились к выходу. Вечер проходил в большом бальном зале, местный оперный театр нанял прекрасный оркестр, исполнявший живую музыку. Но даже их мелодичное звучание не могло сравниться с голосом Уилла, подпускающим в свою речь достаточное количество южных ноток, который легко смешивался с толпой, удерживая в руке бокал вина. Он вступал в разговоры о рыбалке, говорил и о том, как его муж сердится, когда он бросает свои ботинки прямо на пороге вместо того, чтобы сделать несколько шагов в прихожую и поставить их там. Он кажется очаровательным, когда дует губки. Ганнибал собирался «рассердиться» по этому поводу позже, но совершенно забыл об этом, когда Уилл подошел к нему со спины и поставил пустой бокал на поднос официанта, оказавшегося рядом:  — Привет. — Здравствуй, Уилл. Хорошо проводишь время? Уилл не ответил на вопрос, а просто улыбнулся и положил руку ему на плечо:  — Хочешь потанцевать? Если бы самоконтроль Ганнибала не был столь безупречным, у него бы отвисла челюсть. Однако, он подвергся испытанию, когда Лектер попытался ответить:  — Уилл, но ведь ты не умеешь танцевать. Уилл поднял бровь и открыл рот в притворном изумлении:  — То, что ты никогда не спрашивал, еще не означает, что я не умею. И я знаю, что ты хотел спросить. Ганнибалу не стоило поражаться тому, что Уилл все еще может его удивить:  — Как ты узнал? — спросил он, едва заметно сглотнув. Ладонь Уилла скользнула по его руке вниз и мягко сжала его собственную. — Знаешь, это все чистая эмпатия, — произнес он, потянув Ганнибала танцевать, — Я видел, как этот вопрос отражался в твоих глазах всякий раз, когда играл вальс. — Я поведу или ты? — улыбнулся Ганнибал, чувствуя себя более расслабленным, чем обычно. — Я уже много лет пытаюсь в этом разобраться. Оркестр сыграл несколько вступительных нот, Уилл взглянул Ганнибалу в глаза, и весь остальной мир для них померк. О. О. Уилл умел танцевать. И умел очень хорошо. В этом танце все так… легко. Обычно одному партнеру приходится подстраиваться под мастерство и технику другого, они допускают оплошности и недоработки, что ведет к неидеальному выступлению. Но это… словно парить в воздухе, двигаясь в унисон. Божественное совершенство. Было неясно, ведет ли Ганнибал или он следует за Уиллом, но, фактически, они с легкостью менялись местами, желая вести и подчиняться одновременно. Ганнибал не мог разглядеть закономерности в своих движениях, или когда ему нужно уступить Уиллу, но каким-то образом он всегда знал, когда нужно переключиться, и Уилл ни разу не сбился. Они снова и снова кружили по бальному залу под музыку вальса, которую Ганнибал едва слышал, так громко шумела кровь в его ушах. — Удивлен? — спросил Уилл, когда Ганнибал закружил его и притянул обратно. Лектер не ответил. Он не доверял способности говорить, еще не совсем. Ганнибал дождался завершения композиции и, впиваясь ногтями в его спину, резко и без предупреждения наклонил его, когда прозвучало финальное крещендо. Надо отдать Уиллу должное, Ганнибал не застал его врасплох, в глазах Грэма сиял восторг, и он дразняще улыбнулся, сжав плечо Лектера для поддержки. Люди вокруг них зааплодировали, Ганнибал потянул Уилла вверх и тихо, чтобы никто не смог услышать, прошептал ему в ухо: — Мы уходим. Уилл не стал спрашивать. Ганнибал проводил его до гардероба и с явным нетерпением дождался, пока им выдадут их верхнюю одежду, и когда они оба надели пальто, Лектер взял Уилла за руку и потянул за собой к боковому выходу, а не к главному. Уилл как раз собирался спросить, что это он такое делает, упорно следуя к узкому проулку, который располагался рядом с отливом здания, когда Ганнибал неожиданно прижал его к стене, Уилл улыбнулся, вглядываясь в темные глаза Лектера, и едва заметил, как от ветра низ черного пальто обвивался вокруг его лодыжек. — Где ты этому научился? — спросил он, и, черт побери, ему никогда не стоило использовать этот голос в разговоре с другими людьми. Уилл усмехнулся, когда Ганнибал подошел достаточно близко, чтобы прижать его руки к холодным сырым кирпичам. — Ты поверишь, если я скажу, что на уроках физкультуры в старшей школе? — Возможно. Я не уверен, стоит ли мне отправить благодарственную открытку твоему предыдущему партнеру или начать охоту за ним. — Учитывая, что они наступали мне на ноги, тебе не о чем беспокоиться, — парировал Уилл, и безудержно расхохотался, когда ощутил, как Ганнибал впивается ногтями в его запястья, — почему мы ушли, я хотел еще один танец. Ответ Ганнибала в кои-то веки прозвучал грубо:  — Ты мой. А затем Лектер поцеловал его, глубоко и сильно, с зубами и языком, и Уилл застонал, чувствуя себя и скованным и абсолютно свободным одновременно, в то время пока дождь собирался промочить их до нитки. В конце концов, Ганнибал, похоже, решил отпустить его запястья, и Уилл обвил руки вокруг его шеи, держась за его плечи, ощущая, что от крепкой хватки ладоней, сомкнувшихся на бедре и нижней части спины, точно останутся синяки. В длинном, очень длинном списке мысленных сценариев, в которых Ганнибал представлял себя и Уилла, каким-то образом «целоваться и тереться друг о друга во время ливня как подростки» не входило в список. Невероятно жаль. Его стоило пересмотреть. Однако, не сейчас, не когда Уилл издает столь восхитительные стоны. Все было превосходно, пока на улицу не вышел официант, чтобы выбросить мусор. Он бросил мешок в контейнер и уже развернулся, собираясь уйти, но в этот момент он заметил Ганнибала. В выражении его лица, слава Богу, не скользило узнавание, он просто был шокирован и замер на месте. Лектер осознавал, что выражение его собственного лица граничит со звериным, и официант совсем не помогал: чем дольше он там стоял, тем быстрее приближалась его смерть. Ганнибал за считанные секунды продумал несколько вариантов: он мог сделать рывок и свернуть ему шею до того, как Уилл сползет на землю, мог достать нож, который всегда прятал, чтобы вырезать у него что-нибудь к завтрашнему ужину, мог сделать и то, и другое, и в придачу забрать глаза, посмевшие смотреть на то, что принадлежит ему. Сейчас Лектер думал, как было бы приятно голыми руками ломать одно ребро за другим, но Уилл издал тихий звук и уткнулся носом ему под подбородок, пытаясь успокоить их обоих. Ганнибал внезапно осознал, что скалится и почти щелкает зубами, словно хищник, и официант поспешил вернуться. Хорошо. — Я бы позволил тебе убить его, — засмеялся удивленный Уилл. Ганнибал едва сдержал стон и притянул его ближе, оттаскивая от стены, слишком поздно заметив, как сильно они вымокли. Он снова взял Уилла за руку и улыбнулся. — Тогда нам следует вернуться домой прежде, чем я лишусь того, что осталось от моего самоконтроля. Уилл кивнул, он все еще выглядел ошеломленным, слишком ошеломленным, чтобы произнести что-нибудь умное. Никто из них не беспокоился о воде, промочившей кресла в салоне автомобиля. После того, как они вернулись домой, сняли мокрую одежду и обсохли, Ганнибал надел пижамные штаны, и пока Уилл заканчивал принимать душ, он спустился на кухню, достал из холодильника миску и поднялся по лестнице обратно в спальню. Он увидел, что Уилл в одних боксерах, лежит на шелковых простынях, растянувшись так, словно он единоличный хозяин всего этого пространства, а Ганнибал — просто гость, который пробудет здесь недолго. Он встретил Лектера ленивой улыбкой. — Что это? — спросил он, указывая на миску, Ганнибал тоже улыбнулся и поставил ее на прикроватную тумбочку прежде, чем присесть рядом с Уиллом. Он достал половинку граната, Уилл откинул голову обратно на подушки и засмеялся. — Вижу, в этот вечер нас посетила одна и та же идея. — Напротив, — ответил Ганнибал, отделив одно зернышко и положив его Уиллу на язык. То проглотил его и снова открыл рот, ожидая следующее, — я пытался угодить твоим более «простым» вкусам. Этот гранат обошелся мне в пять долларов. — Забавно, — произнес Уилл после третьего зернышка, — я заплатил всего семь за эти цветы. — Это единственный раз, когда ты потратил больше, чем я, — отметил Ганнибал, дав Уиллу еще одно. Грэм бросил на него взгляд, полный смешанных чувств, и проглотил еще одно зернышко. — Ты невыносим, — пробормотал он, но открыл рот, чтобы съесть шестое по счету. Ганнибал наблюдал за ним. — Ты знаешь, какова роль Персефоны в подземном мире? — Помимо того, что она жена Аида, которая носит драгоценности с темными и холодными камнями? — поддразнил его Грэм, расслабляясь еще больше. Ганнибал улыбнулся и протянул руку, чтобы стереть капельку сока с уголка губ Уилла. — Персефона — владычица Фурий, богинь проклятий, что преследуют всех совершивших нечестивый поступок, убийство и предательство. Расплаты, можно сказать, — Уилл рассмеялся, и Ганнибал поднял его руку, чтобы поцеловать обручальное кольцо, — Аид всего лишь распространяет смерть, управляет ею. Именно Персефона признает свои темные желания и потакает им. Я всегда был уверен: она прекрасно знала, что делает, когда съела шесть гранатовых зернышек. — В каком смысле? — Ровно шесть зернышек, таким образом, она могла проводить одинаковое количество времени и в одном, и в другом мире, получая преимущества из обоих. Жестокая девушка-манипулятор, ее красота скрывает истинную натуру. — Кого-то напоминает? — На самом деле, да, — улыбнулся Ганнибал, Уилл в ответ тоже улыбнулся и сел. — Знаешь, между мной и Персефоной есть различие. — Какое же, Уилл? В ответ Уилл поднял руку, осторожно достал ровно шесть гранатовых зернышек и медленно съел их одно за другим, пока Ганнибал с восхищением наблюдал за ним. Уилл улыбнулся, когда доел, капая темно-красным соком на постель. — Теперь я буду с тобой все двенадцать месяцев. Ганнибал положил гранат обратно в миску и прижал Уилла к матрасу, сцеловывая и слизывая сок с его губ. — Моя прекрасная Персефона, — выдохнул он, потянув Уилла за волосы, чтобы снова услышать восхитительный стон, — ты оставила Небеса, чтобы править Адом вместе со мной. * — Автор допустил ошибку, используя в качестве символа Аида кипарисовую лиану (другое ее название — ипомея квамоклит). Дело в том, что это тропическое вьюнковое растение не имеет никакого отношения к семейству кипарисовых — хвойным растениям с игольчатыми листьями и шишками.