Простите, господин, я всего лишь бета...

      В тот знаменательный день, когда его будущего мужа привезли в королевский замок для подготовки к свадьбе, кронпринц Тайрес с самого утра был не в духе. Слуги испуганно жались к стенам и низко склоняли головы, когда в коридоре появлялась его высокая грозная фигура. Молодой альфа источал ярость, словно разъярённый зверь, и его подавляющий любую волю феромон пропитал весь дворец. Придворные всегда сторонились его, и даже побаивались, когда Тайрес пребывал в плохом настроении, как сейчас.       По правде говоря, в последнее время, он постоянно пребывал в дурном настроении. В большей степени потому, что из последних сил старался вдохнуть желанной свободы, которая неумолимо утекала у него сквозь пальцы, словно вода, в преддверии судьбоносного бракосочетания, и последующий его коронации.       Тайрес Фаверлорд был первенцем нынешнего короля — Вильяма, который в последнее время был в недобром здравии. Пребывая в здравом уме, монарх поручил своим советникам подобрать для своего старшего сына благородного мужа, сыграть свадьбу, и короновать его в ближайшее время, опасаясь, что враги короны могут воспользоваться их слабостью. В связи с этим на плечи юного правителя ляжет огромная ответственность за немалые земли и верных подданных, которые уже десяток лет довольны сытным и мирным укладом жизни.       Тайрес никогда не позволял себе сетовать на судьбу, но был совсем не рад подобному раскладу. Несмотря на безупречные качества и характеристики, присущие хорошему правителю, Тайрес никогда не стремился к власти, и тайно сожалел, что родился раньше своего брата.       Младшему принцу уже исполнилось двадцать. Он был моложе старшего брата на три года, и разительно отличался от него во всем, вплоть до внешности. У обоих братьев были черные волосы и синие глаза, но если кронпринца чаще сравнивали с варваром или диким зверем, то принц Велиар был истинным аристократом. Он был строен и изящен, обладал исключительным обаянием, примерными манерами, и невероятно гибким умом. Невероятно красивый альфа пользовался огромной популярностью при дворе, однако оставался со всеми неизменно учтив и холоден. Единственный, о ком Велиар всегда заботился и переживал, был его старший брат.       В крови Тайреса жил дикий огонь. Он пенил его кровь, будоражил рассудок, и не позволял усидеть спокойно на месте больше минуты. Многочисленным учителям и наставникам ничего не оставалось, как отпускать непоседливого альфу на вожделенные тренировки с оружием и верховые прогулки, так как только после продолжительной физической активности Тайрес мог сконцентрироваться на лингвистике, изучении истории и политики.       Тайрес был воином по духу. Жеманные тонкости придворного этикета, игры и интриги, были ему чужды. Гораздо больше времени он проводил на охоте и тренировочных площадках. За годы совместных тренировок, кронпринц сумел–таки выбить из рядовых солдат и гвардейцев весь страх, и теперь они нападали на него во всю силу, не страшась понести наказание. Все в замке, от рабов до знати, знали, каким рассудительным и благосклонным мог быть юный принц после многочасовой тренировки или по возвращению с тяжелой трехдневной охоты. В остальное время, когда будущему королю приходилось по несколько дней безвылазно проводить в тронном зале или рабочем кабинете, в нем клубилась энергия, которая подпитывала самые скверные черты его характера.       В тот самый день, когда от кронпринца требовалась улыбчивость и благосклонность, чтобы не отпугнуть будущего мужа, неотложные дела отобрали у него даже утренний час пробежки. Тайрес уже дважды сорвал гнев на своих гвардейцах и помощниках, и только венценосный отец–омега кое–как сумел усмирить гнев сына.       Злость от минувшей стычки ещё клокотала в Тайресе, когда он широким шагом возвращался в свои покои, чтобы переодеться к вечернему приему. Принц нетерпеливо толкнул двустворчатые двери, перепуганные слуги тут же пали ниц, и бросились врассыпную, чтобы не дай Бог не попасть под горячую руку. Тайрес уже давно научился не обращать на них внимание, ему было всё равно на то, что все вокруг его боялись. Ему даже иногда казалось, что сам король — его родной отец–альфа! — боязливо тушуется находясь рядом с ним. Тайрес был рожден для того, чтобы вселять страх и благоговейный трепет.       В его богатых и просторных покоях было много воздуха и света. Высокие потолки, широкие комнаты, из который кронпринц распорядился вынести всю лишнюю мебель, каменные купели, и балкон, с которого открывался вид на бескрайнее синее море. Тайрес не переносил тесных помещений, в стенах родного замка ему всегда было тяжело дышать, а в последнее время, единственным местом, где он чувствовал себя в своей тарелке, был лес.       На стене висело большое зеркало в золотой раме. Тайрес часто смотрел в него, размышляя, гадая, и пытаясь понять, откуда в нем взялось столько необузданной свирепости, ведь ни его отец, ни его дед подобными чертами не отличались. Все альфы в их роду были истинными аристократами: умными, хитрыми и утонченными. Как Велиар. Каким полагалось быть и Тайресу, однако зеркало неизменно отражало крупного, мускулистого, не по годам развитого альфу, с отросшими волосами и грубой щетиной на лице.       Тело Тайреса, закаляемое ежедневными тренировками с раннего детства, больше подходило бывалому воину, нежели холеному придворному. Принцы соседних королевств, с которыми ему приходилось водить дружбу, сыновья герцогов, и прочие придворные альфы — все, как на подбор, были высокими, стройными, изящными, со светлыми волосами и бледной кожей, нетронутой солнечными лучами. И на каждом приеме на их фоне Тайрес сильно выделялся, хотя бы одной своей полуулыбкой, способной обратить в бегство даже дикого леопарда.       Безусловно, помимо дикого норова, скверного характера, звериной силы, и варварской внешности, Тайрес обладал присущей королям харизмой и самоуверенностью. Кроме того, его хищные повадки и грация обладали завораживающей притягательностью. Правда, это всё равно скорее отпугивало придворных омег, никто не решался становиться объектом такой страсти.       Тайрес не любил прислугу. Предпочитал мыться и одеваться самостоятельно, так же, как и начищать своё оружие, и ухаживать за боевым конем. Кронпринц не любил стричься, а слугу с бритвой не подпустил бы к себе ближе, чем на километр, поэтому и выглядел, словно варвар среди ухоженной придворной знати. Густые черные волосы уже были ему до плеч, Тайрес собирал их в хвост с помощью кожаного шнурка, щетина отросла, покрыв подбородок и скулы. Кроме того, из–за постоянных прогулок верхом и работы с мечом на открытом поле, его кожа приобрела золотистый оттенок. На этом фоне синие глаза — присущие его роду — выделялись особо эффектно.       Сегодня у него не было настроения рассматривать свою физиономию в зеркале. Скинув сапоги, Тайрес стянул с себя дублет, а затем рубашку. В купальнях было свежо и прохладно, кронпринц с удовольствием вылил на себя лохань холодной воды, и обтер полотенцем разгоряченную кожу. Водные процедуры слегка остудили его пыл, но всё же желание подраться или потрахаться не исчезло до конца.       Вернувшись в спальню, Тайрес уловил знакомый запах раньше, чем заметил гостя. Велиар расселся в одном из кресел у широкого дубового стола так, словно тот был для него создан. Так мог сидеть король на своем троне, не иначе. Брат улыбался. Как всегда, искреннее и тепло, без капли фальши. Тайрес был крайне проницателен во всем, что касалось лжи и лицемерия. Своему брату он доверял, как никому другому. — Что ты здесь делаешь? — пробасил кронпринц, хотя был рад видеть Велиара. — Пришел убедиться, что ты не забыл о сегодняшних смотринах, — усмехнулся принц, изящно поднимаясь со своего места. — Нервничаешь? — С чего бы? — криво улыбнулся Тайрес, направляясь мимо, в гардеробную. — Всё так же не позволяешь слугам одевать себя, — раздался голос брата прямо за спиной.       Велиар обладал удивительной способность перемещаться бесшумно, хотя никогда этому не учился. Он всегда вежливо извещал брата о своем присутствии, заставляя Тайреса каждый раз напрягаться от неожиданности. — Ты знаешь, что нет, — отозвался кронпринц, выбирая первую попавшуюся под руку рубашку, и натягивая её на свои широкие плечи.       Когда он повернулся к брату, то заметил, как обеспокоенный взгляд синих глаз Велиара скользит по телу. Младший принц был ниже ростом и уже в плечах, его волосы длиннее, но аккуратно подстрижены, а лицо гладко выбрито. Его синие глаза отличались от глаз старшего брата тем, что в них не было такой силы и прямолинейности, зато в его взгляде всегда читалась задумчивость и хитрость. В свои годы он уже был изобретательным манипулятором и знатоком дворцовых игр, и Тайрес иногда даже недоумевал, где брат умудрился почерпнуть такую львиную долю мудрости. — В чем дело? — спросил Тайрес, зашнуровывая полы рубахи. — Их стало больше, — заметил принц. — О чем ты? — О шрамах, — вздохнул Велиар, отводя взгляд. — Ты не желаешь щадить себя… Мне это не нравится. — Вот поэтому я и не хочу, чтобы кто–то посторонний видел меня, — недовольно отозвался Тайрес. — Но ты позволяешь рабам ублажать себя, — заметил Велиар. — Не многим, — ответил Тайрес, и, помолчав, добавил: — рабы умеют молчать, Велиар.       Тайрес был физически развит, и очень силен. От постоянных тренировок на его теле регулярно появлялись новые шрамы. Ещё в детстве, когда ему было всего пятнадцать лет, он голыми руками смог победить горного леопарда, пробравшегося на территорию зимней резиденции. Это был кровавый, но честный поединок, и теперь, красивая пятнистая шкура была разложена на полу в спальне Тайреса. Он сам освежевал зверя, даже не дав лекарям сперва залечить собственные раны. В память об этом поединке, леопард оставил на теле кронпринца множество рваных ран, но его последний, самый сильный удар, остался на груди Тайреса в виде четырех длинных неровных полос. Немудрено, что подобный внешний вид, вкупе с агрессивным поведением, и безграничной властью, вселял в омег настоящий ужас, начиная от рабов и заканчивая аристократией. — В чем ты собрался встречать будущего мужа? — поинтересовался Велиар, меняя тему.       На самом принце был безупречный синий камзол, расшитый серебряной нитью, идеально сидящий на точеной юношеской фигуре. На поясе висел фамильный меч, рукоять из белой кости, отделанная золотом, и инкрустированная драгоценными камнями. Тайрес знал, что несмотря на внешнюю пацифичность, брат умел с ним обращаться.       Тайрес глянул на него исподлобья. — Желательно с обнаженным торсом, залитым кровью, и отрубленной головой оленя в руках, — сказал он, запуская руку в волосы, — может, я смогу напугать его достаточно, чтобы он сбежал. Как думаешь? — Думаю, что у него нет выбора, — Велиар сочувственно поджал губы, как бы говоря: «как и у тебя», — мне жаль, брат. — Мне не нужна твоя жалость, — покачал головой Тайрес, — только твоя честность, и твоё слово. — Они твои, — Велиар наполнил два кубка вином, и подал один из них брату, — как и моя безоговорочная верность.       Тайрес принял кубок и залпом осушил его. Хорошее вино оставило приятное послевкусие. Велиар потихоньку потягивал напиток, опёршись о дверной косяк, наблюдая за попытками брата выбрать наименее зловещий камзол. Большинство его одежды было пошито для тренировок, охоты, или торжественных приемов, и во всём преобладали холодные оттенки серого, синего, а то и вовсе черного. — Не стоит, — хмыкнул Велиар, когда Тайрес плюнул, и потянулся к своему любимому охотничьему дублету, пошитому из плотной кожи, с вытисненным на спине гербом королевской семьи.       Тайрес недовольно скривился на замечание брата. — Когда ты последний раз посылал за портным? Королю не пристало вечно одеваться в черное. Тебя и так уже окрестили Черным зверем. — Я не король, — машинально поправил Тайрес, забывая, что всего через пару недель ему предстоит им стать. — Уж лучше быть Черным зверем, чем надушенным петухом.       Велиар не сдержал смешок. — Это про меня так говорят? — наигранно возмутился он. — Кто?       Тайрес усмехнулся. — Я, — пожав плечами, добавил: — если бы услышал что–то подобное от других, то вырвал бы языки не раздумывая.       Такие обыденные незамысловатые беседы с братом уже вошли в привычку, и помогали Тайресу сохранять контроль. Велиар это понимал, и с готовностью развлекал брата своим обществом. В конце концов, никого ближе друг друга у них не было.       Велиар уселся на мягкую тахту в углу гардеробной, молча наблюдая за тем, как Тайрес переодевался. Охотничий дублет остался на вешалке. Последовав наставлению брата, Тайрес облачился в черные бриджи из плотной кожи, а поверх рубашки надел черный камзол, расшитый серебряной нитью. Широкий кожаный пояс с ножнами Свободы — верного меча Тайреса, который он сам выковал себе в кузне, когда ему было семнадцать. Закалённая сталь с оттиском герба его дома, широкая рукоять, обвитая кожей, витиеватая крестовина, и золотая гарда. Оружие не было помпезным, одного взгляда на него хватало, чтобы понять — оно было создано для битв и убийств. — Такой простой крой в одежде не допустим для отпрыска королевских кровей, но ты всё равно его носишь, — рассуждал принц, пока Тайрес собирал свои волосы в привычный пучок на затылке. — Оно и понятно, ведь самостоятельно одеться в замысловатые одежды не получится. — Понятия не имею, зачем шить застежки на спине, — огрызнулся Тайрес. — Это сейчас модно, — усмехнулся Велиар, на что Тайрес только фыркнул. — Знаешь, когда–нибудь тебе придется подстричься. Нет, ты, конечно, выглядишь невероятно устрашающе с такой гривой, но корона будет смотреться на ней ужасно глупо.       Тайрес смерил брата недобрым взглядом. Серебряный обруч, который полагался ему по статусу все эти годы, и подобный которому сейчас венчал голову Велиара, он надевал крайне редко. Только в случаях, когда это было жестко регламентировано придворными законами этикета. Даже мысль о том, что скоро ему придется водрузить себе на голову настоящую золотую корону, подавляла его. Тайрес чувствовал себя зверем, загнанным в ловушку. — Я восхищаюсь тобой, брат, — сказал Велиар, видя, как угнетает брата его бремя, и искренне желая ему помочь. — Надеюсь не разочаровать тебя, — только и ответил он. — Этого никогда не случится, — улыбнулся Велиар. — Идем вниз, ты ведь не хочешь произвести плохое впечатление на свой двор. Да и первое впечатление будущего мужа очень важно. — Когда он меня увидит, перепугается до полусмерти, как и все омеги, — Тайрес усмехнулся, но его улыбка была омрачена ненавистью ко всему происходящему. — Если ты не будешь всё время вести себя так, словно жаждешь кровавых удовольствий, то до свадьбы он, может быть, отойдет, — лаконично отметил Велиар, когда они направились к дверям.       На этот раз слуги успели распахнуть двери перед кронпринцем прежде, чем он снес бы их с петель, и братья направились по широкому коридору плечом к плечу. — Я ведь Черный зверь, — усмехнулся Тайрес, — все боятся меня и моих зверских желаний. — Я никогда не слышал, чтобы ты был жесток с постельными рабами, — сказал Велиар, — поэтому перестань нагонять на себя жуть.       Тайрес неожиданно для себя рассмеялся. Его смех был низким и глубоким, даже завораживающим, хотя сам Тайрес даже не подозревал, насколько был притягателен в хорошем расположении духа. Вот и в тот момент, несколько слуг и придворных обернулись на него, глядя восторженно и немного смущенно, словно они стали свидетелями чего–то личного. Братья не обратили ни на кого из них внимания. — Постельных мальчиков, согласных спать со мной, можно пересчитать по пальцам, — уже тише сказал Тайрес, не переставая улыбаться. — Полагаю, брат, ты единственный король на континенте, который справляется о желаниях раба, прежде чем уложить его в свою постель, — заметил Велиар. — Разве это плохо? — как бы размышляя, произнес Тайрес. — Нет, — ответил Велиар, — но это странно. Хотя, по моему мнению, это делает тебе честь. — Мне не доставляет удовольствие брать кого–то насильно, — сказал Тайрес. — Вопреки расхожему мнению, — кивнул Велиар, — ведь все знают, что тебе нравится охотиться, свежевать животных, выбивать труху из соперников в кулачных поединках, и рубить мечом дюжину тренировочных манекенов за раз. Прибавь к этому вспышки гнева, мрачный вид, и свое огромное шрамированное тело, и поймешь, что о твоих предпочтениях в постели не могли не поползти всякие слухи. — Насилие и изнасилование — это немного разные вещи, — хмыкнул Тайрес.       Он действительно так считал. Пьянящее чувство удовлетворения после удачной охоты за сильным зверем, или собственное превосходство после победы в поединке над достойным соперником, не могло стоять в одном ряду с сомнительным удовольствием от насилия над кем–то слабым и беспомощным.       Тайрес любил страсть. Он был ненасытным и довольно требовательным любовником, иногда он брал в свою постель сразу нескольких рабов, чтобы удовлетворить свои аппетиты. Однако, вопреки слухам, полнившим замок, у него никогда не было желания причинять им боль, или же прибегать к каким–либо другим видам «развлечений», популярных среди аристократии.       Он знал, что большинство рабов действительно боятся его, но те из них, кто хоть раз побывал в его постели, навсегда меняли своё отношение. Один из таких рабов, омега по имени Исая, по просьбе Тайреса, однажды поведал ему, что среди рабов ходит множество страшных слухов о силе и свирепости кронпринца, который в детстве порвал горного леопарда голыми руками. Многие аристократы обладали по–настоящему садистскими наклонностями, и творили со своей «собственностью» страшные вещи, однако даже их рабы боялись меньше, потому что точно знали, чего от них ожидать. Черный зверь оставался для многих недосягаемой тайной, а неизвестность всегда внушает больший страх. — Я понимаю, почему к такому, как ты, тянутся омеги, — продолжил Тайрес, когда они уже миновали просторный зал, и вышли к монументальной лестнице, устеленной красным ковром, ведущей вниз к главным воротам замка, — однако, некоторые пятна в моей биографии не позволяют мне вселять доверие одним только взмахом ресниц.       Велиар глянул на брата, чуть подняв голову, так как доставал ему лишь до плеча, а Тайрес в очередной раз улыбнулся, отметив, что ресницы у младшего брата действительно длинные и густые, как у теленка. — Я так не делаю, — недовольно нахмурился Велиар, от чего Тайрес улыбнулся шире. — Делаешь, — возразил он, — причем, постоянно. На прошлом приеме герцог Мартин едва смог успокоить своего несчастного сынишку, который воспылал к тебе безмерной любовью, спустя всего лишь один танец.       Велиар усмехнулся. — Просто я обаятельный, — сказал он.       Тайрес не мог с этим поспорить. Однако он знал, что за этой красотой и очарованием скрывается холодный и расчетливый ум. Тайрес не раз думал о том, что если бы ему пришлось вступить с братом в интеллектуальную дуэль, то он проиграл бы незамедлительно. О том, что ему придется сражаться с братом за трон, Тайрес подумал лишь однажды. В тот единственный раз он принял решение, и больше никогда не возвращался к этим мыслям. Если его брат когда–нибудь бросит ему вызов в борьбе за власть, Тайрес его не примет, а сдастся без раздумий и сожалений. — Полагаешь, слухи обо мне могли дойти до графа Лорена? — спросил Тайрес.       Главный вход был всё ближе. Принцам уже издалека начинали кланяться собравшиеся придворные. Тайрес почувствовал, как в животе тугим клубком сворачивается волнение. За главными воротами собрались горожане. Люди обступили главную улицу почти на всем протяжении, чтобы хоть глазком увидеть эскорт будущего мужа короля. — О, полагаю, после того, как ему было предложено продать короне одного из своих сыновей, всевозможные слухи о тебе были ему совершенно безразличны, — с долей презрения отозвался Велиар.       От графа Лорена всегда становилось не по себе, в самом плохом смысле. Иногда Тайресу хотелось обнажить Свободу, и снести голову этому ублюдку, готовому подложить своего сына любому, кто больше заплатит. Все знали, что его супруг жил в тирании, а пятеро детей, всего одному из которых посчастливилось родиться бетой, были всего лишь расходным материалом, который граф–альфа старался реализовать повыгоднее для себя. Однако его земли были обширны, и крайне плодородны. Совет решил, что неплохо было бы скрепить верность этого дома кровью, так как территория лежала прямо на границе с другим королевством. Тайресу ничего не оставалось, кроме как согласиться, ведь пока ещё живой отец дал свое добро.       Кронпринц с отвращением вспоминал свою последнюю встречу с графом. «Если Мариарт станет вам неугоден, у меня есть ещё трое прелестных мальчиков» сказал он тогда «они так похожи внешне, что никто и не заметит подмены». Тайресу тогда захотелось врезать ему по роже прямо посреди приемного зала. Велиар всецело разделял его мнение. — Не переживай по этому поводу, брат, — сказал принц, — подумай о том, что ты избавишь хотя бы одного мальчика от покровительства этого ублюдка. — Вот уж, — Тайрес нервно поправил ворот, в плотном камзоле ему становилось душно, — умеешь же ты поддержать.       С крепостных стен замка зазвучали трубы. За воротами послышались радостные крики горожан, а по другую сторону королевского двора засуетилась знать. Это означало, что эскорт с будущим мужем приближался. Тайрес последний раз глянул на брата, и тот ободряюще ему улыбнулся. Кронпринц поднял подбородок и расправил свои могучие плечи. Что бы там ни было, у него действительно не было выбора, кроме как достойно нести своё бремя власти.       Совет старейшин вышел ко двору, чтобы поприветствовать аристократию от лица короля, который был вынужден остаться в постели. Шестеро альф, разнящихся по возрасту и степени испорченности, чванливо поклонились будущему королю, даже не взглянув на его брата, который по обыкновению встал позади него, у правого плеча. Тайрес уже научился придавать своему лицу безразличное выражение, оно не вызывало мгновенного доверия и симпатии, как было у Велиара, однако вселяло должное уважение и трепет.       Снова зазвучали трубы, на этот раз громче, и в немного другой композиции. — Граф со своей свитой прибудет с минуты на минуту, — обратился к кронпринцу один из Совета, немолодой альфа с алчными глазами и льстивой улыбкой, — он останется гостем в нашем замке до тех пор, пока не состоится свадьба. Надеюсь, Вы помните, мой господин, что до тех пор, юный маркиз должен оставаться девственником? — Вы сочли необходимым напомнить мне об этом? — ощетинился Тайрес, от чего зарвавшийся советник слегка взмок. — Не сочтите за дерзость, мой господин, но закон на этот счет очень суров, — продолжил он.       Тем временем, знатная свита, и череда карет, миновали ворота и приближались ко двору. Ближайшие к принцам придворные, и оставшиеся члены Совета с любопытством прислушивались к нескромному диалогу кронпринца и советника. — Я возьму на себя смелость напомнить, что обесчестить мужа до свадьбы — значит страшно опорочить свой дом. Если кто–нибудь посмеет покуситься на его честь, его следует казнить.       Тайрес подавил в себе желание снова глянуть на брата. Велиар всегда лучше разбирался во всех скрытых подтекстах, а в словах советника он явно был. Тайрес вообще не припоминал, чтобы у них во дворце хоть когда–нибудь происходили подобные насильственные инциденты. Было пару происшествий с нерадивыми, отбившимися от рук, солдатами, которые нашли в себе смелось покуситься на собственность королевской знати. За изнасилование рабов, без разрешения хозяина, им отсекли головы на следующее же утро. Но что бы кто–нибудь осмелился осквернить честь будущего мужа короля?        Тайрес видел приближающиеся кареты, которые сопровождало не меньше полусотни воинов в серебристых доспехах. В упряжке были запряжены четверки скакунов самых дорогих пород. Эти беспокойные лошади всегда вызывали у Тайреса неприязнь. Тонконогие, злые и нервные, они хорошо смотрелись разве что запряженными в кареты, и совершенно не годились для верховой езды, которую так любил кронпринц.       Тайрес лично присутствовал при рождении своего верного жеребца, крепкой боевой породы. Он дал ему имя Аделар — благородная сила. Сейчас этот монстр с демонически–черной шкурой вырос, и был способен в одиночку утащить две громоздкие кареты, нагруженные чрезмерными убранствами и багажом. Конюхи его боялись: огромный, мощный и косматый, он подпускал к себе только своего хозяина — не менее сильного и опасного. Тайрес потратил много недель, чтобы укротить его, и был чрезмерно горд, когда бесноватый зверь, наконец, покорился. На тонконогих высокородных жеребчиков Аделар смотрел так, словно собирался ими пообедать — так же, как и сам Тайрес поглядывал на холеных альф из знати.       Наблюдая за прибытием гостей, Тайрес думал о том, как хорошо было бы сейчас оказаться в лесу, заставить Аделара нести его со скоростью ветра, огибая деревья, в погоне за бурым оленем. Но реальность была такова: эскорт затормозил у парадных дверей, разодетый граф слез со своей нервозной лошади, и, поклонившись Совету, направился прямиком к нему. — Приветствую Вас, Ваше высочество, — сказал он скрипучим голосом, припадая на одно колено. Его сощуренные крысиные глазки бегали между Тайресом, и его братом, — и Вас, милорд. — Добро пожаловать в наш дом, — Велиар тоже учтиво поклонился, а затем исподтишка глянул на Тайреса, побуждая его что–нибудь сказать. — Надеюсь, Ваш путь был легким, — не сказал, а скорее отрезал Тайрес, и внутренне поаплодировал себе за тактичность. Он практически на физическом уровне ощущал желание брата шлепнуть себя по лбу, однако Велиар воздержался от вмешательства. — Да, — немного сконфуженно ответил граф, — благодарю Вас. Надеюсь, наше пребывание во дворце не будет доставлять Вам неудобств. — Вы здесь не останетесь, — отрезал Тайрес, — только мой будущий супруг и его слуги. — Да–да, конечно, Ваше высочество, — тут же поправился граф, и Тайресу очень не понравилась тень брезгливости, промелькнувшая на его морщинистом лице, — я имел в виду именно то, что Вы сказали. С моим старшим сыном прибыло десять слуг и два раба, это приемлемо? — Да, — Тайрес испытывал раздражение от необходимости общения с этим человеком.       Все инстинкты вопили о том, чтобы быть настороже, и ни в коем случае не терять контроль над ситуацией. Граф Лорен — примерзкий тип, который свои шестьдесят взял в мужья двадцатипятилетнего лорда, и принудил его рожать детей. Тайреса тошнило от его любезностей.       Тем временем, первая карета отъехала, выгрузив из себя пятерку неловких и зашуганных слуг — приближенных юного маркиза. На её месте появилась вторая, куда более перегруженная убранствами. Слуги поспешно открыли двери и подали руки хозяевам. Первым из кареты вышел муж графа — невысокий, худой омега, одетый в довольно скромный камзол зеленого цвета. Он выглядел уставшим после долгой дороги, но в его серых глазах уже давно поселилось отрешенное безразличие. Тайрес услышал, как позади его левого плеча тихо вздохнул его венценосный отец–омега.       Слуги снова протянули руки, помогая ещё одному путнику выбраться наружу. Первым, что почувствовал Тайрес при виде будущего супруга, было… удивление. Омега, представший перед ним, был совершенно не таким, каким представлял его Тайрес исходя из рассказов приближенных и членов Совета.       Для начала, Мариарт — именно так звали благородного омегу — был явно гораздо младше, чем было доложено Тайресу. Он был довольно высок, но очень худ, и плотно сидящие одежды лишь подчеркивали слишком узкую талию и тонкие руки. Его лицо было ещё совсем детским — круглые щеки, пухлые розовые губы, большие серые глаза, в обрамлении светлых ресниц. Отросшие золотистые волосы чуть вились, придавая образу мальчика очаровательную невинность. Любой альфа, увидевший его, определенно сказал бы, что тот красив. Даже очень красив.       Испуганный взгляд мальчика скользнул по собравшимся, в том числе и по Тайресу, видимо, сперва не признав в нем королевскую персону. Однако то, что Тайрес стоял в центре всего собрания, невольно привлекло взгляд омеги обратно. Тайрес встретился с ним глазами, и увидел, как те в ужасе расширяются, а дыхание омеги сбивается от волнения.       Разумеется, стоило ожидать такой реакции. Как ещё мог повести себя этот маленький невинный мальчик, которому небось ещё и шестнадцати–то не было, при виде огромного грозного альфы в черном дублете с неприветливым лицом варвара или разбойника? Тайрес с трудом подавил в себе желание оторвать графу Лорену его дурную голову. Неужто это его старший сын? Куда смотрел Совет, выбирая королю в мужья шестнадцатилетнего мальчика? — Мариарт, иди сюда, — дружелюбно позвал граф Лорен, и его муж бесстрастно подтолкнул сына вперед.       Тайрес видел с каким трудом мальчику удается соблюдать спокойствие. Кронпринц подозревал, что омега настолько боится гнева отца, что просто не может позволить себе с криками и слезами броситься обратно в карету, а ведь именно это ему хотелось сделать. Мариарт медленно подошел, и предстал перед Советом и Тайресом, остановившись чуть в стороне от отца. Он сильно стиснул руки, видно, чтобы те не дрожали, и исполнил идеально вышколенный поклон. — Ваше высочество, — обратился к Тайресу граф Лорен, явно слегка раздраженно, — позвольте представить Вам нашего сына Мариарта. Надеемся, что Вы найдете его привлекательным, и достойным стать Вашим супругом. Он немного нервничает, но можете не сомневаться, он прекрасно воспитан и получил надлежащее образование…       От каждого отцовского слова, Мариарт всё больше краснел, и словно желал вообще исчезнуть. На него было устремлено столько взглядов, в том числе двух принцев и Совета, пока отец красноречиво расписывал его достоинства, словно породистой лошади. Тайрес мог понять чувства мальчика, этот старый хрыч продает своего сына, словно диковинный товар. Тайрес решил прервать гостя прежде, чем ему снова захотелось бы расшибить его череп. — Достаточно, — без всякого уважения вклинился Тайрес в хвалебную речь графа, — полагаю Вы не будете против, если на этом мы покончим с официальной частью. У меня очень много дел на сегодня. — Простите? — граф Лорен с трудом подавил раздражение. — Мой брат хотел бы познакомиться с будущим супругом, — как всегда вовремя, вклинился Велиар, — а потом ему необходимо вернуться к своим королевским обязанностям. Прошу всех следовать в обеденный зал, там гостей уже ожидает щедрый пир. Мой брат и юный маркиз присоединятся к нам позже. Прошу.       Тайрес мог лишь позавидовать умению брата в правильном говорении. Не дожидаясь вопросов или возражений, Велиар повернулся, и направился во дворец. Свита тут же последовала за ним, и Совету ничего не оставалось, как нацепить приветливые улыбки, и тоже отправиться в замок.       Тайрес проводил глазами графа Лорена. Слуги снова пришли в движение, повскакивали с колен, и бросились по своим делам. Неподвижными остались только сам Тайрес, двое его гвардейцев–телохранителей, и Мариарт, застывший на месте, опустив голову. За его спиной остались двое слуг — они неуверенно переглядывались, сомневаясь, могут ли оставить своего господина наедине с кронпринцем. — Пройдемся, — это прозвучало одновременно и просьбой, и предложением, и приказом. Кажется, Тайрес сам не определился, как именно хотел произнести это слово.       Мариарт снова поклонился, и безропотно двинулся следом. Его прислуга поуспокоилась, привычно следуя за несколько шагов от своего господина. Вымуштрованные гвардейцы Тайреса не позволяли себе даже смотреть на прекрасного омегу, положив руки на рукояти мечей, они шли чуть поодаль, охраняя периметр.       Внутри крепостных стен замка были разбиты сады, Тайрес неспешно направился туда, уверенный, что Велиар будет занимать внимание гостей столько, сколько ему понадобится. Зайдя поглубже в рощу, Тайрес, наконец, решился заговорить. — Я прошу прощения за бесцеремонность, но твой отец начал раздражать меня глупой болтовнёй.       Омега продолжал идти молча, глядя себе под ноги. — Я полагаю, тебя предупредили, что свадьба состоится через пару недель. В это время ты будешь здесь под защитой, как почетный гость. Твоих слуг разместят поблизости, если тебе понадобится ещё, сразу дай мне знать.       Молчание. — Тебе гарантированная полная неприкосновенность, — добавил Тайрес, всерьез задумавшись над тем, что мальчик мог опасаться того, что будущему супругу захочется бесцеремонно взять его прямо здесь, — я не трону тебя до свадебной церемонии.       Его слова не произвели никакой реакции. Омега никак не выказывал своих эмоций, помимо того, что старательно прятал глаза, и по прежнему стискивал руки в крепкий замочек. Тайрес в очередной раз покосился на него, а потом просто спросил в лоб: — Ты меня боишься?       Они остановились посреди мощенной дорожки. По обе стороны раскинулись деревья и цветущие кусты. Прислуга осталась на достаточном расстоянии, чтобы не слышать беседы будущих супругов. Тайрес терпеливо ожидал реакции на свои слова. Будь омега постарше, может, он вел бы себя чуть посмелее. — Мне стоит Вас бояться, Ваше высочество? — наконец, тихо спросил маркиз, так и не подняв на Тайреса своих глаз. — Нет, — твердо ответил Тайрес, — я не сделаю тебе больно, и никак не обижу.       Омега сглотнул, и боязливо поднял светловолосую голову. В его глазах читался откровенный страх, паника и что–то ещё — выражение, словно мальчик безумно боялся сказать что–то лишнее. — Если хочешь что–то спросить, спрашивай, — подбодрил его Тайрес.       Мариарт, казалось, испугался ещё сильнее, и быстро–быстро замотал головой. — Сколько тебе лет? — Тайрес решил, во что бы то ни стало, вывести его на диалог. — Шестнадцать. — Я так и подумал, — рыкнул он, — мне говорили, что ты старше. — Я уже полностью вырос, — щеки Мариарта вдруг залились румянцем, даже уши покраснели, — у меня уже есть течки.        Тайрес, как всегда, проявил свою природную проницательность, практически учуяв в этих стыдливых словах надменную выучку графа Лорена. — Тебе велели ответить так, если я заговорю об этом?       Испугавшись вопроса, омега быстро мотнул головой. — Когда я спрашиваю, ты отвечаешь мне, — приказал ему Тайрес своим непоколебимым властным голосом, — и не врешь.       Мариарт сжался от страха, уже думая, что попал в немилость кронпринца. Стиснул руки, заливаясь стыдливым румянцем, и пряча глаза. — Да, Ваше высочество. — Граф Лорен? — Его милость граф сказал, что Вы будете недовольны, поэтому я должен сказать, что у меня уже есть течки, потому что это значит, что я готов… рожать для Вас детей. — Они у тебя вправду уже есть? — Тайрес видел, что обсуждение подобных тем сильно смущает мальчика, однако он должен был знать наверняка. — Да, Ваше высочество. — Ты знаешь свой цикл? — Нет, Ваше высочество. Она… она была у меня всего однажды.       Тайрес ему поверил. — В таком случае, нам с тобой следует держаться подальше друг от друга, если она вдруг начнется снова. — Как пожелаете, Ваше высочество, — тихо ответил мальчик, сильно смущаясь и робея.       Тайрес покачал головой, стараясь не думать о том, какие заморочки вбили в голову этому мальчику. Ненависть к графу возрастала, к ней примешалась и злость на всех членов Совета. Тайрес обязательно стребует с них объяснения. — Я уже сказал, что не притронусь к тебе до свадьбы, — сказал Тайрес, и, глядя на покорного мальчика, добавил, — и после тоже. Мы подождем пока ты достаточно повзрослеешь, и сам захочешь меня.       Мариарт поднял голову, и, казалось, впервые прямо посмотрел Тайресу в глаза. Он был ошеломлен его словами, его явно готовили совершенно к другому, и теперь мальчика терзали сомнения. — Пока что тебе придется поверить мне на слово, — сказал Тайрес, — позже мои слова подтвердятся на деле.       Омега снова опустил голову. Закусил губу, беспокойно пошаркал ножкой по гравию, затем снова поднял голову и открыл было рот, чтобы что–то сказать, но вдруг снова зарделся и передумал. — Говори, не бойся, — подтолкнул его Тайрес. — Вы… Вы правда победили леопарда?!       Тайрес слегка опешил от такой резкой смены в настроении омеги, который вдруг взглянул на него сияющими глазами. Было совершенно очевидно, что этот вопрос исходил не от подневольного будущего супруга, а от ребенка, в котором взыграло искреннее детское любопытство. — Его шкура лежит в моей спальне, — ответил Тайрес, — ты сможешь её увидеть.       Зря он так сказал. Мариарт снова зарделся, судорожно сглотнул, потупился, и покорно кивнул. — Если захочешь, — добавил Тайрес глядя в сторону, проклиная себя за полное неумение общаться с детьми. — Невероятно, — прошептал омега, — я даже не могу представить, как повели бы себя наши альфы, если бы на них напал леопард…       Тайрес улыбнулся. Омега поднял глаза, увидел это, и вдруг тоже улыбнулся. Опасливо, всё ещё недоверчиво, но всё же улыбка тронула его красивые мягкие губы. — Я думаю, мы поладим, — сказал ему Тайрес совершенно искренне.       Мариарт едва заметно кивнул. Что ж, начало положено. Тайрес глянул на своих людей, один из них едва заметно кивнул. Пора возвращаться. — Идем, — сказал он, предложив Мариарту локоть, — думаю, гости нас уже потеряли. — Мой отец останется здесь? — вдруг спросил омега. — Нет, — ответил Тайрес, — он уедет завтра утром.       Мариарт осторожно протянул ладошку, и взял Тайреса под локоть. Его рука была настолько легкой, что альфа вообще не ощутил его прикосновение. — Если тебе захочется уйти в покои раньше, чем всё это кончится, дай мне знать, — сказал Тайрес. — Спасибо, — тихо сказал омега, и Тайресу показалось, что в его голосе что–то изменилось.       Всё оказалось совсем не так, как ожидал этот мальчик, и Тайрес был чрезмерно горд собой. В кои–то веки ему удалось удачно провести переговоры, да ещё и с омегой, да ещё и с ребенком! Ему — Черному зверю! От утреннего плохого настроения не осталось и следа.       Когда пара появилась в обеденном зале, там уже вовсю играла музыка. Напитки лились рекой, слуги сновали туда–сюда, рабы прислуживали своим хозяевам, пока те развлекали гостей светскими беседами. Трубы возвестили о приходе кронпринца и его спутника, и все тут же поднялись со своих мест, и склонили головы. — Продолжайте, — велел Тайрес, и музыканты снова заиграли.       К опешившему от такого внимания Мариарту подлетели придворные омеги, обступили со всех сторон, и принялись щебетать о чем–то своем. Тайрес улыбнулся будущему супругу, и, оставив его на попечительство шумной компании, направился к главному столу. В центре стоял пустующий трон, по левую сторону от него сидели члены Совета в порядке убывания власти. По правую сторону от трона было место Тайреса, рядом с ним сидел мрачный и задумчивый Велиар.       Подходя ближе, Тайрес не поверил своим глазам. Уже очень давно он не видел брата в таком настроении. Младший принц привалился к спинке кресла, задумчиво покачивал в руке бокал с вином, отрешенно глядя куда–то в пространство. У его ног сидел придворный постельный раб — Исая. Он изящно и ненавязчиво прислуживал принцу, наполняя его тарелку разными яствами, и подливая вино в кубок. Когда Тайрес приблизился к столу, Исая вскинул голову, и тут же упал на колени, коснувшись пола лбом. — Брат, — поприветствовал его Велиар, — вижу, всё прошло гладко. — Ты совершенно прав, — ответил Тайрес, присаживаясь за стол.       Он опустил руку, и смелой лаской коснулся пепельных волос коленопреклонённого Исаи. Омега тут же залился краской, польщенный оказанным вниманием. Его изящное стройное тело было облачено в свободные шелка, фиксированные серебряными брошами. Темно-зеленые глаза лишь на мгновение взглянули на Тайреса, и тут же были стыдливо опущены. Исая потянулся за прикосновением, после чего дерзко отерся щекой о бедро кронпринца. — Ах вот ты как, — не особо весело усмехнулся Велиар, — украл у меня общество Исаи. Брат, ты жаден…       Тайрес невольно напрягся, не в силах уловить истинный смысл интонации брата. Очевидно, что принц был пьян, и чем–то сильно опечален, однако Тайрес достаточно хорошо знал своего брата, чтобы понимать, пока Велиар сам не захочет с ним поговорить, вытягивать из него причины столь странного поведения было бесполезно.       Подоспевший слуга тут же наполнил кубок кронпринца его любимым вином, и поставил графин на свободное место. — Чего изволите, Ваше высочество? — поинтересовался он в поклоне. — Мяса, только не птицу. Побольше жаркого с овощами, и хлеба… ммм, того самого, — Тайрес попытался вспомнить, как назывался недавно понравившейся ему хлеб, но тщетно. — Из темной муки с орехами? — рискнул предположить слуга.       Тайрес щелкнул пальцами, и улыбнулся. — Точно. Его.       Слуга окрыленно улыбнулся в ответ, и, поспешно поклонившись, умчался прочь. — Ты в хорошем настроении, брат, — заметил Велиар, все так же отрешенно разглядывая вино в своем бокале. — Ошибаешься, брат, — сказал Тайрес, — я просто в ярости. — Неужели мальчик что–то сделал? — спросил Велиар, слегка приосанившись, и глянув на Тайреса впервые с начала разговора.       Кронпринцу показалось, что его брат не на шутку встревожился, и хотя он не понял причины, поспешил его успокоить. — Нет, он замечательный, и я думаю, мы поладим. Он был слегка напуган, но это пройдет. Я зол на Совет, и на чертова графа, будь он проклят! Это ж надо было так запугать мальчика! К тому же, они наврали мне про его возраст. — Возможно, это ошибка, — задумчиво сказал Велиар. — Что ты имеешь в виду? — Тайрес неосознанно принялся накручивать на палец серебристую прядку волос Исаи. Раб придвинулся ближе, прильнув к ноге принца, и прислонив голову к его колену. — Всё это кажется мне странным, — продолжил Велиар, — но я, пока что, оставлю эти мысли при себе. — Изволь, — легко согласился Тайрес, прекрасно зная, что куда полезнее дать ему всё обдумать, и может быть позже, он поделится своими мыслями.       Принесли еду. Тайрес с наслаждением удовлетворял свой голод, его огромное тело постоянно просило еды, но он не мог себе позволить извечно питаться подношениями слуг — это считалось плохим тоном, поэтому принцу приходилось завтракать, обедать и ужинать на официальных приемах, а в перерывах между ними, просить слуг приносить мясо и фрукты в его покои.       К середине ужина Тайрес заметил, что брат ведет себя крайне необычно. Во–первых, он выпивал больше, чем всегда себе позволял. Во–вторых, привычная маска, которую он держал в присутствии двора, бесследно покинула его лицо, открывая всем лик холодной отрешенности. К концу вечера Велиар уже небрежно развалился на кресле, отпуская какие–то нелепые пьяные шуточки в адрес ненавистных людей графа, и его самого.       На тактичный вопрос Тайреса о причинах подобного поведения, Велиар тяжело вздохнул, и кратко ответил: — Прости, брат, кажется, я устал. — Отправляйся в покои, — обеспокоенно сказал Тайрес, — я велю подготовить тебе купели и прислать лекаря. — Не стоит, — мрачно отозвался Велиар, — я здоров. — Иди, — настоял Тайрес, — возьми с собой Исаю.       Услышав своё имя, раб отвлекся от вынимания косточек из ягод, и вскинул голову. Его зеленые глазки метнулись от Тайреса к Велиару и обратно. Ни один раб во дворце, кроме него, не удостаивался такой чести — быть обласканным вниманием обоих принцев. За свой кроткий нрав и прилежное воспитание он заслужил благосклонность Велиара, принц предложил старшему брату взять его в свою постель, и, несмотря на страх, Исая в первый раз повел себя более чем достойно, чем заслужил доверие Тайреса. Исая смог подняться выше, чем кто–либо другой из привилегированных придворных рабов, однако иногда позволял себе проявлять неслыханные дерзости, рискуя лишиться всего.       Вот и сейчас он вдруг осмелел, позволив себе выразить разочарование: опустив руки и потупив взгляд. Велиар лишь по-доброму усмехнулся, наблюдая эту робкую демонстрацию неудовольствия. Принц был совершенно не намерен наказывать его за это. В конце–концов, Исая был одним из немногих, кто искренне доверял себя Тайресу, и был готов получить взамен всё, что угодно. Видимо то, что дарил ему Тайрес взамен на безоговорочную верность, заставило этого омегу окончательно и бесповоротно влюбиться в своего господина. — Не стоит, — сказал Велиар брату, — точно не мою постель ему хочется согревать этой ночью.       Когда Тайрес удивленно взглянул на Исаю, тот тут же опустил покрасневшее лицо, но кончики ушей красноречиво алели на фоне серебра волос. Тайрес ласково провел рукой по мягкой нежной спинке, от чего омега сладостно вздрогнул и тихо выдохнул. — Увидимся завтра, брат, — сказал Велиар, поднимаясь из–за стола.       Разговоры стихли. Придворные поднялись, и поклонились, провожая принца. Велиар шел, глядя прямо перед собой, и не позволяя себе ни одного неловкого движения, несмотря на то, что был крайне пьян. Он слегка задержался перед столом, за которым расположилась свита графа Лорена. За левым краем сидел Мариарт в окружении свиты говорливых придворных омежек. Польщенные вниманием принца, они зашептались. Будущий супруг короля кротко склонил голову. Велиар улыбнулся, поклонился, пусть омега этого и не видел, после чего направился к выходу. Его свита удалилась вслед за ним. Зал снова заполнился разговорами и музыкой.       В жесте принца не было ничего необычного. Как будущий деверь, он выказал уважение к мужу своего брата, и это было вполне в его манере. Однако Тайресу всё это показалось странным. Неприятное предчувствие осело комом в животе. — Как–то это на него не похоже, — задумчиво пробормотал он.       Исая поднял покрасневшее лицо. Его зеленые глаза горели множеством желаний, но в первую очередь, он озадаченно склонил голову, будучи неуверенным в том, необходимо ли ему отвечать. Тайрес протянул руку, и зарылся пальцами в серебристые волосы, ему нравилась их мягкость. Исая закрыл глаза, не в силах сдержать улыбки, выгнулся, словно кот, и тихонько застонал.       Когда пир закончился, Тайрес отдал все распоряжения, которых от него ожидали, после чего простился с гостями, и направился в свои покои. День казался бесконечно долгим, Тайрес чертовски устал от его монотонности. Перед уходом ему пришлось разрешить несколько спорных моментов относительно размещения гостей, и большей глупости он не знал. До чего бессмысленная работа, неужели смотрители не могли сами решить, кого и куда заселить?       Тайрес уже успел вернуть меч на подставку, и избавиться от камзола, когда в двери покоев тихо постучали. На пороге возник смотритель за придворными рабами. Бета низко поклонился кронпринцу, после чего шагнул в сторону, пропуская вперед Исаю — вымытого, разогретого, и благоухающего ароматными маслами, запах которых очень нравился Тайресу.       Омега был облачен в легкую полупрозрачную ткань, соблазнительно прикрывающую его изящное тело. На его шее красовался широкий ошейник из мягкой кожи с узорчатым тиснением, украшенным драгоценными камешками — предосторожность, к которой обязывали всех постельных рабов. Если хозяин случайно поставит рабу метку в порыве страсти, то несчастного омегу скорее всего убьют, поэтому в интересах омег было следить за недопущением подобных случайностей. Такой богатый наложник, как Исая, мог позволить себе в качестве ошейника вот такое вот произведение искусства. Иные были вынуждены обходиться грубой кожей, или вовсе носить на шее железные кандалы.       Тайрес улыбнулся робеющему омеге, и жестом велел ему войти в спальню. Смотритель поклонился с порога, и вышел вон. Тайрес щелкнул пальцами, дав знак всем слугам, что они тоже могут быть свободны.       Как только они остались наедине, Тайрес в молчаливом приказе протянул вперед руку. Исая, с трудом сохраняя спокойствие, шагнул ближе, грациозно опустился перед ним на колени. Его тонкие пальчики принялись ловко расшнуровывать одежды, и очень быстро вся она оказалась распущена. Исая осторожно потянул принца за ногу, в молчаливой просьбе позволить ему снять с него сапоги. Тайрес вытянул ноги, наблюдая за плавными действиями омеги, и умиляясь тому, как тот краснел под его пристальным взглядом.       Альфа позволил ему полностью раздеть себя, после чего они отправились в подготовленные купальни. Тайресу нравилась не наигранная смущенность Исаи, когда он позволял ему себя касаться. Умелыми движениями Исая обмыл тело господина, мягко скользя мочалкой по шрамированной коже, после чего вымыл его волосы. Тайрес откинул голову и блаженно урчал, пока Исая массировал его голову своими тонкими мягкими пальчиками.       Когда они вернулись в спальню, Исая осторожно взял Тайреса за руку, и повел его к кровати. Облизнувшись от нетерпения, Тайрес послушно сел, и стал наблюдать, как омега принялся соблазнительно раздеваться, скользя руками по своему телу. Затем Исая снова опустился перед Тайресом на колени. Запах возбужденного омеги и его умелые действия быстро довели альфу до состояния крайнего нетерпения. Исая хорошо знал, что именно нравится Тайресу, и научился тонко чувствовать его настроение, благодаря этому ему всегда удавалось угадать желания кронпринца, и Тайрес всегда оставался им доволен. Исая отдавался ему искренне и страстно, и Тайрес иногда задавался вопросом, чем же он заслужил такую трепетную любовь.       Всю накопившуюся за день энергию Тайрес обратил в возбуждение. Их страсть длилась несколько часов, Исая громко стонал, поначалу стараясь отвечать, но очень быстро потерявшись в ощущениях и безвольно поддавшись натиску изголодавшегося альфы.       Тайрес брал его несколько раз, и каждый раз поддавался новой прихоти: то укладывал его на спину, нежно целуя, и двигаясь медленно, заставляя омегу хныкать и скулить от нетерпения; то переворачивал на живот, заставляя прогнуться, и брал его сильно и глубоко, утробно рыча от удовольствия, уткнувшись носом в душистый затылок. Исая парил на волнах блаженства, к третьему соитию совершенно позабыв даже собственное имя. Его вело от нескончаемого удовольствия, и всепоглощающей любви к альфе, который столь щедро дарил ему такое наслаждение. Когда Тайрес в очередной раз кончил в него, прижав к взбитым простыням и рыча куда–то в шею, Исая задохнулся от силы собственного оргазма, казалось, терпеть такое удовольствие было выше его сил. Он бессильно плакал и бился в сладостной агонии, пока альфа с довольной улыбкой продолжал мучить его зацелованные губы.        Тайрес насытился только к середине ночи. Исая совсем выбился из сил, ничком раскинувшись на постели, и мог только блаженно улыбаться, покорно подставляясь. Последний раз Тайрес взял его очень нежно, лаская уставшее тело горячими поцелуями, от которых Исая бессознательно вздрагивал и тихо выдыхал. Его последний оргазм был мягким и тягучим, и принес с собой блаженное забытье.       Тайрес удовлетворенно выдохнул, повалившись на взбитые простыни, и на несколько минут отдался блаженно неге. Исая едва слышно посапывал, так и оставшись лежать на животе, поджав под себя руки, и прижавшись щекой к шелковой подушке. На его очаровательном лице застыла глуповатая счастливая улыбка, глядя на которую, Тайрес против воли сам улыбался. Ему даже в мысли не приходило разбудить раба, и выставить его восвояси, хотя многие хозяева поступали именно так, закончив свои утехи. Большинство рабов отчаянно ожидало этого момента, и, едва получая дозволение, спешили прочь из хозяйской спальни. Исая, каждый раз просыпаясь утром в объятиях Тайреса, впадал в неумолимую панику, всё ещё страшась подобной дерзости.       Тайрес лежал на спине, одной рукой прижав к себе теплого омегу, и думал о том, какое забавное у того будет лицо по утру. Опять небось начнет рассыпаться в извинениях за то, что позволил себе отдаться слепой страсти, и за то, что дерзнул уснуть в постели принца. Тайрес улыбался, думая, как заткнет его поцелуем, от которого Исая зардеется ещё сильнее.       Тайреса морил сон, но на задворках сознания вертелись разные мысли о вранье Совета, будущем супруге, и о странном поведении Велиара. Несмотря на сброшенное напряжение, и полное удовлетворение от хорошего секса, сон кронпринца в эту ночь был тяжелым и беспокойным.