Ольховый король.

Не передумали? - Нет. Дорог каждый час, и о том, чтобы ехать утром не может быть и речи. - А не боитесь? - Я боюсь только одного - не успеть. - Ну, как знаете... - в глазах трактирщика осуждение, смешанное с жалостью. Смешно. Смешно и глупо. Трактирщик казался добрым малым, но его слепая вера в старые легенды раздражала. Надо же - Ольховый король! Страшилка, которой пугают непослушных детей, да впечатлительных девушек. Однако Гюнтер уже должен был проснуться, и у них действительно не было времени. Из-за полуприкрытой двери слышался приглушённый женский голос: - У него густая-густая борода, такая зелёная, что кажется будто это не борода вовсе, а заросли осоки. А корона у него из дуба... Ты знаешь, что Ольшанник - родной брат Бога Рейна?... Решительно толкаю дверь. Гюнтер и так слаб, не хватало ещё пугать его этими бреднями. - Отец! - бледное личико озаряется улыбкой. В тусклом свете свечей глаза сына кажутся совсем чёрными, и тени под ними - печать болезни - становятся ещё глубже. - Гюнтер, нам пора. Ты готов? - Да, отец. - беру его на руки, в который раз поражаясь худобе мальчика. Он тает, истончается прямо на глазах. Всему виной болезнь, неизвестно откуда пришедшая в наш город. Сначала заболел Отто, сын сапожника. Сгорел как свечка, всего за два дня. Потом Ирма, единственная дочь бургомистра. Она держалась дольше, целую неделю лучшие лекари города не отходили от её кровати, но все оказалось тщетно. А потом болезнь захватила весь город. Не было ни одной семьи, которой бы не коснулось это проклятие. Город погрузился в траур. Ежедневные, бесконечные процессии, вопли обезумевших от горя матерей, остановившие, стеклянные лаза отцов. Старики вспоминали эпидемии чумы и холеры, но эта болезнь не была похожа ни на одну из тех, что были прежде. Кто-то даже вспоминал о дудочнике из Гамельна. В город стали прибывать лекари со всех концов страны, а вместе с ними и шарлатаны, желающие нажиться на чужом горе. Родители были готовы отдать последнее только лишь за призрачную надежду на излечение. Мы уехали из города через три дня после смерти Ирмы. Я решил поехать на юг, собрал все деньги ,продал за бесценок дом какому-то приезжему торговцу и мы покинули проклятый город. Гюнтер был здоров, но я не хотел рисковать. Он - все что у меня есть. Но, видимо болезнь уже обосновалась в его теле, и на третий день после отъезда он отказался ужинать, а ночью его уже била лихорадка. Мы остановились на постоялом дворе, хозяйкой которого была старая седая женщина. Она то и рассказала мне, что в Кёльне лет шесть назад случилось нечто подобное, но местный лекарь сумел остановить моровое поветрие. Он, этот лекарь, и сейчас живет в Кёльне, и будто бы не берет денег за лечение детей. Во мне зажглась надежда. Гюнтер был сильным мальчиком, и болезнь ещё не отравила его полностью, но все могло измениться в любой момент. Оставлять сына с незнакомыми людьми я не хотел, хотя хозяйка клятвенно обещала ухаживать за ним, как за собственным внуком. Поэтому утром второго дня, когда Гюнтеру стало лучше мы отправились в путь. Целую неделю в дороге, останавливаясь в трактирах и деревнях, а иногда и просто под открытым небом. И вот мы почти у цели. Ещё затемно мы будем в Кёльне, и мой мальчик будет спасен. - Отец, Марта рассказывала мне об Ольшаннике. Это местный дух леса.Говорят, что он появляется в ясные ночи, чтобы посмотреть на танцы эльфов. - Марта знает много сказок, ведь так? - оборачиваюсь к женщине, которая следует за нами в конюшню. Гюнтер обладает неимоверным обаянием, он очень общительный и это привлекало всех женщин, с которыми мы пересекались в пути, особенно бездетных. Вот и Марта не стала исключением. Она с радостью согласилась посидеть с сыном, пока я пополнял наши запасы и уточнял дорогу у её мужа трактирщика. А сейчас решила проводить нас. - Я знаю много сказок, - кивает женщина. - И не только сказок. Я отдаю ей сына, чтобы залезть в седло. Марта гладит Гюнтера по голове и незаметно, как ей кажется, суёт что-то в карман его курточки. Устроив сына впереди себя я оборачиваюсь, чтобы попрощаться с ней. Всё-таки она хорошая женщина, хоть и излишне суеверная. - Доброй дороги вам. И да хранит вас Господь. - Голос женщины немного дрожит, а глаза блестят от слез. Она поднимает руку и крестит нас. - Не стоит, фрау, это лишнее. - Бога нет, дьявола тоже. Есть лес, за которым живет лекарь. И в этом лесу уж точно нет никакого Ольхового короля. Дорога оказалась ровной и довольно широкой. На небе ни облачка, к тому же сегодня полнолуние и лес не казался таким уж темным. Если вдруг волк, или какой другой зверь захочет напасть я точно не промахнусь. Гюнтер задремал, устроив голову на моем плече. Жар спал, а значит сон его будет спокойным. Я улыбнулся. Через пару дней мой сын будет полностью здоров и мы отправимся на юг, как и хотели. Или останемся в Кёльне. Город большой и богатый, а человеку умеющему работать руками всегда найдётся место. Внезапно Гюнтер вздрогнул, открыл глаза и начал озираться по сторонам. - Отец... Ты слышал? - Слышал что? - Голос... Он звал меня по имени. - глаза сына будто заволокло дымкой. Нехороший признак. Так начинается лихорадка. Я прикоснулся губами к его лбу - холодный, пока холодный... Значит время есть. - Вот опять! Отец, кто это? - рот приоткрыт, дышит часто-часто. Напуган. Кладу руку ему на голову и прижимаю к себе. Не бойся родной, это всего лишь сон. Поднимается ветер, и в скрипе веток мне вдруг слышится низкий мужской голос. Бред. Это просто морок, я просто слишком устал или перенервничал. Когда умерла Хельга, мать Гюнтера, мне тоже слышался её голос. Но это все было не взаправду. -Отец, смотри! Это Ольшанник! - ну вот все и объяснилось. Мальчик просто впечатлился россказнями Марты, а начинающаяся лихорадка спутала в его голове сон и явь. --Глупости, никакого Ольшанника не существует. -Но отец, посмотри! Это же он! Такой же как в рассказах Марты! - осаживаю коня, мысленно высказывая глупой жене трактирщика все, что думаю о ней и её глупых сказках. Поворачиваю голову туда, куда указывает Гюнтер. - Нет там никого, это просто туман. Там озеро, и это просто туман над водой... - осекаюсь, потому что на мгновенье в тумане проступает мужской силуэт. Высокий, косматый старик с худым, будто обтянутым кожей лицом и волчьими желтыми глазами. Борода его действительно отливает зеленью, а на голове кривая коряга, отдаленно напоминающая корону. Он скалится в улыбке, обнажая длинные желтые зубы. Зажмуриваюсь.Смотрю снова - обычный туман. Морок. Трактирщик наверно добавляет в еду сушеную полынь, а потом потешается над путниками, поверившими в его бредни. -Едем, Гюнтер. -Отец, Ольшанник зовет меня с собой! Он обещает показать мне эльфов! - в холодном лунном свете кожа сына кажется неестественно бледной, в лице ни кровинки, а губы отливают синевой. Он сейчас сам похож на эльфа, такой же тонкий и хрупкий. Пелена в глазах становится плотнее и его начинает заметно трясти. -Это ветер, это просто ветер. - Шпоры впиваются в бока коня, он встает на дыбы и я едва не выпускаю поводья, пытаясь удержать Гюнтера. Быстрее, нужно ехать быстрее. Я не понимаю, откуда этот удушающий страх, сковывающий все тело, не позволяющий дышать. Пытаюсь успокоить себя тем, что осталось менее половины пути, что это просто лес, что скоро все закончится. -Отец, Ольшанник позвал своих дочерей! Они такие красивые, как мама... Гюнтер кивает на заросли ивы у озера. Я всматриваюсь в рваные завеси ивовых веток и вижу их. Старые, плешивые, с седыми нечесаными космами, закутанные в какие-то грязные тряпки, сквозь которые видна дряблая зеленоватая кожа. Тянут свои костлявые руки в нашу сторону и улыбаются беззубыми ртами, раскачиваясь на ветру. В горле пересохло, а в голове будто набат звучит одно - бежать,бежать, бежать! Мне уже не важно что это - проделки трактирщика, болотные газы или просто фантазии в моей измученной голове. Главное - выбраться из этого проклятого леса, увезти Гюнтера. - Отец, Ольшанник обещает показать мне свои сокровища! Смотри, как они блестят! Прямо перед нами огромный вывороченный пень. Он уже весь прогнил, и из его нутра выползают огромные жуки и жирные белые личинки. Гюнтер не отрывает от них взгляд, и на его лице такой неподдельный восторг, как будто он действительно видит золото и жемчуг. Тошнота подкатывает к горлу, в глазах темнеет. Я не могу пошевелить и пальцем, и мне кажется, что темнота вокруг меня сгущается. Словно издалека я слышу испуганный крик сына: -Отец! Мне страшно! Ольшанник грозит не выпустить меня из леса! С меня спадает оцепенение. Мы мчимся кажется быстрее ветра, но в кустах вдоль дороги то и дело мелькают страшные, желтые глаза. Ветер усиливается, толкает в грудь, грозя столкнуть с коня. Гюнтер уже не кричит, его сил хватает лишь на слабые хрипы. И он весь горит. Рука обнимающая сына нащупывает что-то острое в его кармане. Инстинктивно достаю - крестик, обычный медный крестик. Ах, Марта! Сжимаю его в ладони, до крови. Пытаюсь вспомнить хоть одну молитву. Откуда-то сбоку до меня доносится хриплый смех и голос: - Не стоит, это лишнее... Вот и конец леса ,вот уже все закончилось. Небо на востоке светлеет, значит начинается новый день. Проклятый лес с его жутким хозяином позади. Сердце облегченно падает вниз, голова становится неестественно лёгкой. -Гюнтер, мы добрались. - Сын не отвечает, и я понимаю что не чувствую как он дышит, не слышу его хрипов. Отпускаю поводья и трясу его за плечи. -Гюнтер, ну же, проснись! Сынок, проснись! - голова Гюнтера безвольно мотается из стороны в сторону, как у тряпичной куклы. Спешиваюсь как во сне, кладу сына на влажную от росы траву. Прикладываю ухо к груди - тихо. Встаю, неверяще глядя на сына. Понимание накатывает холодной волной. В голове пусто и каждый вздох дается с трудом. Ноги предательски подкашиваются и я падаю на колени рядом с Гюнтером, утыкаясь лицом в ладони. Решение приходит быстро. Уздечка крепкая, должна выдержать. Оглядываюсь в поисках подходящего дерева. Вот это пожалуй. Вновь поднявшийся ветер доносит до меня низкий рокочущий смех Ольхового короля.

***