Дома много не бывает

Стервятник за всю свою относительно длинную жизнь не пережил не одной течки, хотя они начались у Большой Птицы в десять лет. Он каждый раз проводил это время либо валяясь в Могильнике под успокоительным и подавителями, либо в Кофейнике пьяным до неузнаваемого состояния. Последние два дня Рекс исполнял второй пункт, но умудрился попасться, а именно прийти с похмелья на урок, за что сейчас и расплачивался. — Ты понимаешь, что творишь?! — орал на него Акула и едва держался, чтобы не ударить ученика, который на всё это лишь изредка морщился, да и то от головной боли, прошивавшей мозг, ещё не отошедший от недавнего всплеска гормонов, при каждом выкрике директора. — Не в первый раз нажрался, как свинья! — Акула грохнул кулаком по столу так, что Стервятник невольно дёрнулся. Тут Большой Птице стало действительно обидно. Директору — альфе ведь не понять, что ученик — омега напивался чтобы заглушать запах. Нет, ему было всё равно, как и чем он пахнет, было просто страшно попасться кучке пьяных альф, как это недавно случилось со Слепым. К тому же у Стервятника ещё и вероятность залететь выше, ведь течка у него далеко уже не первая. — Говори! Так?! Не так?! — Акула схватил Птицу за шиворот и встряхнул. — Признавайся! — на бледной щеке Рекса заалел след от пощёчины, наотмашь брошенной Акулой, голова омеги мотнулась в сторону и он ощутил на губах привкус крови из разодранной не очень ухоженными ногтями директора щеки. ‌- Да. — тихо, но уверенно сказал Стервятник, опасаясь, что директор вот-вот его изобьёт. — Ах ты ж! — директор ударил ученика ещё раз. На этот раз голова Большой Птицы мотнулась в сторону и послышался слабый хруст позвонков. — Снимай штаны! — рявкнул Акула, замыкая дверь кабинета. — Зачем? — поднял на него уставшие глаза Стервятник. До его мозга, ещё не отошедшего от недельного запоя, информация о происходящем доходила с огромным трудом. — Пороть буду! — Птицу схватили за воротник рубашки и вздернули на ноги. — Снимай штаны! — вновь проорал Акула. — живо! — добавил он, видя, что его жертва не двигается. — Снимешь сам — только выпорю. Сниму я — выпорю сильнее, чем планировал и отымею тем, чем выпорю. Пришлось Большой Птице подчиниться. Директор если что-то вздумал — переубеждать нет смысла. Лучше сделать, как он хочет, иначе жизнь грандиозно попортит. Рекс, не знающий на практике, что с ним будут делать, медленно наклонился и ещё более медленно начал развязывать шнурки ботинок, пальцами, которые почему-то не слушались. Кое-как справившись с обувью, Стервятник расстёгивал и спускал штаны так, будто у него вместо рук протезы, как у Сфинкса, чуя мягким местом, которое вот-вот пострадает, что будет что-то нехорошее. Выполнив требование директора, омега разогнулся и продолжил сверлить его тяжёлым уставшим взглядом. Смущение в нём выдавал лишь румянец на щеках, появившийся не из-за удара и то, как пальцы нервно перебирали край рубашки. — Что застыл?! — рявкнул Акула, до этого и интересом наблюдая за обнажением омеги. — Живо к столу и наклонился! — Рекс на уже ватных ногах подошёл к столу, но наклониться не спешил. — Наклонился! Глухой что-ли? — директор стал орать немного потише и постепенно снижал голос до угрожающе спокойного. Он подошёл к вожаку Третьей и толкнул его в плечо, заставляя сначала опереться на столешницу локтями, а после и лечь на неё. — Встань нормально, а не как будто в тебя палку затолкали! — рявкнул Акула, пытаясь заставить Стервятника прогнуться, но тот сопротивлялся, за что получил шлепок по левой ягодице, да такой, что из глаз искры посыпались и приказанное всё-таки выполнил. Не успела Большая Птица вдохнуть после этого, как директор уже снял ремень и в первый раз ударил. Тело Рекса вздрогнуло и поперёк его мягкого места появилась постепенно вспухающая красная полоса. На этот раз омега шумно втянул воздух сквозь зубы, начиная осознавать, что это будет больно и надолго. Первые пятнадцать ударов выдержал он почти без звука, лишь тяжело дышал, вздрагивал и порою дёргался, за что получал несколько раз по спине и бёдрам в основном чуть ниже ягодиц. Потом он запомнил лишь резкий свист, вспышки боли по всему телу, следующие сразу же за ним и как что-то текло в местах, где было особенно больно. Слабо что-либо соображающий Стервятник не понял, как очутился вместо директорского стола, уже нагретого его телом, на холодном полу коридора, но хорошо понял, что на спине лежать ему очень больно, то, что на нём так и осталась одна рубашка и то, что не может подняться. В коридоре тем временем послышались шаги.