Последнее желание

Позже Мамору не смог бы ответить, отчего так безоговорочно доверился мужчине. Особенно после того, как тот рассказал ему о демонах. И о том, что был одержим. И сохранил в себе многое от того, кто его поработил. «Только знания и силу», — педантично заметил Соичи на прямой вопрос, заданный через несколько дней. Ведь иногда учёный так смотрел на него, словно препарировал саму душу клинково-острым взглядом. Будто вонзал в него кинжалы — раз за разом. Отравленные лезвия проникали так глубоко, словно проходили сквозь всё тело, оставляя ядовитое послевкусие. Он продолжал приходить к нему в гости. Соичи Томоэ внёс его в список всегда желанных посетителей, так что охрана впускала его внутрь даже тогда, когда Соичи не было в высотном здании. Кроме того, Соичи выделил для него квартиру на двадцатом этаже. И магнитный ключ-карточку от двери он забирал из ящичка на ресепшене. И он почему-то не мог рассказать даже Мотоки, где теперь проводит ночи. Потому что постепенно увяз в этих странных недо отношениях, словно муха в паутине паука-мутанта. Мужчина целыми днями был занят то в лаборатории, то в одной из высоток, то читал лекции в своей академии «Бесконечность». В их университете он больше не появлялся. И это наводило на размышления… Мамору иногда думал, что если бы он сам не попался на крючок любопытства, словно глупая рыбина, то его бы потащили силком. Или же нет? Ему разрешали присутствовать на занятиях магии, где тренировались: сам Соичи, его дочь и девочки. И в такие моменты мужчина казался загадочным, таинственным незнакомцем. Совершенно не тем свойским парнем, который испытывает слабость к грубым шуточкам и смеётся с ним вместе во время просмотра очередной комедии по вечерам. Его взгляд в такие моменты пугал, завораживал. А телепортация, молнии и огненные шары из белых ладоней — казались чем-то совершенно необыкновенным. И к этому совершенно невозможно было привыкнуть. Как-то, столкнувшись с Хотару в зале для занятий, защищённом непонятной ему Сферой Отрицания, он попросил её продемонстрировать свою силу. Девочка лишь рассмеялась — весело, задорно, и ответила, что может только показать костюм. И перевоплотилась. Мамору тогда сглотнул, ощущая одновременно шок и безудержное веселье, больше походящее на истерику. И поклялся сам себе, что никогда не расскажет девочке об одном жестоком хентайном аниме с девочкой-волшебницей в похожем костюме… Которую постоянно насиловали тентакли на глазах любимого парня. Соичи внезапно стал важным для него человеком. И иногда это вызывало ощущение протеста, так как Мамору ненавидел быть к кому-то привязанным. Это напоминало ему о той боли, которую он пережил в автокатастрофе, когда видел, как тела родителей превращались в окровавленные ошмётки. А его словно бы окутывал золотистый шар, который сохранил его тело, сберёг, защитил. Но не душу. А ещё его начали волновать прикосновения мужчины. И Мамору замечал, что прикасаться мужчина любил только к дочери, а для других девушек тактильных контактов почти не оставалось. Кроме Каолинит, да и то, иногда. Но к нему он прикасался — и довольно часто. Приобнимал, похлопывал по плечам, брал за руку, когда тащил куда-то с огромной скоростью. И когда они смотрели по вечерам телевизор или фильмы по ноутбуку, то прижимались друг к другу на широком диване, хотя в этом и не было надобности. И это постепенно начало сводить его с ума, так как тёплые касания вызвали очень приятные ощущения, хотя раньше он думал, что ненавидит, когда его касаются. Просто не переносил этого. И никому не позволял касаться себя слишком часто. Да и его друзья привыкли, что он мог и оттолкнуть во время объятия. С одним из приятелей он однажды даже подрался, когда тот заявил в их компании, иногда собиравшейся на выходных, чтобы сыграть в боулинг или сходить в бар или в кино, что, наверное, Мамору — жертва насилия. «Может, я просто маньяк, которому нравится прикасаться к кому-то, только чтобы разделать на запчасти?» — ответил он тогда в сердцах. И очень удивился, когда несколько приятелей тихо и незаметно испарились из его жизни. Его бесило не только то, что чужие прикосновения вызвали неприятные ощущения, но и то, что он должен был как-то это объяснять, особенно, когда к нему приставали прелестные и уверенные в себе девушки из университета или из компании Мотоки. Особенно невыносимым друг стал, когда обзавёлся невестой. И та взяла себе за правило на каждую встречу в тесном, почти семейном кругу, приглашать какую-то новую знакомую и с лукавой улыбкой представлять его очередной незнакомке: «Это Мамору Джиба, очень застенчивый молодой человек. Он ершистый и замкнутый, но ты, милая, я думаю, сможешь с ним справиться». И уверенные красотки широко улыбались и смотрели на него очень даже многообещающе. И ему приходилось любезничать с очередной девицей, хотя хотелось просто выпить хорошего пива или вина, попробовать вкусные закуски, которые отлично удавались Унадзуки. И Мамору радовался, что сестричка Мотоки старалась отгонять от него других женщин. Пусть и действовала из ревности. Всё равно он был ей очень благодарен. Так как ему уже надоело каждый раз что-то объяснять очередной раскованной девице, почему он не падает в обморок от счастье и не брызгает кровью из носа, когда его ненавязчиво приглашают проводить и остаться на «чашечку саке». И в такие моменты он жалел, что не может играть на чувствах милой Унадзуки, а то мог бы изобразить, что она ему нравится. И закрыть тему знакомства с другими девушками раз и навсегда. Но он не хотел ранить хрупкие чувства девушки, хотя про себя уже чуть ли не молился, чтобы она выбрала другой объект для преследований… То есть, любви и почитания. Он только лишь надеялся, что в саду камней их семейства нет какого-нибудь скрытого алтаря, посвящённого ему. Но в последнее время многое изменилось. И Мамору ощущал, что, когда их с доктором взгляды встречаются, его тело пронизывает дрожь. И что их взгляды соединяются всё чаще и чаще невидимыми нитями взглядов. Иногда ему приходилось прикусывать нижнюю губу почти до боли, когда хотелось подойти и схватить мужчину за широкие плечи и… А дальше фантазия не то, что буксовала, но в фантазиях словно бы взрывались фейерверки, как в заставке Диснеевских мультфильмов. И яркие вспышки словно бы застилали внутреннее зрение.