Любовь и готы

В один день и без того безрадостная жизнь Пита стала ещё хуже. Казалось бы, после разочарования в Ктулху или истории про эмо-кусты трудно позволить какому-то событию выбить себя из колеи, но жизнь горазда на выкрутасы. Как, впрочем, и виновник всего кошмара, что обрушился на двухцветную готическую голову. Итак, в один день Пит получил валентинку. И всё бы ничего — подумаешь, конформистское дерьмо — но её подарил Фиркл. Неровное сердечко (явно срисованное с настоящего) из чёрного картона, на котором совсем ещё детским почерком, местами с ошибками, было выведено: «Пусдь смерть забирёт тебя первым что бы ты не мучался». Пит вскинул брови, глядя на этот подарок. Фиркл держал валентинку обеими подрагивающими руками и протягивал так настойчиво, что становилось тошно. Подарок пришлось принимать. Хотелось провалиться сквозь землю, но земля желаний Пита не разделила, так что не разверзлась и не позволила переждать бурю в аду. Что ещё хуже — Фиркл совершил свой романтический жест при всей их компании, и акт дарения видели даже конформисты с площадки. Кажется, все были ошарашены не меньше самого Пита, а потому никто ничего не сказал. Даже сам Фиркл, который молча смотрел на него, буквально сверля взглядом. У Пита от того, как медленно Фиркл придвигается к нему поближе, появился премерзкий ком в горле, не позволяющий расслабленно вдохнуть сигаретный дым. Даже Генриетта с Майклом курили гораздо более нервно, чем обычно, и бросали нечитаемые взгляды на новую «парочку». Вряд ли они думали что-то про мерзких пидоров — скорее уж гадали, что на этот раз приключилось с мелким и в какую секту он угодил. Но Фиркл помалкивал, разве что иногда выдыхал особенно шумно. И лучше бы Фиркл молчал и дальше, а не добил на прощание фразой, когда все стали расходиться: «Люблю тебя». Тогда-то земля всё-таки ушла из-под ног, и Пит совсем некрасиво упал на ступеньках. Никто не смеялся, потому что все были напуганы до усрачки. Назвать Фиркла милым мог бы лишь человек с напрочь отсутствующим инстинктом самосохранения и испорченным чувством прекрасного. Самый маленький в компании готов был самым на голову отбитым, носил с собой оружие, которым всегда готов был воспользоваться, и желал всем сдохнуть даже чаще остальных собратьев по мраку. Он мог переплюнуть в агрессии даже вспомнившего про свою деликатную проблему Майкла, и был таков. Говорят, любовь меняет людей, и Пит боялся подумать, что любовь может сотворить с Фирклом. Тот изначально был не в себе, а теперь? И ведь его целью будет он сам, а не кто-то там ещё, за кем наблюдать было бы даже прикольно. Почему-то совсем не думалось, что мальчик начнёт любить цветы, петь в детском хоре и радоваться жизни. О, если бы всё было так просто… Так Пит впервые поймал себя на желании примерить шкуру эмо и самовыпилиться по доброй воле, пока его не убил воздыхатель в порыве своих чувств. Как и боялся Пит, в новое дело Фиркл окунулся с головой. Тот вообще был очень увлекаемым мальчиком и всё воспринимал серьёзно и с размахом. Причины ему не были нужны — достаточно предлога, даже выдуманного, чтобы Фиркл начал творить свою фигню. За неделю удалось собрать неплохую коллекцию различных валентинок, один текст которой был краше другого. К счастью, Фиркл был довольно лаконичен в письменной речи, потому как не был обременён умением хоть сколько-то грамотно писать несмотря на составление стихов. В его блокнотик если кто и смотрел, то понять слова не мог, потеряв с возрастом способность расшифровывать детские каракули и слова с кучей ошибок. Словом, текста было мало, но это обстоятельство с лихвой перекрывал смысл. «Твои прысчи самые мерзкие в мире я обажаю их!» — это был второй день эпопеи с новым увлечением Фиркла. На этот раз сердечко было бордовым и больше напоминало обычную валентинку. Обрезал её Фиркл от души, так что Тельман порезался, принимая подарок. Возможно, выступившая на пальце кровь послужила определённым источником вдохновения для юного влюблённого. «Твои волосы как свежая кровь выступевшая на обгаревшем трупаке!» — третий день моральной пытки и третья валентинка. Коричневое сердечко с нарисованными каплями крови. В тот вечер они снова зависали у Генриетты, и мелкий извлёк валентинку прямо из рубашки, буквально оторвав от сердца. Кажется, девушка даже немного умилилась, либо это была гримаса зависти — за ней-то никто не ухаживал. Пит бы с радостью обменялся с Генриеттой жизненными обстоятельствами. «Твоё играние на гитаре мой любимый вид пыток!» — на четвёртую валентинку Пит всё-таки немного обиделся, потому как считал, что играет вполне неплохо. Есть, куда стремиться, конечно, но на его творческие потуги пока никто не жаловался. Впрочем, Фиркл вручал послание с видом, который так и кричал, что он готов слушать его целую вечность. Обида с комплиментом уравновесили друг друга. «Твои стихи делают мне больно самим фагтом своего сусчествавания!» — пятая валентинка снова была чёрной. Накануне Пит читал свои пронизанные болью стихи, и они получились особенно мощными. Ещё бы, теперь-то он каждый день страдал по-настоящему, а не просто разочаровывался от того, что мир катится в никуда. Стих, кстати, стащил Фиркл, нагло умыкнув тетрадный лист. Требовать работу обратно Пит не стал. «Твой треллер похож на гроб и я хочу быть похороненным в нём с тобой!» — это был седьмой день. В шестой Фиркл вместо валентинки подсуетил пачку сигарет, и ей Пит обрадовался куда больше. Её хотя бы можно было скурить. Питу было достаточно валентинок. Конечно, что-то даже льстило. С другой стороны, оскорблять мелкий тоже умел на ура… Так что парень так и не решил, как именно относиться к текстам в целом. Ясно одно — отставать от него не собирались. Жизнь — это мрак и боль, беспросветные страдания, кофе и сигареты, танцы в три часа ночи в одиночестве. Только теперь вместо танцев Пит ходил кругами по своему личному пространству, если так вообще можно назвать убранство трейлера, и много думал. Одна мысль хуже другой, и это очень готично, но удручает не на шутку. По-хорошему Пит вообще не должен был принимать валентинки от Фиркла, и, возможно, тот бы отстал. Вот только с психами безопаснее соглашаться. Что мог сделать отвергнутый Фиркл являлось ещё большей загадкой, чем происхождение его внезапной любви. Единственное, что волновало гота кроме самой ситуации с навязчивым романтическим преследованием, так это то, почему именно ему не посчастливилось стать жертвой. Не мог Фиркл писать свои признания Генриетте? Он же ей восхищается. Ну или хотя бы Майклу, как самому старшему и крутому. Нет же, выбрал несчастного Пита. В последнее время готы курили молча. Фиркл влюблённо смотрел на Пита, тот старался всеми силами слиться с окружением, а Майкл и Генриетта озадаченно наблюдали за взаимоотношениями этих двоих. Поговорить с Фирклом никто не решался, опасаясь… Чего-то. Неизвестность была самой страшной штукой, и это признавали даже готы. Примерно в одном ряду с неизвестностью теперь стоял весь из себя загадочный и влюблённый Фиркл. Крайне подозрительно, что его накрыло в один момент. Будто кто-то подошёл и подкинул ему сакральную идейку, которая мигом пустила корни в крошечном детском сердечке. Возможно, это был чей-то заговор. Пита нужно было спасать — бедняга от стресса промахивался сигаретой мимо рта и перестал откидывать чёлку, чтобы никто не видел его растерянного взгляда. Майкл обязан был помочь другу спастись от другого своего друга. К сожалению, вампиры оказались не при делах, хотя задирать Маковски довольно весело. Зубы у него пластиковые, и выбивать их можно хоть по несколько раз на дню. Эти позёры ещё и шипят забавно, даром что при этом плюются. Однако, вампиры действительно понятия не имели, что не так с Фирклом, но тоже не стали смеяться. Даже пообещали на всякий случай не ходить мимо их компании. Не дай сатана мелкого перемкнёт, и он влюбится в таких распрекрасных вампиров. Майкл признал, что не готов пожелать участи Пита даже этим жалким позёрам. Разговор с эмо тоже закончился ничем. Те резали руки, иногда плакали, и ничьи проблемы, кроме собственных, их не волновали. С этими разговаривала Генриетта, которую никто даже не вспомнил. Отвратительные твари. Как она могла к ним примкнуть? Даже если это был гипноз от растений! Обменявшись новостями, отходившие по очереди Майкл с Генриеттой лишь сочувственно глянули на товарища. Жизнь — это действительно мрак и боль, и Пит познавал это полнее всех. Только почему-то его положение завидным не казалось, хотя страданиями готы как бы восхищались. Фиркл словно не слушал, о чём шепчутся старшие товарищи, и продолжал гипнотизировать Пита. Если вглядеться в тёмные детские глазки, то можно заметить, что взгляд не только влюблённый. Скорее, безумный. Одержимый. Незабываемо страшный. Пита передёрнуло при попытке всмотреться. И хотя Фирклу закон был не писан, родители так не считали, а потому забрали сына из гостей пораньше, чтобы он скрасил своим присутствием семейный ужин. Должно быть, очень паршивое мероприятие, если его попытались украсить Фирклом. Впервые за всё время готы остались втроём и выдохнули спокойно. — С ним нужно что-то делать, — сразу начал Майкл. — Он совсем с катушек слетел. — Он от меня вообще не отстаёт, — посетовал Пит. — Постоянно таскает эти валентинки и смотрит не моргая. — Скажи спасибо, что целоваться не лезет, — отмахнулась Генриетта. Пит в ответ на это посмотрел особенно возмущённо, мол только попробуй подать Фирклу такую идею даже случайно. Девушка сразу вскинула руки в примирительном жесте, поняв, что и такую малость товарищ может не пережить. — Есть идеи, что делать с ним? Последовал тяжёлый вздох. Идей ни у кого не было, никаких. — Нужно с ним поговорить. Кто смелый? На это все трое покачали головой. Нет, они не такие отважные. Но поговорить-то придётся. — Ладно, я сам с ним поговорю, — вздохнул Пит. — Мне-то он должен ответить. Надеюсь. Я не уверен, что он воспринимает слова сейчас. — Наверно, заслушивается твоим голосом и зависает, — пожала плечами Генриетта. — У влюблённых с мозгами плохо. Прямо как у конформистов. — Потому что любовь — для конформистов, — хмурится Майкл. — Не-е, — качает головой Генриетта. — Можно ж гулять по кладбищам, вместе пить кофе, писать стихи о боли и страдать. И наличие любимого приносит новые, более многогранные душевные муки. Парни задумчиво закивали, каждый представляя своё. Только Питу в голову упорно лез Фиркл после всех его детских ухаживаний, и это не особо радовало. С маньяком под боком и то спокойнее, чем с этим мелким — от убийцы хотя бы знаешь, чего ожидать. После того семейного вечера, который, видимо, выдался особенно скучным, Фиркл вместо валентинки притащил криво склеенную, но вполне красивую чёрную картонную коробочку. Заглядывать внутрь было стрёмно, но любопытство пересилило, так что Пит откинул одновременно чёлку с лица и крышку с подарка. Внутри лежал идеально вычищенный птичий скелетик, судя по всему воробьиный. Прекрасная работа. — Воу, круто, — кивнул Майкл, взглянув на подарок. — Хардкор, — непроизвольно выдал Пит, разглядывая подношение. Что ни говори, а такую штуку ему дома иметь хотелось. Да что там, на самом деле Тельман даже валентинки аккуратно сложил в ящик, не надеясь дожить до времён, когда ему кто-нибудь другой окажет внимание. Фиркл был первым, кто пытался к нему подкатить, даже если Питу это было совершенно не нужно. — Не, это реально круто, — протянула Генриетта, тоже сунув любопытный нос в подарок. Фиркл жутковато улыбнулся. Должно быть, он старался выглядеть милым, но этим навыком он владел примерно так же, как грамматикой и умением аккуратно клеить поделки. Тем не менее, Майкл ободряюще потрепал его по волосам. Место Пита перестало казаться таким уж незавидным. Если Фиркл начнёт таскать ему такие крутые вещи, то можно даже подумать о зависти. Хотя это так по-конформистски. Фиркла такое одобрение явно обрадовало, и… Пит даже порадовался за него? Во всяком случае, когда мелкий не пытался напустить на себя важный вид и улыбался искренне самыми уголками губ, он выглядел даже мило. О боже. Пит просто сходит с ума. Фиркл, впрочем, тоже. Когда все расселись по местам, он начал шипеть на любые поползновения в сторону Пита. Вообще любые. Он угрожал ножом упавшему рядом мячу! Если Пит и почувствовал себя как за каменной стеной, то только потому, что его положение стало похожим на заточение в тюрьме без окон и дверей. В этом есть свои плюсы — оттуда не видно этот ужасный мир, там темно и мрачно. Только как он будет существовать в этом унылом мирке, если потеряет возможность периодически ему об этом напоминать? Майкл и Генриетта на всякий случай отодвинулись подальше и даже отвернулись. Ни к чему нервировать Фиркла, который, в свою очередь, нервирует всех вокруг. Конечно, у Майкла был свой нож. Даже больше, чем у Фиркла, гораздо больше и острее! Но мериться ножами не хотелось. Вероятно, мелкий был гораздо ловчее в искусстве безумных выпадов в чужую сторону. Через пару дней на колени Пита ложится коробочка побольше — внутри четыре рыбных скелетика на бархатном картоне. — У тебя есть аквариум? — интересуется Пит, разглядывая с остальными подарок. Ребята, правда, смотрели на произведение искусства с расстояния — младший гот по-прежнему всех отгонял от Пита. Поделка выглядела не менее здорово, чем птичий скелет. Ювелирная работа, ведь рыбки были довольно мелкими. Фиркл даже попытался придать скелетам «расслабленные» позы, будто несчастные ещё плавают. — Был, — коротко ответил мальчик на адресованный ему вопрос. Каждый из готов сделал свой вывод на этот счёт. Майкл предположил, что Фиркл убил рыбок. Генриетта — что мелкий так избавился от нежеланных питомцев, которых непременно подсуетили родители, чтобы они «успокаивали» ребёнка. Пит же подумал, что рыбки умерли сами, и это… Расстроило Фиркла? Глядя на скелетики, тот сжимал губы и прятал руки за спину. Возможно, он даже любил этих костлявых гадостей. Принёс вот самое ценное, что нашёл. И это тоже показалось Питу… Милым? Однако, он быстренько прикинул, что если Фиркл их любил, а теперь по косточкам принёс ему в подарок, то и самому Тельману может быть уготована похожая участь. Будет валентинкой. Интересно, а кому Фиркл его притащит? Может, Генриетте или Майклу? И всё-таки назвать Фиркла милым мог бы лишь человек с напрочь отсутствующим инстинктом самосохранения и испорченным чувством прекрасного. Пит начинал склоняться к этой категории, но пока помалкивал. Вообще-то он давно собирался с силами поговорить об этой истории с ухаживаниями. Желательно наедине, чтоб никто не мешал. Правда, оставаться один на один с Фирклом было всё-таки очень стрёмно: тот хоть и перестал писать милые угрозы на картонках, менее безобидным от этого не стал. Он таскал Питу сигареты, скелеты мелких животных и недавно подарил пентаграмму. Сказал, что нашёл на кладбище, но Пит умный и сразу понял, что перед ним выделываются. Просто в Фиркле проснулось позёрство. Так и до конформизма недалеко. Друзья иногда напоминали Питу, что пора бы узнать у Фиркла, какая муха его укусила, но и сами не решались влезать. Пит прекрасно помнил, что обещал поговорить с мелким самостоятельно, но всё откладывал дело. Он даже втянулся в эти «отношения». Когда в голову пришла мысль подарить Фирклу что-нибудь в ответ, Пит понял, что разговор откладывать больше нельзя. Пит нервничал. Он позвал Фиркла на школьный двор вечером, чтобы можно было спокойно обсудить сложившуюся ситуацию. Холод, мрак и удручающая атмосфера школы как нельзя лучше располагали к выяснению отношений. Тельман даже себе не мог ответить, больше напрягает его сам факт предстоящего разговора или то, что это приглашение можно расценить как их первое свидание. Тьфу. Он позвал мелкого совершенно не за этим. Фиркл явился минута в минуту и молча встал перед объектом своего воздыхания. Внимательно посмотрел в глаза. Пит ответил тем же. Дыхание резко спёрло, как и всю уверенность в себе. Но так как Фиркл явно не заговорит первым (удивительно — влюблённость сделала его совсем молчаливым), придётся как-то самому: — Нам нужно поговорить. Да, прекрасное начало, Пит. Не знаешь, что сказать — констатируй факт. Мог бы ещё ляпнуть что-нибудь вроде: «Сейчас вечер, Фиркл». А то вдруг он не знает? Фиркл от ответа воздержался, но заинтересованно приподнял бровь. Одну. — Это классно, что я тебе нравлюсь, и что ты так… эм… ухаживаешь за мной, но… Но выставленного вперёд ножа Пит явно не ожидал. — Замолчи, — велел Фиркл, и без задней мысли гот его послушался. — Я буду делать так дальше, а ты мне не отвечай. Теперь Пит воздержался от ответа и заинтересованно приподнял брови. Обе. — Я буду страдать от невзаимной любви, а ты — от того, что не можешь от меня отделаться. И мы оба будем счастливы. Тельман откинул чёлку, впервые за столь долгое время. Если выразиться мягко и цензурно, то он очень удивился такой реакции. — Ладно?.. — неуверенно согласился на условия Пит и стал медленно отступать назад. Фиркл по-прежнему угрожал ему ножом. — Люблю тебя, — жутко улыбнулся ему мальчик и, убрав ножик, собрался идти домой. Это был второй раз, когда Питу резко захотелось примерить шкуру эмо и самовыпилиться, чтобы не разбираться в причинах поведения своего друга. Однако, он всё равно его окликнул: — А почему я-то? Младший из готов встал как вкопанный и сжал руки в кулачки. — Потому что ты сидишь ближе, — буркнул он едва различимо. — Серьёзно? — удивился Пит. — Генриетта страшная и могла согласиться, — начал оправдываться Фиркл. — А Майкл? — Он агрессивный, — совсем тихо ответил младший из готов. — А ты самый адекватный. — О как, — Пит снова откинул чёлку. Удивляться ему уже надоело, не готское это дело. — То есть ты всё это время нас изводил и веселился? — Да, только не говори остальным, — попросил Фиркл. — А то они обрадуются… Пит заулыбался. Слава сатане, с Фирклом всё в порядке! Он просто придурок, а это гораздо привычнее, чем его заскоки по поводу чувств и ухаживаний. — Пошли кофе выпьем? — на радостях предложил Пит. У него тут камень с сердца свалился, хотелось поддать горечи в нутро. Да и неплохо расспросить мелкого о том, как ему пришёл в голову план по обеспечению всех страданиями. Фиркл снова выставил нож перед собой и угрожающе нахмурился. — То есть я хотел сказать, что приглашаю тебя выпить кофе в знак ложной надежды на взаимность, которой я, конечно же, не отвечу, — тут же исправился Тельман. Этот предлог Фиркла полностью удовлетворил. Наивный ребёнок. Перед Питом вдруг открылись новые мрачные горизонты, и Фиркл, в общем-то, был не самым худшим спутником. Да что там, он теперь сам мог изводить мелкого, отвечая ему взаимностью, и руша весь его коварный план! Надо отдать ему должное — замечательную и хардкорную штуку он придумал. Питу теперь всё нравится, ведь жизнь — это мрак и боль, и круто, если ими можно делиться с другими, делая их жизнь ещё хуже.