***
«Доброго дня, с вами радиостанция Дождь. Напоминаем, что в 18:00 подкаст «Будет ли шторм?». Присоединяйтесь!» Солнце близилось к закату, с любовью огромной, выписывая огромными мазками багровый вечер. Дни бежали как бешеные псы, а Макс все ждала и так болела за Прескотта — поменяй же что-нибудь, двигайся. За это время, пока она смело использовала свои таланты, течение жизни потеряло свое привычное значение и Колфилд всерьез забывала, почему секунды это так драгоценно, а перемены — моментально и неизменно. — Знаешь, мне иногда кажется, что я даже… — Нейтан прикусил ручку и вновь посмотрел на тетрадь. — люблю тебя. Не будь ты, конечно, шпионом отца. — С каких пор я шпион отца? — Максин поудобнее устроилась на кровати. Вообще, она прекрасно знает ответ на свой вопрос, однако этот — самый нейтральный, стоящий между «второй вопрос теста — "в каком году реализовали первое переменное угловое увеличение?"» и «с чего ты взял, что тебе просто кажется?» — С тех самых, с которых хочешь нас сблизить. — Прескотт хмыкает и отмечает, вроде бы, правильный ответ в варианте Макс. — Нахрена эта теория вообще. Боже, кто же знал, что я даже готовится буду. — говорит он чуть тише. — Я не шпион, а просто хочу, чтобы ты помог себе, понимаешь? — Это не поможет. Даже если все пойдет по твоему плану, я окажусь в еще большей, м, да, пожалуй, заднице. — То есть ты не пойдёшь? — Нет, конечно. То же, что смерть. — отрывает он и откидывается на спинку стула, быстро листая страницы учебника. — Слушай, а было что-то еще эдакое, чего я помнить не могу? — Гм, мы были парой или что-то типа того. — оба прыснули от смеха. — Я не про твои мечты, Колфилд. — Нет, это правда. Не думала, что в другой реальности я могла так низко пасть. — Кто еще пал! — Нейтан резко меняет положение и пододвигает стул с каким-то специфичным азартом. — А ты перемотаешь, если будешь против происходящего? — Ага. Он резко целует ее проводя пальцем по впадинке на затылке. Поцелуй сухой, краткий, похожий на судорогу, на конец бессонной ночи. Не то чтобы Колфилд сопротивляется и потом уже сама, больше обнимает, так скорбно, прощаясь, прижимает к себе. Нейтан нарочито нежно, медленно отпускает ее. В глазах мимолетно восхищение и тоска — погибшая красота пугает. — Что-то я ничего не помню. — он смеется и слышит треск. Не то времени, не то дружеских отношений. — Зато я все помню. — Максин кидает быстро, наклоняясь за фотокарточкой с осточертевшей грязной рамой и режущим время локтем. — Подожди, ты что ли хо… «Здравствуйте, с вами радиостанция Дождь. На линии… как вас зовут? — Энн — Отлично, Энн, прекрасное имя. Кем работаете? — Я… учусь, но пока что подрабатываю официанткой в трех китах. — О, а ведь знаете, могие великие так начинали. Здорово. Хотите что-то передать слушателям? — Да, я хочу… Я хочу сказать, что очень люблю, мне кажется. — Чтож, Энн, это чудесно. Мне тоже так кажется. Нам всем.» Комната разбивается маминой китайской вазой на тысячи искрящихся осколков, оставляя лишь тепло прикосновений. Пора прервать.***
Солнце издевательски слепит, пронизывает истину, мешается. Снова это же место — здравствуйте, Джойс и оконные рамы! Она села на то же самое место, но покручивала в голове только две мысли «где ты?» и «когда я буду жить с первого раза?» Прескотт врывается ожидаемым штормом, садится резко. — Какого черта было утром, Колфилд? — Ничего такого, странно было видеть тебя рядом с женской уборной. — Макс быстро встает и не дает Нейту сказать ни слова. — Просто береги себя — ты выглядел разъяренным. — дверь захлопывается моментально, а глаза ищут знакомый старый джип. «С вами радиостанция Дождь и мы все здесь снова немного пираты»