Между прошлым и будущим

В природе великое множество прекрасных, завораживающих явлений, красоту которых способен оценить даже самый не наблюдательный человек. Чего уж говорить о том, кто умеет не только смотреть, но и видеть? Посланник, чей лик скрывал глубокий капюшон, стоял на самом краю большого озера, из которого брали начало великие реки Стикс и Лета, и в которое обрушался широкий сильный водопад, льющийся, кажется, с самих небес. Граница миров. Тонкая, почти незаметная грань между добром и злом, жизнью и смертью, между прошлым и будущим. Здесь все эти понятия казались очень маленькими и незначительными, словно крошечные брызги или песчинки. Впрочем, наверное, в этом месте их и вовсе не существовало — пограничье все-таки. И как же, Великий Боже, правы те, кто утверждает, что можно бесконечно долго смотреть, как горит огонь и бежит вода! Посланнику, лишь приложив грандиозное усилие, удалось отвести взор от потоков воды, пленяющих своим могуществом и величием, и наконец-таки сделать то, ради чего он пришел в это час к границе. Правая рука взметнулась вверх, и мужчина начертил в воздухе замысловатый символ, который, будто по волшебству, вспыхнул пламенем — сначала ярко-алым, потом сменившим цвет на небесно-голубой. И в то же мгновение мерный рокот водопада ослаб, а стремительные потоки, словно льющиеся с самих небес на землю, раздвинулись в разные стороны, подобно диковинным портьерам, открывая узкий вход в пещеру. Сойдя с берега, туда и направился посланец, ступая по водной глади столь же уверено, как по земной тверди, и как только он вошел в темный грот, бурные потоки сомкнулись за его спиной, скрывая вход от любопытных глаз и отрезая путь к отступлению. В кромешной тьме, казавшейся живой, мужчина двинулся вглубь пещеры, однако долго блуждать в темноте не пришлось — не успел он сделать и десятка шагов, как один за другим стали вспыхивать факелы, освещая путь в неизвестность. — Я ждала тебя, Сын Божий, — в то же самое мгновение за спиной посланника раздался хриплый старческий голос. — Надеюсь, ты простишь мне вторжение, Пряльщица Судеб, — едва заметно вздрогнув от неожиданности, Иешуа, скинув капюшон, обернулся к слепой старухе, появившейся буквально из воздуха. — Ты не смог бы войти, если бы я сама этого не пожелала! В моих владениях никогда не бывает ни случайных, ни нежданных гостей, — несколько грубо ответила Парка и поманила мужчину за собой. — Идем, Сын Божий. Я слишком стара, чтобы вести столь важные разговоры стоя. — Тогда, полагаю, ты знаешь, почему я здесь? — поинтересовался посланец Небес, шагая по узкому извилистому коридору вслед за пряхой. Неизвестно сколько бы занял путь, пойди Иешуа без провожатой, вот только сейчас он буквально ощущал, как изламываются пространство и время, а тропа стелется под ноги, стремясь как можно скорее привести Судьбу и ее спутника в сердце пещеры — большую, если не сказать, огромную залу, где значительную часть занимал громадный, ни на секунду не прекращающий работать станок, на котором ткалась мировая история. — Он не проиграл, — усмехнулась беззубым ртом Парка, обернувшись к своему спутнику. Цепкий взгляд почти слепых глаз остановился на спокойном лице посланника, который с похвальным достоинством воспринял тот факт, что Владыка Ада заполучил-таки душу первой женщины. — Но он и не победил, — мягко возразил Сын Бога, задумчиво улыбаясь. Раньше Иешуа никогда не доводилось разговаривать с Паркой, однако слышал он о ней довольно часто. Пряха то в облике ребенка, то зрелой женщины, то старухи, как сейчас, появлялась то там, то здесь, совершенно невообразимым образом вмешивалась в извечное противостояние Света и Тьмы, путала обеим сторонам все карты. И каждый раз Иешуа задавался невольным вопросом: на чьей же все-таки стороне выступает живущая в вечной тьме Пряльщица Судеб? Поговаривали, Парка благосклонна к Владыке Ада, и чуть ли не с первых дней изгнания с Небес Люцифера, помогает ему. Однако Сыну Бога было известно и то, что именно она приложила свою костлявую руку к исчезновению Лилит, чем помешала разгореться пламени войны, в котором бы сгорело абсолютно все. — Разве ты не понял, Сын Божий? — тихо поинтересовалась Парка. Она подошла к своему станку и деловито проверила несколько нитей из великого пестрого множества других, тянущихся откуда-то сверху. Полотно ткалось как надо, даже личного вмешательства практически не требовалось. Опустившись на низкий трехногий табурет, пряха любовно погладила уже готовую часть бесконечного полотна, улавливая тонкими старческими пальцами замысловатый узор. — Я на своей собственной стороне, — усмехнулась старуха в ответ на мысли посланца Света. — Мне нравится мое полотно, а если ты или твой брат одержите крупную, окончательную победу, оно окажется безжалостно загублено. Равновесие — это очень хорошо. Я люблю, когда все идет правильно. Как сейчас. — И именно поэтому ты опять все свела к ничьей, — подвел итог сказанному Иешуа. Он так и остался стоять, хотя Парка небрежным жестом указала ему на тахту, где можно было вполне удобно расположиться. Полотно Судьбы так и притягивало к себе взгляд, манило, упрашивало прикоснуться и противостоять этому немому зову становилось все сложнее. — Возможно, и так, а может, и нет, — довольно усмехнулась Парка. Пальцы старухи отыскали нужные две нити — угольно-черную и серебряную, завязанные крепким узлом, избавиться от которого можно было разве что разрезав, уж слишком крепко были связаны судьбы. — Он упрямый мальчик и он, сделав верный выбор, заслужил небольшую награду, лекарство от скуки за века ожидания, — тихо продолжила пряха, и Иешуа потребовалось время, чтобы понять, «упрямый мальчик» — это Люцифер, Воланд, Владыка Ада. Пожалуй, посланец Небес многое бы отдал, чтобы увидеть лицо Падшего Ангела, искаженное от бессильной ярости, в тот момент, когда бы он услышал, как его называет Парка. — Вот только ты, Сын Божий, пришел ко мне не для того, чтобы разговаривать о моей стороне в вашем извечном противостояние. — Верно, — мягко согласился Иешуа и все же приблизился к станку. Остановившись за спиной Парки, он со странным трепетом рассматривал полотно, где давным-давно была выткана его короткая земная жизнь, а теперь творилась иная, полная умиротворения и спокойствия, несомненно, отличающаяся от той, что ждала Дьявола. Впрочем, тонкое чутье подсказывало Иешуа, что и сам Воланд не пожелал бы тишины, предпочтя ей вечное хождение по острым граням, наверно, поэтому он и взял себе в спутницы такую женщину. — И ты вряд ли пришел ко мне за предсказанием будущего, — продолжила Парка. Вот такие игры, хождения вокруг да около, доставляли ей немалое удовольствие, потому-то она часто и посещала землю в разных обличьях, раздаривая людям весьма туманные предсказания и советы. — Да, я нарушил твое уединение не для этого, — отозвался посланец Света. Взгляд теплых карих глаз скользнул выше — к нитям, теряющимся где-то во тьме под высокими сводами. — Я принес дар от Всемилостивого Творца, — в руках у Иешуа появился хрустальный ларец, открыв который, он положил подарок на колени пряхи. — Мне ли одной этот дар, Сын Бога? — насмешливо поинтересовалась Парка, опустив руку в шкатулку и нежно поглаживая содержимое. — Это, несомненно, для твоего полотна, Прядущая Нити Судеб, но и не только, — ответил Иешуа. — Он сказал, что правильный выбор должен быть награжден. Душа первой женщины заслужила прощение, и ей вернут то, чего она когда-то была лишена из-за своего поступка. — Награда для одной — дополнительное наказание для другого, — как бы между прочим заметила Парка, доставая из ларца одну из дарованных нитей жизни. Старческие пальцы ловко прикрепили пока еще прозрачную нить к черной и серебряной. — Жена и дети — это, конечно, счастье, однако жить Светоносному станет намного сложнее, — усмехнулась пряха, заглядывая в будущее. — Но так уж точно все будет правильно.