Прости за всё и, ради Бога, перестань мне сниться

декабрь 2013 года Сеул

— Иди сюда, Гук-и. Чонгук зашёл в ванную комнату на втором этаже, прикрыв за собой дверь, и медленно сглотнул вязкую слюну, вмиг скопившуюся во рту. Тэхён стоял в полный рост в большой белоснежной ванне, почти наполовину наполненной водой. В воздухе выразительно ощущались влажность и возросшая температура; и ничуть не меньше — крайне высокое напряжение. Он тяжело и беспокойно дышал, его грудная клетка порывисто вздымалась, а быстрые капли слишком соблазнительно стекали по обнажённому телу. Его глаза горели ярким пламенем с ноткой безумия, щёки краснели от многообразия чувств и ощущений, бурлящих внутри, а также от накрывшего волнения, выдающего с потрохами снаружи. Если бы Гук был способен прочитать его мысли, то точно удивился бы: то, что Тэхёну очень хотелось сказать сейчас, он вынашивал внутри не один день, неделю и даже месяц. То, что он хотел сказать сейчас, должно открыть новую страницу его жизни, а всё, что существовало до — обязано потерять с этого момента всякую важность. Чонгук не знал, как бесконечно долго он собирался с силами. Чонгук ещё не догадывался, но сегодня Тэ наконец был готов окунуться в новый и неизведанный для него мир — пусть пугающий, но в то же время столь сладкий и желанный. Мир удовольствия и страсти. Подошедший минуту назад Гук так и стоял напротив, не шевелясь. Смятение смешивалось в нём с абсолютным непониманием происходящего, а любопытство — с эстетическим наслаждением от завораживающего зрелища. Он смотрел на своего любимого человека вопросительно и выжидающе, украдкой облизывая взглядом его красивое хрупкое тело, словно высеченное из мрамора чертовски умелым мастером. Тело, что давно являлось больным вожделением и заветной мечтой, что сводило с ума ночами и днями. Тело, хоть и желанное до потери рассудка, но до сих пор никому, кроме самого Тэхёна, не принадлежавшее. Прекрасное и недосягаемое — как звёзды в космических просторах. Чонгук никогда не нарушал границы дозволенного, а ведь нарушить их хотелось неимоверно — с того самого первого дня и до сих пор. Капли воды стекали с кончиков светло-русых волос Тэ, падали на острые ключицы, пленительно выпирающие под кожей; на изящную грудь, где на тонкой цепочке висел маленький кулон в форме буквы «J» — подарок Чонгука. И тому ничего не оставалось, как облизнуть губы и озадаченно уставиться в бездонные глаза перед собой. Тэхён придвинул его за плечи, слегка нагнувшись к уху, и прошептал дрожащим от волнения голосом, будто в абсолютно пустом доме, где кроме них не было ни души, кто-то мог подслушать эту страшную тайну: — Гук-и, я готов. Я хочу, ну… это… — неминуемо краснея и запинаясь. — Тебя. А Гук лишь одно слышал: как собственное сердце отбивало в груди бешеный ритм, толчками разливая внутри кипящую, пылающую неистовым огнём кровь. Его взгляд успел превратиться из растерянно-увлечённого в ошарашено-удивлённый, а губы… вдруг ощутили влажность и мягкость чужих, таких нежных и робких. Прикрыв от наслаждения веки, Чонгук даже не успел сообразить, что происходит, как уже оказался притянутым за шею и прижатым к мокрому телу, отчего домашняя футболка и штаны на нём моментально пропитались влагой. Тэхён целовал его сам — глубоко и напористо. Тэхён был сегодня таким непозволительно смелым и инициативным. Нет, всё ещё не верилось. — Сними… пожалуйста, — шептал тот прямо в поцелуй, запустив руки под крайне ненужную сейчас одежду и увлекая её наверх. Чонгук поддавался, до сих пор не понимая до конца — реальность ли это или просто призрачное видение. Футболка упала на ярко-синий пол ванной комнаты. От этой плитки и её цвета всякий раз рябило в глазах — синий никогда не нравился Гуку; но сейчас это не имело абсолютно никакого значения. В текущее мгновение важно было лишь одно — Тэхён, а Тэхён ему как раз таки очень нравился. От Тэхёна рвало крышу и рёбра ломало изнутри, лишая лёгкие жизненно необходимого кислорода. Именно Тэхён — настоящий, донельзя привлекательный — вёл непривычно решительной рукой по Чонгуковой обнажённой груди, преднамеренно задевая соски. Именно Тэхён опускался ниже и ниже, не прекращая при этом терзать губы поцелуями, а после накрыл через ткань одежды его член, слегка сжав. Чонгук шумно выдохнул сквозь стиснутые зубы. — И это тоже сними, — потребовал Тэ и дёрнул вниз домашние штаны. Гук поднял на него мутный взгляд и ярко ощутил нехватку воздуха — вперемешку с уже полностью неконтролируемым сердцебиением. Затуманенный мозг пришёл к заключению: такой горячий, взволнованный, такой страстный и смелый Тэхён сейчас стоит перед ним совсем без одежды и говорит, что хочет его. Будучи не в силах окончательно собраться с мыслями, Чонгук продолжал сомневаться — а точно ли всё это по-настоящему? Может, ему это просто снится? — Т-ты уверен?.. — на выдохе, еле слышно выговорил он, а конечности онемели до ломоты, повиснув неподъёмным грузом. — Да, — прошептали губы напротив, порядком раскрасневшиеся от поцелуев. Рядом с Тэхёном Гук чувствовал себя девственным мальчиком, что впервые в жизни увидел обнажённое тело. Рядом с Тэхёном он забывал, как дышать; забывал нужные слова, путал мысли, пьянел, будто после нечеловеческой дозы крепкого алкоголя. Тэхён сводил с ума одним только взглядом больших карих глаз или лёгкой улыбкой обворожительно-пухлых губ. Чонгук полностью принадлежал Тэхёну каждой частичкой своей души. — Ну же, иди сюда, — настаивали те самые губы, сползая по Чонгуковой шее. Тэхён хотел принадлежать Чонгуку каждым миллиметром своего тела. Десятка секунд вполне хватило, чтобы сковавшее Гука смятение рассеялось, уступая место волне дикого желания, накрывшей с головой. Ещё десяток — и разум поплыл в нужном направлении, пока перед глазами стоял только соблазнительно приоткрытый рот, а слух различал что-то едва понятное, наподобие: «Я так сильно хочу тебя». Одним движением Чонгук скинул домашние штаны вместе с нижним бельём и сделал шаг в воду — в белоснежную ванну, в которой его уже порядком заждались. Сердце заходилось от волнительности момента, ведь сам Чонгук ждал намного, намного дольше до этого. На мгновение они замерли друг напротив друга. Гук ещё раз посмотрел в широко распахнутые глаза своего парня и неосознанно улыбнулся, принимая наконец действительность: кажется, это всё-таки правда. Тэхён на самом деле готов, и сегодня он будет целиком и полностью принадлежать Чонгуку. — Гук-и, я люблю теб… — не успел договорить тот, потому что его заткнули сладко и несдержанно, резко схватив за запястья. Чонгук целовал со всей страстью и любовью, что заполняла до краёв его естество; целовал требовательно и глубоко, бессовестно и ничего не стесняясь, на что Тэ с удовольствием отвечал взаимностью, испуская еле слышные стоны и трепетно прижимаясь к чужой груди. Гук вёл губами по подбородку к шее, развязно и в то же время нежно вылизывал, прикусывал шёлковую кожу, а Тэхён запрокидывал голову назад и прикрывал веки, терзая пальцами волосы на чужом затылке. Чонгук готов был поклясться: слаще этой кожи нет ничего в целом мире — ровно как и милее этих родинок или сексуальнее этих изгибов. Он оглаживал изящную спину и бёдра, будто не зная, с чего начать; словно боясь не успеть насладиться каждым без исключения сантиметром редчайшего произведения искусства, что по счастливому велению судьбы оказалось в его руках. Он целовал ключицы, скользил языком по соскам, отчего Тэ мелко дрожал и шептал-простанывал что-то невнятное. Этот мальчик такой чувствительный, такой отзывчивый на ласки — Гук готов был кончить от одного только вида его беспредельного возбуждения. Мир застыл, планеты перестали двигаться по своим орбитам в ту секунду, когда тот самый мальчик спустился рукой к его паху и, слегка погладив твёрдый член, прошептал: — Ты чертовски горячий… У Чонгука в мыслях взрывались петарды, заполняя изображение перед глазами разноцветными искрами. Тэ робко перехватил инициативу и, слегка подтолкнув, прислонил его лопатками к покрытой испариной кафельной стене. Он прошёлся нежными поцелуями по его груди — так медленно и старательно, будто сдавал жизненно важный экзамен и больше всего на свете боится провалить. Ни одна деталь оголённого тела не осталась без внимания — Тэхён с нескрываемым наслаждением вылизывал, покусывал, прихватывал губами, заставляя Гука нетерпеливо метаться, вжимаясь в стену. — Ах… Тэхён-а… — вырвалось у того, когда мокрые губы скользнули ниже пупка, достигнув конечной цели. Гук рывком запрокинул голову и, сжав зубы, что-то прошипел на одному ему известном диалекте. На автомате вцепился в волосы на Тэхёновой макушке, пока тот целовал столь воодушевлённо, водил пальцами по твёрдой плоти, помогал языком, проходился по всей длине и… бесконечно смущался при этом. Он очень старался — в силу имеющихся знаний и некоторого опыта, приобретённого за несколько месяцев отношений с Чонгуком — ведь хотел быть для своего парня самым лучшим, самым страстным и умелым любовником. А для Чонгука каждое его прикосновение — уже маленькая смерть. Он выгибался, отвечая на старания короткими стонами, аккуратно толкался навстречу неумелым губам и просто распадался на молекулы от наслаждения. Тэхён выглядел пошло и бессовестно на коленях и с членом во рту, но, чёрт возьми, в этой роли он смотрелся ещё прекраснее обычного. Кажется, он был бесподобен в абсолютно любой роли. Внутренний зверь рвался наружу, царапал когтями изнутри, желая свободы. Сдерживаться становилось всё невозможнее с каждой новой секундой: сорвавшись, Гук резко потянул Тэ за локоть, подняв на ноги, и вжал щекой в прохладный кафель. Навалился сзади, кусал шею и плечи, слизывал слюну, стекавшую с его подбородка, — в которой заметно ощущался горьковатый привкус собственной смазки. От возбуждения хотелось выть, словно тот самый зверь. — Малыш… — Чонгук обнял его со спины, проехавшись членом между ягодиц. — Ты просто сногсшибательный. Я столько мечтал об этом… Беспомощно припечатанный к стене Тэхён отвечал частым дыханием и откровенной дрожью в плечах — конечно же, боялся до сих пор, буквально трясся от страха, хоть и старался не подавать вида. «Ты ведь будешь осторожен, ласков, терпелив?» — словно застряло в его горле, так и не высказанное, и Тэ прикусил язык, промолчав. Потому, наверное, что и без лишних слов доверял Чонгуку больше, чем кому-либо на свете. — Не переживай, — шептал тот, будто распознав немой вопрос, и тут же целовал кожицу на выпирающей лопатке, а после, сползая ниже, пересчитывал губами позвонки. — Я буду аккуратен. «По крайней мере, очень постараюсь». Тэхён вряд ли сомневался в правдивости услышанного, ведь уже решил однажды окончательно и бесповоротно поверить любимому человеку. А сам Гук, если быть честным, вообще не имел понятия, как в данной ситуации применять понятие «аккуратность». Сложно быть аккуратным, когда перед тобой — желаннейшее тело во Вселенной, а собственный член стоит так, что ноги подкашиваются, категорически отказываясь держать равновесие. Соображать становилось всё сложнее — хотелось взять его всего и сразу, потому что терпеть Чонгук был уже не в состоянии: он и так терпел слишком долго. Но здравый смысл поспешил на помощь и мигом дал оплеуху, напомнив: Тэхён — не тот, кого можно грубо и ненасытно оттрахать у стенки, не заботясь о его личных ощущениях. С Тэхёном нельзя быть хамоватым или резким, как с очередной безликой девицей, чьё имя безнадёжно забудется спустя пару дней. Тэхёна нужно лелеять и оберегать, словно долгожданный подарок — дорогой и редкий, о котором мечтал бесконечно долго. Таких чувств Гук никогда ранее не испытывал, это нечто новое и неизведанное, будто только что открытый континент. Поэтому с появлением Тэ в его жизни всё повернулось на сто восемьдесят градусов, как и в голове. Чонгук просто обязан держать себя в руках как минимум по двум причинам: его мальчик заслуживает всей нежности и любви, что только существует в этом мире, ну а первый раз бывает лишь однажды и не забывается никогда. Гук потянул его за бёдра, вынуждая прогнуться в спине и умирать от неловкости в этой чересчур откровенной позе. Губы исследовали мягкие ягодицы поцелуями, а уверенный язык вскоре скользнул между ними. Тэ издал неясный звук, резко дёрнувшись, но сильные ладони надёжно зафиксировали его в одном положении, поэтому всё, что осталось Тэхёну — густо покраснеть. Чонгук тем временем мысленно молился, чтобы выдержки хватило хотя бы на добросовестную растяжку. Ещё пара влажных мазков языком — и Тэ сжал зубы ровно с той же силой, с какой сжался весь, когда почувствовал внутри чужой палец. Но его парень действительно был предельно аккуратен — двигался не спеша, стараясь отвлекать от болезненных ощущений ласками. — Будет неприятно, но боль вскоре пройдёт, малыш, — успокаивал Гук, водя ладонью по его члену, а тот задыхался от двойственности впечатлений. — Постарайся расслабиться. Тэхён сдержанно шипел, царапал ногтями стену и, судя по всему, снова верил. Он просто не умел не верить Чонгуку. А тот всем телом льнул, обнимал ласково, прижимался сзади, выдыхая в хрупкое плечо размытое: «Хочу тебя до сумасшествия». Ни на мгновение не переставал орудовать пальцами, настойчиво и довольно-таки ловко идя к намеченной цели. Он уже сейчас чувствовал себя до звёзд перед глазами счастливым. А то, что чувствовал Тэхён — жутко неприятное жжение, граничащее с болью, — пока слабо смахивало на счастье. Гук не догадывался, но за последние несколько минут Тэ пожалел обо всей этой затее уже с десяток раз, и уровень сожаления продолжал расти — прямо пропорционально увеличению количества пальцев, проникающих в него. Зубы сжимались до ломоты в челюсти, и он, казалось, находился в полной готовности вырваться и убежать отсюда, вот только возможно ли убежать от Чон Чонгука, да ещё и в такой момент, когда всё зашло беспредельно далеко? Тэхён лишь качнул головой в отрицательном жесте, ответив самому себе; упёрся лбом в стену со всей силы, какой только владел, и продолжил старательно терпеть. Чонгук растягивал его ровно столько времени, на сколько хватило его висящей на волоске выдержки и делающего последние вздохи самообладания. И, судя по тому, как интенсивно он прижимал к себе Тэ, обхватив поперёк живота свободной рукой и нетерпеливо ёрзая членом по ягодице, — последнее терпение уже подходило к концу. — Тэхён-а… — вылетело на выдохе полушёпотом, пока губы мокро прихватывали чужую скулу. Это «Тэхён-а» переводилось как: «Я больше не могу, я схожу с ума. Я готов продать душу дьяволу, лишь бы ты только позволил мне продолжить». Тэхён владел этим языком в совершенстве, поэтому, слегка поколебавшись, одобряюще кивнул. Хоть и жмурился от страха до боли в глазах, но тем не менее… позволил. Его сердце оглушало стуком, готовое пробить рёбра и выскочить наружу, но отступать было некуда, поэтому оставалось только идти до конца. Чонгук знал: Тэ самостоятельно сделал выбор и принял столь нелёгкое решение, потому что сам уже давно… хочет его ничуть не меньше. Всё окружающее пространство слилось в одно неясное пятно, когда осознание окатило Гука, будто из ведра: кажется, ему только что был дан зелёный свет. Колени тряслись, пальцы судорожно рыскали по настенной полке в поисках любой подходящей бутылки. В ход пошло масло для тела, ведь на то, чтобы идти за смазкой, не нашлось ни времени, ни желания. Да и вообще, Чонгук очень сомневался, что способен пройти в таком состоянии хоть пару шагов. Тэхён терзал стену с такой нечеловеческой силой, что кафель едва не покрылся трещинами: сильнее царапал, скользил, готовый вырвать его зубами; и топил в нём же неосторожный вскрик, без всякого разрешения вылетевший из груди, стоило только пальцам сзади замениться на что-то более твёрдое и внушительное. Гук придерживал его за бёдра и как загипнотизированный смотрел — любовался, не в силах оторваться от слишком потрясающего зрелища: его собственный член заполнял изнутри его любимого мальчика, и между их телами — считанные сантиметры, что стремительно таяли, превращаясь в до смешного незначительные миллиметры. Двое становились одним целым. Чонгук поглаживал пухлые ягодицы, не отвлекаясь от завораживающего вида; и терпеливо-настойчиво увеличивал глубину. Тэ обрывисто дышал носом и героически терпел обжигающую боль, даже несмотря на то, что лицо его стало откровенно красным, а в глазах собрались слёзы. Чонгук не смог сдержать тихий стон: от волшебной узости партнёра целая жизнь пролетала перед глазами — пусть она и не имела значения на фоне того жара, что отдавало потрясающее тело, трепещущее в его руках. А эти самые руки ненасытно блуждали по влажной коже, по талии, дрожащей спине, шее, забирались пальцами в светлые волосы, совершенно растрёпанные, пока толчки становились всё наглее и интенсивнее. Тэхён механически привставал на носочках, пытаясь спастись от полного проникновения, несущего за собой новую порцию неприятных ощущений, но его тут же возвращали на место, с характерным шлепком насаживая на себя. Слышались всхлипы и жалобный писк, но Тэ не произносил ни слова против, прикусив губу и царапая до крови её нежную кожицу. — Мне очень жаль, что приходится делать тебе больно, — хриплым разомлевшим шёпотом выдыхал Гук в его ухо. И нисколько не врал, на самом деле. — Но я так мечтаю подарить тебе всё удовольствие, что только существует в этом мире… Пожалуйста, доверься мне. Плавными толчками он заполнял Тэ полностью, рыча и задыхаясь, отчаянно хватая ртом раскалившийся до невозможности воздух. А тот ронял слёзы, размазывая их по мокрому кафелю, ведь его ощущения внутри, очевидно, не напоминали удовольствие даже отдалённо. Но и в столь безрадостный момент его вело от Чонгука до электрических разрядов под кожей, опьяняя и сводя с ума — похлеще любого сильнодействующего наркотика. Это было невозможно скрыть: в крепких руках любимого человека Тэхён не боялся даже умереть, и неважно — от боли или от удовольствия. Чонгук расщеплялся на атомы, слушая звуки шлепков влажных тел друг о друга — лучшую музыку для ушей. Он входил по максимуму глубоко, и от осязания собственным пахом чужих ягодиц, а членом — огненно-горячего нутра, возникало желание кричать во весь голос, надрывая связки. Так хотелось подарить Тэхёну хотя бы часть космического наслаждения, которое Гук испытывал сам, но тот был всё ещё зажат до предела и болезненно напряжён. Так как реальный опыт секса с мужчиной у Чонгука напрочь отсутствовал, он решил действовать чисто интуитивно, вспомнив теоретическую часть, изученную в интернете: слегка согнул колени и плавно проникал чуть снизу, меняя тем самым угол в поисках нужного. И после того, как партнёр резко вздрогнул, откинув голову назад, Гук сразу догадался, что пошёл по верному пути. По этим взволнованным вздохам и полуприкрытым глазам как-то было совсем не похоже, что Тэхёну не нравилось. А тот откровенно терялся в ощущениях: мучительная боль столь дразняще граничила с чем-то томно-приятным, дурманящими волнами расходящимся внутри, что желание чувствовать это снова и снова было невозможно скрыть. Тэ неосознанно льнул спиной к чужой груди, мазал губами вдоль линии челюсти, тонул носом в повлажневших тёмных прядях волос возле уха, словно нетерпеливо ожидая новой порции сладкого разряда по телу. Чонгук с радостью отдавал желаемое, более размашисто вбиваясь сзади. — Ах, Гук-и, м-м… — Тэхён буквально сгорал от стыда за подобные звуки, но член внутри раз за разом открывал в нём чувствительные точки, лишая малейшей возможности держать себя в руках. У возбуждённого до сумасшествия Гука белые мушки мелькали перед глазами, ведь, как оказалось, сладкие стоны любимого мальчика — самая прекрасная музыка, которую ему когда-либо приходилось слышать. И этот маняще-низкий, хрипловатый голос — именно то единственное, что хотелось слушать до конца своих дней, пропуская глубоко в сознание, запечатывая в памяти абсолютно каждый из десятков и сотен мелодично стонущих вдохов-выдохов. Чонгук так взволнован. — Иди сюда, малыш, — просил он дрожащим голосом, сползая вниз и увлекая Тэ за собой — на дно ванны. — Я хочу, чтобы ты смотрел на меня. Прохладная вода обволакивала кожу, но Чонгук не замечал резкого контраста температур: всё внимание было приковано к стремительно алеющим щекам, приоткрытым губам и трепещущим в сбитом дыхании плечам. Тэхён пылал самым настоящим огнём, неумело пытаясь оседлать чужие бёдра — очевидно, очень боялся выглядеть безнадёжным неумехой в пытливых глазах напротив. А Гук даже моргнуть был не в состоянии — просто смотрел безотрывно под аккомпанемент заходящегося в груди сердца и… влюблялся ещё сильнее. Хотя, казалось бы, куда сильнее? — Тэхён-а, — хрипел, притягивая Тэ за руку и усаживая на себя, помогая и при этом бессовестно наслаждаясь его трогательным смущением. — Если бы ты только знал, какой ты потрясающий… Тэхён самостоятельно двигался на нём, сжимая онемевшими пальцами бортики ванны. Веки томно прикрывались против воли, а губы прикусывались как-то чересчур откровенно: было понятно, что удовольствие вновь и вновь прошивало его тело мягкими разрядами, прогоняя остатки боли и заставляя искренне хотеть большего. А Чонгука бесконечно вело. Эти самые губы, эти самые глаза с длинными, по-детски пушистыми ресницами, маленькая родинка на носу — всё вкупе сводило его с ума, как и сам Тэхён в целом. Каждый сантиметр поцелованной солнцем кожи, каждый мимолётный вздох-полустон, каждая едва уловимая улыбка одним лишь уголком пухлых губ — выбивали из-под ног почву, делая пожизненным рабом этой красоты. Гук фантастически сильно влюблён, в этом не оставалось и малейшего сомнения. Он сминал пальцами соблазнительные ягодицы, бока, подмахивая бёдрами снизу и выбивая тем самым из Тэ новые рваные стоны и невнятное бормотание, молящее продолжать. Давно остывшая вода в ванне прилично расплескалась по стенам и полу вокруг. В комнате слышались только звуки столкновения мокрых тел, шумное дыхание — одно на двоих — и протяжный скулёж удовольствия. Чонгук проникал глубоко и жадно, с нетерпением хватая ртом воздух, а Тэхён отзывался на каждое прикосновение, млея и растекаясь в умелых руках; благодарно реагировал на ласки, отвечая нетерпеливым возбуждением, и всё его естество будто создано было специально для этого. Он запрокинул голову назад, сильно зажмурившись и чуть сжав колени: тело балансировало где-то на краю сумасшедшего оргазма, а Чонгук помогал ему рукой, позволяя кончить. Тэ задыхался и извивался, содрогаясь каждой мышцей тела, и в несколько толчков сжал член внутри себя с такой силой, что Гуку показалось: вот-вот, и он потеряет сознание, не выдержав слишком насыщенного спектра ощущений. Хватило ещё пары секунд и тихого обессиленного «Гук-и» на устах Тэхёна, чтобы Чонгук последовал за ним — выгнулся в спине, крича отчаянно и нескромно, и заполнил его изнутри… своей самой искренней и неподдельной любовью. Позвоночник беспомощно хрустел, вода мочила волосы, заливаясь в уши. Чонгуку не было до этого никакого дела. Он ощущал себя просто до безумия счастливым. Комнату накрыла тишина — расслабляющая и убаюкивающая. Такая трепетная и драгоценная, она была невероятно важна для них обоих в столь интимный момент, и нарушать её не хотелось даже собственным дыханием — до сих пор учащённым. Ванна становилась совсем холодной, приятно остужая пылающую кожу и отрезвляя мутные, разбросанные в полнейшем беспорядке мысли. Тэхён лежал головой на Чонгуковой груди, обвивая ногами и руками его тело, прижимаясь вплотную и слабо подрагивая после оргазма. Гук устало смыкал веки, поглаживая рукой его волосы и плечи, проводя по мягкой коже кончиками пальцев и собирая с неё прозрачные капли воды. Они так и нежились в объятиях друг друга, не желая прощаться с этими исключительными минутами близости. Тэ нарушил тишину первым. — Помнишь, ты говорил, — произнёс он тихо и нерешительно, уткнувшись носом чуть ниже чужой ключицы и невесомо обводя ладонью упругие мышцы груди, — что хочешь всегда быть рядом со мной?.. Чонгук расплылся в тягучей улыбке и утвердительно промычал, не открывая глаз. — Я так говорил, потому что это — истинная правда. — И обнял крепко, заключив в кольцо рук, словно боялся отпустить от себя даже на полметра. Теперь уже улыбнулся Тэхён, одарив парня смазанным поцелуем в подбородок. — С тобой так хорошо, что мне иногда кажется, будто я схожу с ума. Первый раз не забывается никогда. Чонгук был уверен: сколько бы ни прошло времени, сколько бы ни сменилось обстоятельств, его парень всегда будет помнить те неловкие стоны, стеснение и незнакомое яркое удовольствие вперемешку с обжигающей болью. Да и для самого Гука этот важный и волнительный день навсегда останется цветным кадром в бесконечно длинной киноленте памяти. Ведь первый раз по любви точно так же — забыть невозможно. — Я люблю тебя больше жизни, малыш. Ты самое потрясающее из того, что случалось со мной. Мы всегда будем вместе, я никогда не смогу отпустить тебя, — шептал Чонгук, целуя Тэ в макушку. — Потому что… ты мой и только мой, Ким Тэхён. Чонгук ещё не догадывался, но тот был полностью согласен на озвученные условия. Навсегда.