Трасса №69

Кит почти вываливается на трассу, продолжая показывать средний палец какому-то мудаку, решившему залезть потными руками под его джинсы. Если подумать, то за этим он и прыгнул в машину, в общем-то, но мудак пах отвратительно — жжёной кожей и дешёвым алкоголем. От мысли, что придётся пить его кровь, Кита затошнило бы, если бы было чем. Мудак обозвал его шлюхой, кажется. В качестве ответа лобовое стекло его внедорожника пошло трещинами от прилетевшего в него камня. Отборный мат, визг колёс, удаляющиеся огни — всё как всегда. Кит зачесал назад упавшие на глаза волосы и вытянул руку, ловя следующую попутку. Стоять просто так ужасно скучно; редкие машины проносятся мимо. Он уже собирается лезть во внутренний карман за сигаретами, как чёрный Рендж Ровер замедляется, подъезжая аккурат к Киту. Тачка ему нравится. Кит улыбается и склоняется к окну, мысленно готовясь к очередному жирному мудаку. Господи. Кит никогда не был религиозным мальчиком, только если не Бог создал этого ангела, то кто. — Подвезти? Уже достаточно поздно, — искренне-наивно говорит ангел, и его бархатный голос почти заставляет сердце Кита снова застучать. — Ага. Он забывает, что нужно прежде открыть дверь, засмотревшись на мощные плечи и шею. Кит садится на пассажирское, чувствуя, как у него уже встал. — Как тебя зовут? — спрашивает ангел, и Кит тяжело выдыхает, жалея, что надел настолько узкие джинсы. — Кит. — На этот раз он решает не врать. Он хочет услышать, как этот голос произносит его имя. — Кит. — Воздух выходит из лёгких почти со свистом, напряжение из джинс бьёт в голову. — Я Широ. — Широ. Вот, значит, как называют ангелов. Машина срывается с места, а подобие чувства приличия с вершины его самомнения, и выжить при падении с такой высоты оно попросту не сможет. От Широ пахнет горьким шоколадом и светом. Мягким, уютным, таким, который оставляют на ночь в детских комнатах. Кит хочет пройтись своим блядским языком по пульсирующей вене, слизать как можно больше, надеясь, что хотя бы малая часть этого света останется внутри, но знает, что так не будет. Руки Широ обхватывают руль и, Боже. Эти руки гораздо лучше бы смотрелись на его заднице — вот что он думает, когда касается кончиками пальцев светлой кожи. — Так, куда тебе, говоришь, надо? — Его голос ровный, и это злит. — Я и не говорил. — Кит медленно стаскивает джинсовку с одного плеча. — Денег у меня тоже нет, кстати. — Ничего, — Широ бросает на него быстрый взгляд и улыбается, продолжая смотреть на дорогу. — Главное, что я довезу тебя до дома. Ночью одному гулять небезопасно. Небезопасно тем, кто нарвётся на Кита не в настроении, а сейчас он на грани между яростью и — удивительно — стыдом. Широ продолжает говорить что-то занудное о повышенной криминальной активности, бла-бла-бла. Кит сам по себе криминальная активность, и вообще скажите спасибо его принципам и чувству меры. Секса это, впрочем, не касается. А Широ всё продолжает — вот трепло — и пора бы его уже заткнуть. Так, как Кит умеет. — Вот тут притормози, — резко просит Кит; Широ, прерванный, тут же съезжает на обочину. — Здесь? — Он пытается всмотреться в темноту. — Но тут же ниче… Кит разворачивается к нему всем корпусом, упирается голым коленом, торчащим из рваных джинс, в чужое, и кладёт ладонь на щёку Широ. Удивленный Широ ему нравится больше. — Детка, поверь, тебе понравится. Большой палец скользит вниз, немного оттягивает нижнюю губу, обнажая зубы. Ровные. Не такие, как у Кита. Кадык дёргается вверх. Можно кончить от одного запаха, но Кит сдерживается, медлит. Ему ещё, наверное, никогда не попадался кто-то настолько вкусный. — Я не… Так себе попытка. Кит смотрит в глаза напротив, восторженно наблюдая, как всё медленнее поднимаются-опускаются веки, как подрагивают длинные ресницы и как сбивается прежде ровное дыхание. Это из-за него. Потому что Кит такой потрясающий. И всё это только начало. — Послушай, мне кажется… Киту поебать, что там кажется Широ. Ему самому кажется, что они должны потрахаться прямо сейчас, и так и будет, с согласия Широ или без него. Хотя будто бы он может не согласиться. Кит целует его. Толкается языком в рот, развязывая дурацкий галстук в полосочку, царапает ногтями кожу над ключицами, и Широ наконец-то отвечает. — Ты под наркотой? — спрашивает он после того, как Кит оставляет в покое его губы и принимается за член. — Может быть, — отвечает Кит, и это чистая правда. Он не помнит, был ли под чем-то прошлый парень. — Блядь. Широ, распалённый, с расстёгнутой рубашкой и торчащим из брюк членом, становится лучшим, что Кит видел за всю свою жизнь. Под веками мерцают звёзды. Джинсы готовы треснуть, но Кит, пожалуй, впервые так увлечён кем-то. Широ потрясающий, невозможный, и определённо не должен существовать в этом мире. Воздух между ними сгущается, раскаляется, пахнет бензином и скоростью, готовый взорваться в любой момент, и, кажется, этого ждут они оба. Кит чувствует, как его хватают за волосы — улыбается самыми уголками, не выпуская член изо рта. Он всегда держит контроль над ситуацией, и даже если трахают его, то лишь потому, что он позволяет. Широ он готов позволить что угодно, и от этой мысли почему-то становится хорошо. Это пугает. Но он хочет больше. — Кит, — сбивчиво повторяет Широ, вскидывая бёдра вверх настолько, насколько позволяет пространство и положение, давит на затылок, заставляя брать глубже, и Кит с удовольствием подчиняется. Похоже, он правда под чем-то. Он заглатывает, пропускает головку в горло, слушая, как бархатный голос бормочет его имя, иногда вставляя ругательства. Желание сделать ему не просто хорошо, а охуенно, пересиливает жажду крови. Широ называет его имя в очередной раз и тянет вверх — накрывает губы своими, целует с такой нежностью, что Кит почти оскорблён. Даже ведь не дал ему довести себя до!.. Он отстраняется, переводя дыхание, и поворачивает голову набок. В глазах Кита темнеет. Клыки вонзаются в шею раньше, чем Кит успевает подумать, и это не идёт ни в какое сравнение с тем, что он представлял. Его кровь не вкусная, она — лучшая из того, что Кит до сих пор пробовал. Широ протяжно стонет, и клыки вонзаются сильнее. Язык ловит каждую каплю, Кит дрожит, почти плача. Чем больше он пьёт, тем более ярким кажется вкус, напоминая всё и сразу. Шипучую ванильную газировку, давно снятую с продажи. Горячее какао, которое иногда давали в школе. Первый коктейль в баре — сладкий, с апельсиновым ликёром. Звучание собственного имени выводит из транса. Кит разжимает челюсть, с ужасом осознавая, что едва не переборщил. Нет, нет-нет-нет, он не должен убить Широ, только не убить. Кровь едва сочится из двух проколов, и Кит сдерживает желание припасть к шее снова. Он и так выпил слишком много, да и трах с горячим парнем ему теперь тоже не светит, после такого-то. Широ прижимает укус ладонью и тяжело дышит. Кит уже готов бежать, но его хватают за запястье. Отбиваться ему не впервой, в общем-то, только прежде, чем свободная рука Кита сжимается в кулак, он слышит: — …я просто хотел сказать, что недалеко живу, и мы могли бы продолжить у меня. Кит хлопает ресницами, выбирая между: «с хуя ли?» и «пиздишь», но в итоге останавливается на более цивильном: — Ты несерьёзно. В ответ на это Широ притягивает его к себе, целует снова, касается щеки ладонью, которой до этого прижимал рану, и запах крови затмевает здравый смысл. Кит не сделал ничего, за что его могли бы так наградить, но не отказываться же теперь, в самом деле. Спавшее напряжение возвращается по щелчку, Кит хочет стянуть джинсы и подрочить себе сейчас же, но Широ целуется слишком хорошо, чтобы отвлекаться хоть на что-то. Широ поворачивает ключ зажигания, а Кит отклоняет сидение назад и выгибается, на этот раз не трогая себя осознанно. Вкус крови ещё не растворился на языке, заставляя вспоминать всё, что было до. Кит вспоминает солнце. Как читал книжки про рыцарей на пустом пляже, наслаждаясь светом, не скрываясь от него. А теперь солнце едет рядом. Оно не жжёт кожу, не заставляет глаза слезиться, и кажется, согревает. Машина останавливается возле довольно большого дома со стеклянной верандой. Кит думает о том, что можно было бы трахнуться прямо там, наблюдая за охуевающими лицами соседей, но Широ наклоняется и целует, гладя пальцами линию подбородка. Рука, кажется, металлическая. Охренеть как круто. Гаражная дверь закрывается, и Широ неловко пытается вылезти из машины. Кит тянется за ним, запоздало вспоминая, что дверь с его стороны вообще-то тоже открывается. Он обязательно осмотрелся бы как следует, но интерьер волнует его сейчас меньше всего. Потому что Широ хватает зубами нижнюю губу, потому что его руки ласкают кожу под футболкой, потому что запах Широ повсюду. Потому что Кит забывает, кто он, растворяясь в желании. Тут целых два этажа. Кит не имеет ни малейшего понятия, как они вообще смогли подняться, не отлипая друг от друга; Широ, наконец, снимает давно расстёгнутую рубашку, и теперь Кит уверен, что видит не ангела, а самого Бога. Тело Бога исполосовано шрамами, правую руку на самом деле заменяет протез, заканчивающийся чуть выше локтя, и всё это распаляет только больше. Кит хочет ощутить металл пальцев в себе, хочет пройтись языком по каждому шраму, хочет заставить Широ выстанывать его имя, и… Взгляд Широ меняется. Становится более ясным, настороженным. Киту это не нравится. Он опрокидывает Широ на спину, седлает бёдра, стискивая их коленями, и лижет длинную полосу от соска до ключицы. — Ты охренительный, — выдыхает Кит, улыбаясь так, что обнажаются клыки. Ему кажется, это нужно озвучить. Что для Широ это важно. В ответ Широ откидывается на подушки, расслабляясь, закрывает глаза предплечьем, и Кит подавляет в себе желание выпить ещё его крови. Они не закончили. Кит не хочет, чтобы это заканчивалось. Когда Широ освобождает его от джинс, Кит не может выдавить ничего, кроме облегчённого: «Ебать». Это и междометие, и описание эмоционального состояния, и — что важнее — призыв к действию. И Широ даже почти готов, как этот самый Кит решает сменить правила игры. Плюхается на живот, пытается найти на полу свою джинсовку, после с громким «Бля!» достаёт из внутреннего кармана смазку; крышка отщёлкнулась ещё, наверное, в машине, и сигареты, если судить по запаху, залило разжижженной клубникой. Да и плевать, в общем-то — марка ему всё равно не понравилась, да и появился повод купить новую курточку. Он давно хотел себе короткую красную. — Что?.. — беспомощно пытается спросить Широ, и Кит прижимает чистый палец к его губам, призывая замолчать. Сжимает бёдра коленями снова, вырывая гортанный стон, а затем разводит их так, как может. Он растягивает себя сам, насаживаясь на пальцы, покачивается вперёд-назад, задевая своим членом чужой, и смотрит прямо в глаза. Не начать дрочить себе сложнее, чем казалось с самого начала, поскольку Широ не отводит взгляд и едва дышит, заворожённый им целиком и полностью. Кит проталкивает пальцы глубже, запрокидывает голову, выдыхая, и когда их взгляды снова пересекаются, он почти кончает. — Хочешь меня? — спрашивает Кит, уперевшись одной рукой в изголовье кровати, продолжая трахать себя сам. Широ сглатывает и кивает, всё ещё не смея пошевелиться. — Так не пойдёт. — Он склоняется к самому уху: — Скажи это. Хочу слышать твой голос. Хриплое бормотание пробирает до дрожи. Мало, мало, мало! — Громче. Контрольное прикусывание уха работает безотказно. — Да, да, Боже, да. Щёки Широ краснеют, венка на шее пульсирует часто-часто. Кит шумно вдыхает его запах, касаясь носом виска, облизывается, пытается поймать мягкий тембр губами, но ловит пьяный взгляд. — Что именно ты хочешь? — спрашивает Кит, издеваясь. Подаётся назад, чтобы напряжённый член проскользил по ложбинке. — Хочу оттрахать тебя так, чтобы ты не мог даже подняться. Кит хмыкает. Ему нравится эта идея. Он ведёт бёдрами, и правила снова меняются. Не стоило ослаблять бдительность. Потому что Широ трахает его рот языком, а пальцами — его задницу. Кит кончает почти сразу, впиваясь накрашенными ногтями в спину, оставляя вмятины-полумесяцы. — Ещё, — просит он на выдохе, и ему не нужно повторять дважды. Широ держит крепко, но в его прикосновениях нет и намёка на грубость. Даже такой, заведённый до предела, он осторожничает, словно готов прекратить всё в любой момент, и это бесит. Кит снова валит Широ на спину, вставляет его член в себя и второй раз за ночь видит звёзды. Как-то он выиграл у того идиотского симулятора родео — Широ должен оценить. Судя по тому, как он повторяет его имя, Широ действительно оценивает. Они продолжают ещё и ещё, и в какой-то момент Кит начинает чувствовать себя уставшим. Такого не случалось с того, как… Широ ловит его взгляд. Вымотанный и взмокший, он вскидывает бровь, безмолвно спрашивая, в чём дело. Кит не успевает даже ответить: Широ поворачивает голову раньше, подставляя шею. — Но… — Пей, если нужно. Кит не думает: вспарывает кожу клыками рядом с предыдущим укусом и слизывает языком горячие капли. Он пьёт понемногу, боясь выжать из него последние силы, то и дело отрывается, чтобы коснуться губами ран в качестве извинения, и. Впервые ему позволяют. Он обязательно задумался бы об этом, не будь член Широ таким напряжённым — Кит опускается до самого основания и чувствует, как внутри растекается семя. На удивление приятное ощущение. — Кит, — хрипло раздаётся над ухом, и он кончает следом, так и не разжав зубы. Когда Кит отстраняется, Широ тут же втягивает его в поцелуй — настолько нежный, что хочется расплакаться. Он выпил крови, но усталость всё равно давит на плечи. — Я не смогу больше, — выдыхает Широ, утягивая Кита за собой на подушки. — Я тоже, — говорит Кит — на удивление честно. Он в самом прямом смысле заебался. Широ бормочет что-то про душ, но Кит не слушает. Забытое тепло разливается от груди до кончиков пальцев. Он закрывает глаза. Первым, что видит Кит, когда открывает их — светлый потолок. Это странно, поскольку тут было гораздо темнее, и… Сейчас что, утро? Кит вскакивает с места и тут же со стоном падает обратно. Что ж, Широ слово сдержал: он на самом деле не может подняться. Широ? Рядом его нет. Кровать по правую руку от Кита пуста, а ещё он чувствует запах бекона. Больше для антуража, чем из физической надобности, он кутается в простынь и драматично вздыхает. Широ был прав и стоило сходить в душ: сперма засохла на внутренней части бёдер и неприятно стянула кожу. В принципе, пока можно пережить. С огромным трудом ему удаётся встать на свои две. Взгляд цепляется за одинокую футболку, висящую на спинке стула — на груди белыми буквами выведено «секс-гигант», и если она правда принадлежит Широ, то ходит он в ней только дома. Кит пожимает плечами и ныряет в неё, тут же утонув в восхитительном запахе. Запахе Широ. Он спускается на первый этаж и интуитивно находит кухню. Широ зевает, жаря бекон, и Кит невольно вспоминает, как несколько часов назад жарили его самого. Смотря на Широ в фартуке, он не прочь повторить прямо сейчас, и плевать на ноющую задницу — надо разве что заскочить в душ на пару минут. — Доброе утро, — говорит он так ласково, что Киту приходится прислониться к косяку арки — ноги подкашиваются. — Что будешь? Бекон или тосты? Кит несколько раз открывает и закрывает рот, не найдя, что ответить. Какого хера? — Какого хера? — пожалуй, это лучший вариант. Широ поворачивается, удивляется, и, похоже, что искренне. — Ты так и не понял? Я — вампир! — О, не подумал. — Широ снимает сковородку с огня, вываливает бекон на тарелку, хмурится, а затем его лицо просветляется. — Могу съездить в ближайший супермаркет — у них есть стейк с кровью. Или не сойдёт? Кто-то здесь сошёл с ума: либо Кит, либо Вселенная. Кит надеется, что он, потому что с Вселенной спрос больше. — Ты нормальный? Я, блядь, вампир, ты что, не расслышал? Где ужас и трепет? — Не собираюсь слушать о нормальности от вампира. В этом есть смысл. Нет, в этом нет никакого ёбанного смысла, и Киту хочется кричать. — Так что? — Широ успевает подойти совсем близко. Его дыхание обжигает переносицу. — Что ты будешь есть? Кит смотрит на начавшие заживать ранки. Он определённо ещё не восстановился. Ой, да пошло оно всё нахуй. — Ты подойдёшь. Широ не особо и удивляется. Перспектива заманчивая, но у Кита всё же есть подобие совести: — Я достаточно наелся ночью. Если хочешь, могу посидеть с тобой. — Хорошо, тогда я быстро приму душ и вернусь, идёт? Он кивает, и, когда Широ уходит, утыкается лбом в стол, думая, где и когда свернул не туда.

***

Следующие три дня проходят как в тумане. Кит узнаёт, что футболку Широ подарил его друг Мэтт, и, как и предполагалось, носит он её только дома. Ещё — что Широ является одним из соучредителей благотворительного фонда и занимается скучной бумажной волокитой. Что он пьёт кофе со сливками и поёт в ду́ше. У него волшебный голос. Наверное, Кит никогда в жизни не чувствовал себя настолько живым. Даже тогда, когда был живым на самом деле. Всё происходящее с ним кажется сном. Широ позволяет ему пить свою кровь, даёт послушать старые виниловые пластинки и трахает до потери сознания — чаще своего, потому что Кит увлекается его кровью слишком сильно. Они выходят гулять поздно вечером, когда солнце окончательно скрывается за кривой линией высоток вдалеке. Кит подставляет лицо свету фонарей, чувствуя, как согревается рука в руке Широ. Он заливисто смеётся, пытаясь скрыть дрожь и наворачивающиеся на глаза слёзы. Широ целует его, даже не подумав осмотреться — Кит вцепляется в плечо, до сих пор чувствуя запах крови от свежего укуса. Кит уверен, что всё это не по-настоящему. Что он до сих пор под наркотой и Широ ему мерещится, пока его зад лапает очередной жирный мудак, от которого пахнет жжёной кожей и дешёвым алкоголем. Воображаемого Широ ему хочется ненавидеть, но не получается, потому что он кажется таким реальным. Он не должен жить так. У него не должно быть ничего этого, раз на то пошло. Он — издёвка природы, кармическое наказание за легкомысленность, практически живой труп, почему-то способный чувствовать. И от этого больно. Кит не может ничего дать Широ. Не может даже поделиться теплом — это то, чего в нём никогда не было, даже когда сердце исправно било шестьдесят в минуту. Не должно его быть здесь. Он должен вернуться к тому, чем занимался уже два года: бороздить Необъятную попутками, в перерывах трахаясь и высасывая кровь. Он не заслужил ничего из этого. Он не заслужил Широ. Взгляд цепляется за футболку «секс-гигант». Кит стоит посреди комнаты, сжимая её в пальцах. Смотрит на чёрную ткань, не моргая. Сдаётся и подносит её к лицу, вдыхая запах Широ. Он теперь другой. К нему добавляется что-то новое, что-то… Здесь и его запах тоже. Будто в прострации, Кит набрасывает на плечи джинсовку — ту, перепачканную клубничной смазкой. Собирает постель, закидывает всё, что можно постирать, в машинку — буквально стирает своё существование из жизни человека, который достоин гораздо лучшего. Заправляет новую, протирает кухню салфетками, высушивает постиранное и складывает в ящик. Последней отправляется чёрная футболка, каким-то образом ставшая их общей. Кит не ждёт, пока закончится стирка. Он выходит за дверь и идёт к трассе за следующей попуткой.