Диагноз - безумен

Сердцебиение участилось. Ладони вспотели. Воздуха стало не хватать. Внешне это было скрыто от глаз, но внутри Синкавы разразилась страшная буря. Он буквально начал пожирать свою пациентку взглядом, мысленно представляя, что может с ней сделать. Сладостные мысли воплотить в реальность давно зревшие в голове картинки захватывало сознание и остатки здравого смысла. Глаза остановились на её груди и казалось, что парень впал в транс. Эта девушка — предмет его обожания на протяжении всех десяти лет, и богатая фантазия снова разыгралась. Для всех было секретом, о чём Синкава думал по ночам, и какие сцены прорисовывал. Никто и предположить не мог, что подбросит дров в огонь появление её самой. После судебной экспертизы его отправили в психиатрическую больницу, где он провёл почти девять месяцев. Кропотливая работа психологов была направлена на то, чтобы научить шестнадцатилетнего парня жить в реальном мире, перестав скрываться от своих проблем. Воспитательная работа имела и профилактический характер, так как были отмечены склонности к насилию. Медицинские работники вложили много усилий в то, чтобы восстановить пошатнувшуюся психику. Почему Асаду не пускали к Синкве, чтобы она проведала его? Врачи боялись, что он снова сорвётся и набросится на неё. Это было очевидно после исследования произошедшего. Парню помогали справиться и с этим. Его постоянно занимали какой-либо деятельностью, следя за динамикой его погружённости в дело, иными словами, насколько точно он его выполнял и с какой отдачей. Использовали один из способов внушения, что думать в развратном ключе, пагубно скажется на его дальнейшей жизни в обществе. Никто не пытался заменить его воспоминания. Наоборот, его пытались понять и перевоспитать. Меры наказания, применяемые в случае отклонения от терапии, дали подростку понять, что о Синон лучше больше не думать, ибо от этого страдала не только душа, но и тело. Когда психическое состояние приобрело более-менее уравновешенный характер, Синкаву поставили на учёт по делам несовершеннолетних, и какое-то время он провёл в учреждении по перевоспитанию. После всех испытаний подросток дал себе установку, не высовываться и не рыпаться лишний раз, что представляла из себя: лучше промолчать лишний раз, чем потом расхлёбывать. Кёдзи был вынужден замкнуться в себе, подавляя время от времени возникающие приступы самостоятельно, корчась в постели от боли. Звать на помощь было бесполезно. Чем смогли, тем помогли. Дальше выкручивайся сам. Спорить с родителями парень не стал и решил заниматься тем, чем говорили. Отец не оставлял затеи отправить младшего сына в медицинский университет, собираясь передать впоследствии ему накопленный опыт. Продолжая находиться под постоянным надзором, Кёдзи учился днями и ночами, сдал экзамены и поступил. После обучения по блату начинающий специалист тут же был направлен на уже отведённое для него место, а через год был назначен заведующим отделения всё по тем же привилегиям. К двадцати шести годам Кёдзи уже научился справляться с внезапными изменениями в организме, что приводили к подобным приступам, но сделать это непосредственно в присутствии предмета внутренних противоречий казалось нереальным. Но даже в такой ситуации Синкава изо всех сил пытался совладать с собой, подавить нервную дрожь в теле, чтобы исполнить свою работу. Если об его срыве пойдёт информация в газетах, то он тут же слетит с должности и потеряет работу, и тут уже ничьё ходатайство не поможет. Рука, ранее занятая ручкой, что упала куда-то на пол, сейчас отчаянно сжималась за спиной в кулак до невыносимой боли, что была детским лепетом по сравнению с тем, что происходило в душе. Но лучше было переправить эту душевную боль на физическую, хоть как-то обмануть свой мозг. Синкава сделал шаг навстречу, и тут же под его ногой что-то треснуло. Пошатнувшись, парень понял, что раздавил ту самую шариковую ручку. Что это? Неужели знак, что приближаться к ней не следует? Но как бы там ни было, не мог же Синкава отправить пациента куда-нибудь ещё, тем более, что им была Синон. Во рту была невыносимая сухость, что даже невыносимо становилось сглатывать слюну. По этой причине, его голос прозвучал бы как минимум ужасающе, так что Синкава лишь кивнул на кресло, стараясь не подавать виду. Девушка, оперевшись на костыль, аккуратно опустилась на кресло, неестественно подгибая правую ногу. Бросив кроткий взгляд на её лодыжку, Синкава отметил для себя, что она опухла. Опустившись перед ней на корточки, врач взялся пальцами за чёрные лосины, впав в ступор. Просто приподнять и посмотреть. Ничего больше от него не требовалось. Тогда, чего он медлит? Русоволосый, на миг зажмурившись, потянул ткань наверх дрожащими пальцами, оголив кожу. Страшная тахикардия способствовала усилению слюноотделения, что парень нервно закусил губу. Едва весомо прикоснувшись к опухоли, Синкава резко поднялся, сбивчиво произнося:  — Покажите снимок… Девушку немного передёрнуло от такого холодного и немного хриплого тона с обращением к ней на «Вы», но она не могла перечить своему специалисту. Сино протянула свой рентген, и Синкава схватил его буквально подушечкой пальца, словно опасаясь, что увеличь он площадь поверхности на немного, то обязательно почувствует тепло её рук. Заведующий отделением неожиданно увеличил дистанцию между собой и пациенткой, делая вид, что только на таком расстоянии можно разглядеть снимок. Кости, к его счастью, оказались целыми. Проблема заключалась в том, что Синон растянула мышцы. Ничего серьёзного не предвиделось, но баскетбольного мяча ей не видать недели две точно. На удивление Асады, её друг говорил мало и кратко, будто остерегаясь многословием выдать страшную тайну. Но несмотря на его краткость, он объяснил всё доступно: почему, как и зачем. На скорую руку вывел рецепт, чему девушка сильно удивилась, видимо, такая скорость развивается у врачей в качестве дополнительной функции, и опустил бумагу ей на колени, снова стараясь не прикасаться к Сино. Последней и завершающей его обязанностью было наложить повязку, чтобы ограничить вероятность случайного движения травмированной ноги. Прикосновения Синкавы были самыми мимолётными, что Асада когда-либо испытывала в своей жизни. Разглядеть его лица не позволила та же самая длинная чёлка. Создавалось ощущение, будто Синкава специально наклонялся торсом вперёд, чтобы она не видела его глаз, бешено мечущихся в стороны. Приём был окончен, следующее посещение необязательно. Кёдзи снова занял место за столом и усердно принялся что-то строчить в бумагах. Синон собиралась покинуть кабинет, но перед этим остановилась в дверях. За всё её пребывание с глазу на глаз, Синкава ни слова не проронил по отношению к ней: не спросил, как она живёт, чем занимается, даже обращался на «Вы». Неужели он забыл про неё? Не будь подобной ситуации, когда Синон не могла самостоятельно перемещаться, она бы подбежала к нему и узнала причину. Но сейчас, с невыносимой болью в лодыжке, она лишь вздохнула и покинула кабинет. Карандаш в трясущейся руке упал на стол, а Синкава не мог ни вздохнуть, ни глотнуть. Он слишком долго терпел, и сейчас практически ничего не чувствовал. Он схватился за белый халат на груди и повалился на пол. На грохот тут же в кабинет ворвалась медсестра, которая вскрикнула в ужасе от увиденного. Она подбежала к молодому человеку, тут же приподняла его и прислонила к губам стакан воды. Кёдзи жадно глотал жидкость, будто провёл без неё неделю. Не вся она даже попадала в рот, часть стекала по щекам, оставляя на одежде мокрые следы. После второго стакана жажда пропала, и зрачки приняли нормальную форму. Синкава поблагодарил сотрудницу и поднялся на шатающихся ногах.  — Синкава-сан, что с Вами?! — снова вскрикнула она, готовая в любой момент подхватить его.  — Ничего, — неестественной улыбкой улыбнулся он, стараясь восстановить дыхание, — приступ, такое бывает. Я, пожалуй, домой пойду, скажи всем, что приём отменён.  — Вам помочь? — не унималась девушка.  — Говорю же, не стоит. На этих словах Синкава наскоро снял белый халат, заменив его кожаной курткой, и взял чёрный портфель с вещами. Он медленно побрёл домой, пытаясь осмыслить произошедшее с ним. Парень никак не ожидал, что снова есть угроза срыва. Русоволосый остановился посреди улицы и потёр переносицу, протяжно выдыхая. Он не должен её видеть, но что тогда? Поменять место работы? Отец не пустит, ведь Синкава ещё не отработал своё. Сегодня он совладал с собой, но ведь может и сорваться...