Руки, полные богов (сборник драбблов)

      — Он вообще разговаривать умеет? — едко спросил Сет.       Нефтида нахмурилась:       — Что за вопрос. Конечно.       — Не знаю, может, Осирис не сказал тебе всего. Вдруг он немой.       — Сет, прекрати пожалуйста.       Он покорно проглотил очередную колкость, видя расстроенное лицо Нефтиды. Конечно, малец был ее сыном, но Сет не мог забыть, что сыном вовсе не от него. И видел только продолжение брата, молчаливого и отстраненного Осириса.       — Нельзя было оставлять его в царстве мертвых, — вздохнула Нефтида. — Это не место для богов.       — Он тоже бог смерти.       — Он мальчишка! Ты представляешь, расти среди мертвецов и ушебти?       Сет не представлял. И представлять не хотел.       — Ушебти понимали его мысленно, — продолжала Нефтида. — Вот он и привык.       — Мир людей не такой.       Сет не стал добавлять, что, может, стоило оставить юнца в Дуате, раз уж ему там вполне комфортно. Если Осирис смог даже Нефтиду убедить, что так лучше. А потом братец перестал справляться с сыночком и отправил его сюда. Как удобно.       Ощутив, что снова начинает злиться, Сет вышел из дома, сказав только:       — Ты не виновата.       Виноват был Осирис, который категорически не желал понимать других. Или просто не мог. Рядом с аккуратным домиком из известняка шелестела близко подобравшаяся пустыня. Сет ощущал ее, даже когда рядом не было песка или ветра.       Мальчишка сидел в пыли. Он казался юным, хотя Сет никогда не сталкивался с взрослеющими богами и понятия не имел, насколько это нормально. Юнец сосредоточенно кидал двадцатигранные кости на расчерченные полоски, а вокруг него клубилась прохладная сила смерти.       — Что это? — спросил Сет, как ему показалось, дружелюбно. Он терпеть не мог игр, где требовалось сидеть неподвижно.       На него уставились темные глаза под нахмуренными бровями — глаза, слишком похожие на глаза Осириса. И тут же, словно сосредоточение было потревожено, взметнулась сила: липкая, бальзамическая, грозившая сдирать мясо с костей, отрывать конечности, заботливо пеленуя их бинтами и мумифицируя еще в воздухе.       — Прекрати! — разозлился Сет.       Ему ответил полный растерянности взгляд, так что Сету не приходилось сомневаться, что мальчишка не нарочно. Он и правда просто отвратительно контролировал свою силу, что казалось Сету странным и непонятным. Он сам всегда ощущал пустыню, питался хаосом, был песком — и песок был им.       Видимо, среди ушебти такого понимания силы не существовало.       — Может, ты уже поймешь, что среди живых принято говорить?       Вместо ответа, мальчишка снова вперился в пыль, заново расчерчивая линии, и Сет с трудом удержался от того, чтобы не закатить глаза. Пнув какой-то камушек, он вернулся в дом. Наверняка, если подождать еще чуть-чуть, Осирис заберет своего сыночка обратно, и даже Нефтида поймет, что ему место в Дуате.       Надо всего лишь подождать.              — Лучше бы он молчал!       Даже не пытаясь скрыть раздражение, Сет смахивал с загорелых плеч известняковую пыль. Нефтида замешивала тесто для хлеба и обреченно вздохнула:       — Что он натворил на этот раз?       — Высказал всё, что обо мне думает, и чуть не разрушил дом.       Скептически Нефтида посмотрела на пока что стоящие вокруг стены.       — Не наш, — веско сказал Сет.       — О…       Забыв о тесте, Нефтида опустила руки. Она явно старалась не показывать этого, но Сет видел, как она расстроена.       С тех пор, как мальчишка понял, что в человеческом мире вопросы решаются словами, он начал говорить. Правда, всё больше пререкаясь с Нефтидой и Сетом, не желая делать того, что они говорили. Его не устраивало слишком яркое солнце, он не хотел говорить с людьми и почти не отходил от дома. Ему не нравились скорпионы и змеи, а «дурацкий песок постоянно забивается в волосы».       Только за последнее Сет был готов выпороть юнца и пинком отправить обратно к Осирису. В конце концов, если мальчишке так не нравится мир людей, пусть отправляется обратно в Дуат.       Хотя Сет начал подозревать, Осирис просто опасался, что его сын всё там разнесет. Сила принца смерти действительно была громадной, и как он не знал мир людей, так не знал и ее. Не ощущал — пару раз направлял и на Сета, но тот легко гасил неумелые попытки, хотя вдоль позвоночника неприятно проходился затхлое ощущение гробниц. Не сейчас, но однажды этот мальчишка запросто сможет убивать богов.       — Может, это было ошибкой, — вздохнула Нефтида. — Может, изначально Осирис был прав. Место его сына — в царстве мертвых. Может… может, стоит отправить его… домой.       К удивлению Сета, мальчишка никогда не говорил о Дуате как о доме. Он отзывался о нем только как о «том месте». Может, из-за этого, или из-за того, какой страх отражался в черных глазах каждый раз, когда не контролируемая сила отправлялась разрушать, Сет сказал:       — Давай я еще кое-что попробую.              Путешествие ничуть не воодушевило мальчишку. Он заявил, что ненавидит пустыню, идти туда не хочет, и вообще, не хотят ли от него уже отстать и не пытаться подсунуть очередное ослиное дерьмо. Поняв, что начинает закипать и сейчас, возможно, и сам впервые не сможет контролировать себя, Сет вышел на улицу. Он бы тут же вытащил юнца за шкирку и отправил в Дуат, еще бы и пинка дал для скорости — но он обещал Нефтиде.       Сет как раз проверял второго верблюда, когда услышал за спиной вздох. Слишком странный, чтобы принадлежать мальчишке, но обернувшись, Сет увидел именно его. Со странной смесью удивления и восхищения на бледном лице, он смотрел на животных.       — Что это?       — Не ослы.       Даже не обратив внимания на колкость (невиданное дело!) мальчишка подошел и протянул руку, как будто хотел коснуться морды, но нерешительно посмотрел на Сета. Тот вскинул брови: оказывается, юнец способен смущаться и просить разрешения?       — Это верблюд, — сказал Сет. — Можешь потрогать, он не будет против.       Не скрывая восхищения, мальчишка осторожно коснулся жесткой шерсти на морде, провел рукой по шее животного, искренне рассмеялся, когда верблюд добродушно ткнулся носом ему в плечо. Сет перехватил руку мальчишки только в тот момент, когда тот хотел коснуться длинных ресниц.       — А вот этого они не любят. Совать пальцы в глаза не очень вежливо.       Юнец фыркнул, но руку опустил:       — Зачем они нужны?       — Мы на них поедем.       — Как это?       — Ты что, никогда верблюдов не видел?       Сету казалось это удивительным. Он так привык к спокойным животным, что считал их частью пустыни, продолжением ветров и дюн.       Мальчишка покачал головой и тихо сказал, опустив голову:       — В Дуате нет ничего живого.       Сет помнил мир мертвецов. Он бывал там редко и ничуть об этом не жалел: слишком неприветливое для него место, оно как будто окружало, сдавливало легкие, вонзалось в виски.       Сет и забыл, что там действительно ничего нет.       Язвить сразу расхотелось.       — В мире людей много чего, — осторожно сказал он.       Сет был готов, что мальчишка сейчас фыркнет, скажет что-нибудь привычно едкое или просто развернется и уйдет в дом. Но, похоже, верблюды его покорили — а может, он действительно не понимал, что мир людей не ограничивается известняковыми стенами и хилыми ослами.       — Ты покажешь? — спросил он так тихо, что шелест скорпионов по песку был бы громче.       Сет кивнул:       — Давай начнем с пустыни.              — Ты похож на Осириса.       — Я совсем на него не похож! — мальчишка сразу как-то сник. — В этом и проблема. Отец не злится, но он… не доволен. Всегда мною не доволен. А я не знаю, что делаю не так.       — Осирис всеми не доволен. Просто потому, что мы — не он.       Для Сета такое положение вещей привычно, так что он не понимал, как это может волновать. Он аккуратно поворошил костер и пошел проверить верблюдов. Одну акацию они уже благополучно объели и приступали ко второй.       Когда Сет вернулся, мальчишка лежал на земле, уставившись в небо с таким восторгом, как будто впервые видел звезды. Он увлекся, и вокруг него снова вздымалась сила смерти, шевеля песчинки. Сет ощутил, как во все стороны от них прыснули жители пустыни, даже скорпионы.       — Эй, ты так всех распугаешь, — сказал Сет. — Усмири немного силу.       Ничего не происходило, и он ожидал, что мальчишка привычно огрызнется, но он сел и уставился в огонь.       — Я не могу.       В этом было что-то беспомощное, признание, с которым складывали оружие перед армией победителя. Слова, после которых ожидали не помилования, а отсечения головы.       Сет хорошо ощущал силу паренька, она действительно была стихийной, больше похожей на его собственную, а не на силу Осириса. Поэтому тот и не понимал, что делать с сыном — с сыном, который однажды наверняка станет сильнее отца. Вот только даже божественной сущности порой сложно. Особенно когда с детства говоришь только с ушебти и пытаешься быть тем, кем не можешь стать по определению.       Вздохнув, Сет уселся рядом.       — Научишься. Попробуй найти что-то, за что можешь уцепиться. В центре любой бури есть тихое место.       Мальчишка задумался. И когда в его темных глазах играли отсветы пламени, он уже не казался так сильно похожим на Осириса.       Перехватив взгляд Сета, он не огрызнулся, только сказал:       — Зови меня Инпу.