Паром отправляется не завтра

Прошел год. Если сказать, что этот год был для меня тяжелым — это ничего не сказать. Самыми трудными были первые два месяца, а точнее последние два месяца лета. Благополучно сдав летнюю практику, что меня немало удивило, так как все мои мысли были заняты Килгаррой, у меня появилась просто уйма свободного времени. Я отказался ехать в родную деревню. Родители решили, что это из-за того, что мне нечем было заняться в селе, и теперь был предоставлен самому себе 24 часа в сутки. Мой день начинался, продолжался и заканчивался абсолютно одинаково. Подъем в восемь утра, быстрый завтрак из того, что найдется в холодильнике. Водные процедуры, немного дольше, чем обычно можно себе позволить, когда за дверью очередь из спешащих на пары ботаников. В пустующем общежитии мне нравилось, а во время сессий, когда со всех щелей, городов и сел возвращались «блудные сыновья» университета, а проще говоря прогульщики, находиться было невыносимо. Далее по списку. Первое — напялить на себя свою привычную одежду: джинсы, кеды, футболку. Второе — перекинуть сумку с альбомом скетчей через плечо. Третье — взять ключи. Четвертое — выйти из общежития и сесть на неизменный автобус, отходящий в 9:30 от моей остановки до морского порта. И вот, через час, в половине одиннадцатого, я, ничем не примечательный парень, стою за оградой доков и смотрю на слаженную работу матросов, на отходящие из порта корабли и швартующиеся судна. Смотрю на них, и не вижу того, ради которого торчу тут каждый день, как долбанный памятник Папарацци в Братиславе. Так я стою до вечера, пока не начинаю замерзать и валиться с ног от голода и усталости. В общежитие я возвращаюсь лишь к десяти часам вечера, потому что от доков я иду пешком, расстроенный очередным неудачным днем. [ссылки на картинку памятника http://im3.turbina.ru/photos.4/8/8/4/0/7/1970488/big.photo/Pamyatnik-Paparatstsi.jpg http://www.picsis.tv/wp-content/gallery/merkwuerdige-skulpturen/Merkwuerdige%20Skulpturen_14.jpg] Именно так я и провел июль и август. В тоске, в одиночестве, постоянно думая о нем. Мысли поглощали меня, рисовали мне истории параллельных миров, где исход нашей последней встречи был не такой, как оказался в реальности. Первая история, которую я придумал себе, была соткана из вранья, обмана, лжи и лицемерия… И там ОН снова не был со мной. Он спросил меня: «Ты же соврал насчет рисунка?», а я ответил: «Нет». И я его нарисовал второй раз, мы виделись после, каждый день, что я был у доков, он рассказывал про море и про себя, а я делал вид, что меня интересуют корабли, и врал, врал, врал… В этой истории я так и не признался ему. Вторая история появилась тогда, когда я понял, что первая меня не устраивает. Мне не нравилось, что ОН не знал, как я его люблю. В моих мыслях он, все в той же растянутой футболке, чуть раздраженный, снова и снова спрашивал: «Ну, так зачем ты пришел?», а я, опуская глаза, тихо, но твердо говорил, что люблю его и хочу быть с ним. Правда, после этого он меня прогонял. Что же, вторая история умерла еще быстрее первой, и на смену ей пришла третья, где он меня целует, но на этом все. Мы, пообещав друг другу, что встретимся снова, оба знали, что это лишь слова, и он не может быть со мной. А после закрутилась вереница странных, порой абсурдных историй, которые я придумывал ровно на день. Четвертая история, где он первый признается мне в любви. Пятая — он берет меня моряком на свой лайнер. Шестая — он бросает море, чтобы быть чаще со мной. Седьмая — уже не я жду его у ворот порта, а он меня… Эта карусель прекратилась лишь с приходом первого сентября и началом учебных дней второго курса, и мне уже некогда было торчать ежедневно у портовых ворот и сочинять истории. Нас загрузили, как никогда еще на предыдущем курсе. Мы учились шесть дней в неделю, проводили в стенах университета по шесть часов, а то еще и приходилось задерживаться в библиотеке, для подготовки очередного доклада или клаузуры по истории искусств. Ночами мы заканчивали проекты, списывали друг у друга расчетные задачи и курсовые работы. Мысли к Килгарре возвращались лишь по воскресеньям, когда я разрешал себе поспать на часик больше, чем в будние дни. Тогда мое воображение во сне ярко и красочно рисовало мне картину нашей последней встречи. Не скомканного прощания, когда я понял, что не смогу вернуться в эту квартиру, к этому мужчине, а той жаркой страсти, что спалила нам…мне крылья. Как бы ни было странно, но я надеялся в глубине души, что пройдет немного времени, я отвлекусь на учебу и друзей, и тогда забуду все чувства, которые испытал к капитану. Но, как оказалось, моим чувствам было все равно на мои планы. Они собирали по крупицам его образ в прохожих, в моих скетчах, нарисованных, когда я вспоминал или грустил о нем, в морском ветре, тихом прибое, гудках кораблей. Они собирали что-то из ничего, которое росло внутри меня, которое пыталось целиком меня заменить и изменить. Шли дни, недели, месяцы, и только на зимних каникулах я понял, что это что-то, поселившееся во мне, называется «Любовь». Абсурдность ситуации мне не помогла прояснить и смена обстановки, родной дом, куда я сбежал из города на три недели отдыха после зимней сессии. Как я, скоро уже двадцатилетний парень, мог полюбить человека, которого видел дважды?! Как писал Булгаков: «Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих! Так поражает молния, так поражает финский нож!». Да, сразу, да, поразила… Но ведь похоже, что только меня. Или мне поверить Марселю Прусту: «Мы узнаем любимого человека только по силе мучения, какое мы из-за него испытываем»? А быть может, стоит просто относиться ко всему проще, взять Ремарка себе в кумиры и сделать девизом по жизни цитату из его произведения «Возлюби ближнего своего»: «Ничего не страшно, пока тот, кого ты любишь, еще жив». Боже, я только что стал понимать, сколько ерунды я читаю, чтобы заглушить, как скучаю по НЕМУ. Вопросы, которые оставались без ответа, патовая ситуация, в которой не у кого попросить совета, все это превращало меня совершенно в другого человека. И им мне становиться не хотелось. Но, тем не менее, мне пришлось через это пройти. Вернувшись в город в начале второго семестра, мой друг и по совместительству однокурсник, заметил, что я стал сам не свой. Стал меньше со всеми общаться и, кроме уроков, меня мало что интересовало. Мне-то было понятно, почему это происходит, а вот Карлу стало интересно. Я отмахнулся от него со словами о неразделенной любви, не вдаваясь в подробности. Но парень не оставил меня. Он, не дав мне времени на раздумья, быстро «разработал» план действий, доверительно сообщив мне, что клин клином вышибают, и в первые же выходные потащил меня в клуб. Карл был человеком общительным, или, как принято сейчас называть таких — тусовщиком, в мире зажигательных танцев и ритмичных битов он был своим. И судя по всему, собирался сделать там «своим» и меня. В клуб мы собирались довольно долго, хуже девчонок, право слово. Карл возился сначала со своей прической, потом с моей длинной челкой, по разному ее укладывая, выбирая оптимальный вариант. Мысленно я посочувствовал всем дамам на земле, которые сталкиваются с проблемой укладки волос чуть ли не ежедневно. Мне еще повезло, что Карл не заставил меня подводить глаза, что он, к моему изумлению, сделал очень быстро и легко, поставленной рукой. — Не все же мне только бумагу разрисовывать, — хихикнул парень, рисуя короткие стрелки, подчеркнувшие его зеленые глаза. — Ты зря отказываешься. Но я лишь снова замахал руками, протестуя против подобных гейских дел. «О, да, ты ли не гей?» — с издевкой заметил мой внутренний голос, отчаянно рисуя передо мной ЕГО в подобном клубном одеянии и с подведенными глазами. Я потряс головой, прогоняя наваждение. Нечего мне тут феромоны в голове расселять, мыслям и без того жить уже негде. Однако и без косметики Карл сделал так, что я сам себе понравился. Джинсы он разрешил мне надеть свои собственные, а вот рубашка досталась из его личного гардероба. Облегающая, подчеркивающая мою не накаченную фигуру, с росписью по левому рукаву и вороту. Красивая вещь и, наверняка, дорогая. Но Карл лишь хмыкнул на это мое замечание, пообещав, что это счастливая рубашка, и мне не о чем беспокоиться, это подарок. Я покрутился перед зеркалом, соглашаясь с выбором Карла. Конечно, я выглядел не как мачо, но очень мило и привлекая внимание, в чем я убедился буквально через час. Мы добрались до небольшого клуба уже ближе к полуночи, потому что Карл сказал, что раньше там нечего делать, пока весь народ не подтянулся, к тому же тогда хватит сил развлекаться всю ночь. Меня удивляло то, какой безоговорочной верой к Карлу я проникся, что отправился в незнакомое, даже опасное место, для такого «удачливого» человека, как я. До этого дня, я знал о клубной жизни лишь то, что знают все по фильмам американского происхождения, то есть ровным счетом ничего. Не было никакой очереди перед входом, где стояли бы девушки в слишком коротких платьях. Заметив мое удивление, и то, как я озирался по сторонам, в поисках чего-то, Карл рассмеялся. — Это не самое раскрученное место в городе, — громко сказал он, подходя к парню на входе, — Да и вся очередь уже зашла в клуб. Карл обворожительно улыбнулся охраннику, и тот, окинув нас изучающим взглядом, взял протянутые другом четыре сотни за вход и толкнул дверь, пропуская внутрь. Меня тут же поглотила громкая музыка, которая била по ушам после тишины ночной улицы. Я растерялся, но почувствовал, как Карл взял меня за рукав и потянул дальше по коридору, расписанному всеми цветами радуги в причудливом узоре. Я бы с удовольствием остался и рассмотрел психоделических бабочек на стенах, но друг упорно вел меня дальше. Мы поднялись по лестнице и оказались в большой белой комнате с неровными стенами. Как я понял позже, это была лепнина, искажающая восприятие правильной формы помещения. В центре этой комнаты стояла барная стойка, за которой два бармена с трудом успевали обслуживать всех посетителей. Карл потащил меня как раз туда. — Нехорошо начинать вечер на трезвую голову, — перекрикивая музыку, сообщил мне Карл, заказав две порции виски, — Угощаю! За твою новую жизнь. Мы выпили. Честно признаться, я не большой любитель крепких напитков. Максимум, две пол-литровых бутылки пива, дома, тихо, сам с собой. А тут, в подходящей обстановке я сразу захмелел, расслабился. И, пожалуй, я впервые забыл о своей неразделенной любви. Карл, улыбаясь, похлопал меня по плечу. Он совсем не опьянел от такой малой дозы. Кричать и объяснять, чего он хочет, он уже не стал, а просто показал на танцпол. Я кивнул, вставая с барного стула, и отправился вслед за другом в бурлящую толпу, двигающуюся в ритме битов, задаваемых ди-джеем. Люди окружили нас, и мы влились в общий поток. После нескольких композиций мы выпили еще что-то, что принес Карл, и снова танцевали… Веселые, отдохнувшие, с больной головой от алкоголя и громкой музыки, мы вернулись в общежитие только с рассветом, когда оно открыло свои двери в шесть утра. Я сразу завалился спать, до сих пор ощущая на себе жадные руки парней, которые от выпитого захмелели так, что без стеснения облапали каждый сантиметр моей задницы, а некоторые, особо смелые, лезли и к паху. Но Карл приглядывал за мной, не дав в итоге вляпаться ни в какую историю. Так мы провели еще несколько выходных, посетили несколько разных клубов. Я познакомился с компанией Карла, мы вместе зависали в пятничные вечера в баре, если идти в клуб не было настроения. По ночам гуляли по городу, праздно шатаясь, развлекая себя тем, чем могли, точнее, что мог придумать Карл. И к маю месяцу я изменился донельзя. В университете я появлялся все реже, как и сам Карл, который и до этого был не частым посетителем лекций. В итоге у меня накопилось изрядное количество долгов и хвостов, которые меня особо не волновали. Компания и алкоголь здорово прочищали мозги от неразделенной любви, но, к сожалению, вместе с этим они уничтожили и все остальное: учебу, ответственность, рисование… Начались теплые деньки, период влюбленных парочек, которые выбрались из укромных теплых подъездов и обжимающиеся теперь на каждой скамейке во дворах и парках. А ко мне же только все ближе подходила сессия, стояла за моей спиной, лезла холодными пальцами за шиворот, брала за шкирку и пыталась усадить за учебу, пугая огромными проблемами летом. Но я отчаянно сопротивлялся этим приставаниям. В середине мая я, Карл и его компания отправились в бар, в котором было не протолкнуться во время майских праздников. Мы заказали по большой кружке пива каждому, для разминки. Вечер обещал быть длинным и приятным. Парни заказали кальян, Карл что-то шепнул самому наглому из их компании, тот закивал и, достав деньги, отправился договариваться о наполнении. Кто-то предложил караоке, но идею его высмеяли, ярко в красках расписав, как это будет выглядеть. Завывания на сцене под гул толпы бара, освистывающих парней и морщащихся девчонок. Карл покрутил даже пальцем у виска. — И после всего этого представления, Ник, ты не снимешь ни одной девочки, — елейным голосом проговорил друг, наклонившись к вышеназванному Нику. Я засмеялся, увидев, как Ник покраснел. За эти полгода я ни разу не видел, чтобы Карл, после того, как зажег с очередной девицей на танцполе или в баре, ехал к ней, или хоть как-то продолжал знакомство. Некоторые из компании утверждали, что Карл гей, и относились к этому нормально. Но такого не происходило и с парнями, друг всегда держался особняком от близких отношений. Так же как и я. Флирт с девчонками, стеснение, если парни неожиданно оказывали мне знаки внимания. Я просто не мог позволить кому-то прикоснуться ко мне, после того, как это делал ОН. Это было бы оскорбительно. За своими мыслями я не заметил, что кальян уже давно стоит на столе, и подошла моя очередь делать затяжку. Я обхватил губами мундштук и затянулся. Обычно у кальяна тот же вкус, тот же дым, как от курения табака, только не так сильно кружит голову, он легче. А сейчас привкус был слишком острым, и горькое послевкусие. Перед глазами все немного поплыло, я медленно моргнул, по инерции передав кальян дальше. Не придумав ничего лучше, я привалился на плечо к Карлу от подступившей тошноты и закрыл глаза. — Черт возьми, Карл, что это было? — хрипло, как будто простужен, спросил я. — О, ты раньше не пробовал это? Парни, Эрику нужно на воздух… — Карл ухватил меня под мышки и почти силком выволок из бара. Свежий воздух ударил в голову, кружа ее еще сильнее, я согнулся и закашлялся. — Стало только хуже! — взмолился я, скосив глаза на друга, его очертания немного поплыли передо мной. — Идем-идем, тебе нужно пройтись, давай же! — Карл взял меня под локоть и повел по улице, я даже не понимал куда. Я закрыл глаза, чтобы мир перестал крутиться. Темнота. Темнота и тишина. Нет, не тишина, мы просто во дворе, если прислушаться, то можно услышать редкий шорох шин и рычание моторов. Значит, уже поздняя ночь. Это получается, что я пару часов потерял из жизни. Я лежал на скамейке в каком-то дворе, голова моя покоилась на коленях Карла, который что-то писал в телефоне. Я сел и зарычал от головной боли. Парень тут же сунул телефон в карман. — Эй, ну как ты? Отошел? Блевать не будешь? — Карла похоже все происходящее веселило. Я отрицательно помотал головой и сердито на него посмотрел. — Слушай, насчет кальяна. Робби предложил попробовать новую смесь, ну, не совсем законную. Я не знал, что ты ничего тяжелее табака не пробовал, не думал, что тебя так… Я закашлялся снова, но меня уже не тошнило. Мир снова обрел краски, насколько это возможно в темноте наших дворов. Место показалось мне знакомым, но это не двор перед общагой. Куда это Карл меня притащил? — Слушай, правда, прости. Я не думал, что так выйдет. Ты как? — в голосе друга, наконец, я услышал виноватые нотки и с осуждением на него посмотрел. Но, видимо, это выглядело настолько жалко, что Карл меня обнял. — Слушай, я давно хотел с тобой поговорить… — М? — это все, что я смог пока произнести. Я отстранился и сел, опираясь на спинку скамейки. Запрокинув голову, я прикрыл глаза, прислушиваясь к звукам двора. Стук. Кто-то захлопнул окно, видимо, летят комары. Шаги. Кто-то поздно возвращается домой. Музыка. Пятница, вечер, у кого-то праздник. Я почувствовал руку у себя на плече. — Слушай. Я помню, что тебя мучила неразделенная любовь и вся прочая ерунда, которая всегда нас выбивает из колеи… — издалека начал Карл, но я почувствовал, что он слегка дрожит. — Но я видел, что ты ни с кем не замутил со времени, когда мы начали вместе тусить. И я тоже, ведь мне хотелось, чтобы ты… Он замер на полуслове, не собираясь, по видимому, продолжать. Я открыл глаза и посмотрел на друга, который в свою очередь смотрел на кого-то позади меня. Точно, шаги. Видно к нам подошел кто-то, кто не очень рад двум пьяным парням у себя во дворе. Да, точно, моя «удача» вернулась, как бы еще не побили. Но прежде, чем оглянуться и посмотреть, кто будет сейчас нас отчитывать, я услышал до боли знакомый голос. — Эрик?.. А, точно. Я знаю это место. Это ЕГО двор. Я обернулся.