***
Прохладная летняя ночь; ветер, что проникает во все укромные уголки комнаты через распахнутое окно, щекочет кожу и развевать волосы. На часах давно уже за полночь, баскетболист стоит на балконе и смотрит вдаль, на красивые европейские улочки. Уже сегодня состоится игра с немцами, да спать как-то не хочется. Дурные мысли окутали голову, неспокойные, неправильные. Их в голове быть не должно, узнает кто - расстрел, верная смерть. Но кого это останавливает? Бог знает, что у каждого в голове творится. Вот и Сергей, в эту июньскую ночь, не спит, о своём думает - о Модестасе. Белов понимает, что так быть не должно, чувства его - ужасные, отвратительные. Не это он должен испытывать к Паулаускусу. Дружба - не любовь. У всего есть свои границы, Сергей знал это. Всегда знал. От этого кричать хочется, рвать на себе кожу, крушить все вокруг. Но нельзя, надо держать себя в руках. Надо молчать, как партизан на допросе, сжигать себя изнутри, разрушать, по кирпичикам разбирать. Неприлично это, грязно, пошло. Остаётся улыбаться при встрече с Модей, жать ему руку и по-дружески приобнимать. Секунда, две - не больше, потому как дольше не положено. Любовь к литовцу - табу для Белова, строжайший запрет.***
-Серега, ты чего не спишь? Пойдём, нас ждёт тяжёлый день,-Модестас вошёл в комнату тихо, аккуратно закрыв за собой дверь и на цыпочках шагая по скрипучему паркету. -А, это ты... Да, да, я скоро пойду. Подойди ко мне на минуту, сказать кое-что надо. Только ты об этом - никому. Если захочешь кому-нибудь рассказать - лучше ударь меня, честно. Если не сейчас, то никогда, понимаешь?,-в глазах собеседника напротив читалось «это срочно, пойми. я не могу больше ждать». -Серый, не пугай меня так. Что стряслось?,-литовец встревоженно посмотрел на Белова, ожидая ответ на свой вопрос. Что-то неладное творилось, нутро подсказывало литовцу, что сейчас изменится абсолютно все. -Никому, слышишь? Давно сказать хотел, да никак не мог. Люблю я тебя, Модя. Ну же, бей, да только потише как-нибудь, люди спят все-таки,-Сергей сказал эти слова на одном дыхании. Чувствовалось, что стало немного легче, будто сняли оковы с его конечностей, вкололи обезболивающее в злосчастные колени, что так дико болели. -Никому не скажу, только и ты тоже,-Модестас подошёл непозволительно близко и посмотрел в глаза товарища, полные усталости. Губы литовца коснулись лба Сергея, потом края губ, щеки. Не верилось, что такое могло произойти. Белов прижался к Палаускусу, горячо ответив на поцелуй. Ноги подкосились, тело не слушалось, а сердцу хотелось кричать. Так не бывает. Никогда. -Что же с нами будет?,-Модестас знал ответ на свой вопрос, русские, а точнее Белов, всегда так отвечали, если не хотели думать о чем-либо в конкретный момент. -Не знаю, Модя, не знаю. Ты, наверное, домой, на Родину, в Литву. А я буду тут, дома, в России. Разные команды, семьи, друзья, жизни. Закон лучше меня знаешь. Давай пока не будем об этом, хорошо?,-Белов аккуратно коснулся губ Модестаса своими. Поцелуй был соленым, горечи, отчаяния. Хотелось бежать, да вопрос: куда? Некуда то бежать, некуда. Ничего не остаётся, как встречаться друг с другом во время матчей команд на чемпионатах.