Я тебе не нужен

Они действительно были такими тугими, как и было написано в книгах. Тающий снег напитал почки орхолы влагой, и Май потратил немало времени для того, чтобы приноровиться и правильно рассчитать собственную силу. Зато когда он это сделал, дело пошло гораздо быстрее, и его коробочка, которую ему дал Грасс, была почти полна. Май осторожно срезал почки и старался не думать ни о чем, совсем ни о чем. Разве только о том, что до следующего месяца ему надо как-то выбраться в город, чтобы купить там немного снадобий для себя. Он до сих пор чувствовал влагу меж ягодиц, но Раят помог справиться с самым пиком, а слишком холодный для весны воздух охлаждал тело, и переносить желание близости было гораздо легче. Ничего, завтра к вечеру все закончится. И он сможет, наконец, объясниться с Павлом, хоть и стыдно попадаться ему на глаза. Май вскинул взгляд на виднеющуюся вдалеке крепость. Надо поторопиться. Скоро солнце покатится к горизонту, и к этому времени ему надо будет быть уже как минимум на полпути к Хай-Когону. За спиной совсем рядом хрупнула ветка, и Май резко обернулся. Сердце заколотилось от испуга, но вокруг только чернели стволы деревьев, чуть влажные от тающего снега. Отругав себя за излишнюю пугливость, Май снова потянулся к дереву, и тут словно из под ног, взмыли две гибкие высокие тени. Май отшатнулся, выпустив из рук коробочку, и влетел спиной во что-то теплое. В кого-то теплого. И утробно рычащего. Он испуганно рванулся, было, прочь, но от удара в шею потемнело перед глазами, и он упал вперед, краем угасающего сознания отмечая чьи-то холодные прикосновения. …Он снова был в постели. Он снова занимался любовью. Возбужденное тело горело, словно в лихорадке, а чьи-то руки ласкали его. Руки, губы, языки. Жадно касались его кожи, вылизывали изнутри и снаружи, словно пытаясь вобрать в себя его вкус, запах. От этих ласк он метался, стонал, заполошно умоляя дать ему разрядку. А когда пришло освобождение, он открыл глаза. Но сон не растворился, не исчез. Он продолжался. Только ощущения стали острее и ярче. Май растерянно оглянулся, но света едва хватало только на то, чтобы разглядеть собственную руку. Он попытался вырваться, но, в конце концов, оказался стоящим на коленях, а кто-то невидимый пристроился сзади, раздвинул его ягодицы и проник языком внутрь. Мая тряхнуло от страха и волны жара, которым отозвалось текущее тело на ласку, и он взвыл, дернулся в попытке уйти от слишком наглого прикосновения. - Не дергайся. Они не сделают тебе больно. Дай им тобой полакомиться, они слишком давно не пробовали соков таких, как ты. - Они? – прохрипел Май, пытаясь оглянуться, но все, что увидел – это мечущиеся тени. Горела кожа, не желающее слушаться доводов рассудка тело содрогалось от возрастающего удовольствия. Май не видел того, кто говорил с ним, только слышал голос и странный выговор. - Они. Подари им еще немного – и они оставят тебя в покое. На время. Май зажмурился, усилием воли заставив себя расслабиться. Ноющий от напряжения член тут же обняла чья-то прохладная ладонь, Май застонал глухо и излился, скребя ногтями. Содрогнулся раз, другой и рухнул на свое ложе, тяжело дыша. Лицо тут же обдало теплым воздухом, дрожащее тело накрыла теплая шкура, и до Мая донеслись тихие шаги, а потом – ликующий вой. От нахлынувшего ужаса Май сжался, зажмурился, и тут помещение залил неяркий свет. - Ты принес им радость. Они будут сильны и ловки. Май, чувствуя разливающуюся в теле слабость, повернулся. Медленно поднял глаза и застыл, не в силах пошевелиться от сковавшего его страха. Ласка… Вожак, которого зимой Май видел на холме. Пусть тогда он плохо разглядел его лицо, но взгляд… Пусть не было сейчас в нем ненависти, Май все равно узнал его. Но… - Вы умеете разговаривать?! – от удивления он приподнялся, даже забыв свой страх. Спохватился, отвел взгляд и только сейчас вспомнил, что даже не знает, где находится. Больше всего это напоминало пещеру. Нет окон, неровные стены, увешанные шкурами. Кажется, шкуры были везде. Они лежали на полу, закрывали вход, а одна такая же служила Маю одеялом. - Я умею не только разговаривать, - чужак рассмеялся и встал, а Май почти зачарованным взглядом уставился на его тело, отличающееся от человеческого разве только пропорциями. - Но я видел картинки в книге. Читал про вас. У вас есть клыки и когти. Вы ходите на четырех ногах. Вы… звери, - удивление ушло, сменившись почти детской обидой на то, что его обманули. - Звери? У меня есть имя. Меня зовут Аэт. Я умею говорить. Я умею плакать и смеяться. Я хожу на двух ногах, а в свою звериную сущность превращаюсь только, когда нужна скорость, - вожак ласок подошел к ложу Мая, откинул шкуру, которой тот был укрыт и, проведя пальцем меж его ягодиц, облизал его, не спуская взгляда с лица своего… гостя. – А ты? Считаешь себя человеком? Май покраснел и поджал губы, не найдя, что ответить. - Так я и думал, - Аэт усмехнулся, склонился к нему, и Май снова замер, глядя на то, как пульсируют зрачки в его глазах. И почему он раньше не заметил, что у этого существа нет белка, зато радужка светло-янтарного цвета занимает все его пространство? Это было красиво. И страшно. – Ваши книги писали сказочники. Мой народ живет здесь испокон веков. Мы всегда чтили природу и старались не вредить ей, но когда сюда пришли те, что называли себя людьми, равновесие нарушилось. Они пришли с войной. Они пришли за тем, что им не принадлежало. Они забрали с собой таких, как ты, вынудив оставшихся без своей пары идти следом. А потом и жить в своих городах и своих домах, изменив их. Сделав своим подобием. - Зачем я тебе? – от взгляда Аэта Маю захотелось спрятаться. - Мои… звери начали забывать, кем они были. Кто они есть. Они слабеют, и зима жжет их. Ты вернешь им силу, как уже сделал это совсем недавно. Твой запах и твой вкус заставят нас снова вспомнить, что такое быть лаской. Я отпущу тебя, как только ты иссякнешь, а я возьму то, что хочу. - Нет! Не надо… Аэт рывком вздернул его подбородок, принуждая смотреть в свои глаза. - А разве ты больше не хочешь увидеть своего сына? Попробуешь меня ослушаться и попытаться сбежать – и я оставлю тебя здесь до конца твоих дней. Выполнишь то, о чем я тебя прошу – вернешься домой. Май поджал губы. - Как я могу верить тебе? - А разве у тебя есть выбор? Или ты знаешь, куда идти? Май отвел глаза: - Нет. - Значит, выбора у тебя нет, - Аэт отпустил его и выпрямился. - Тебя покормят и дадут привести себя в порядок. Будь покорным эти сутки и, обещаю, в конце тебя ждет награда. Май закусил губы, чтобы не ответить что-нибудь резкое, и вытянулся на шкуре, прикрыв глаза. Наверное, он все еще спит. Да, точно спит. Иначе почему он верит тому, кому верить нельзя? Почему он больше не боится? …Его покормили. Обтерли влажными тряпицами. И оставили одного, лежащим на том же ложе. Он слышал их далекие голоса, хоть и не мог разобрать слов. Он смотрел в каменный свод, заменяющий потолок, и думал о том, что вода, которую ему дали, имела странный привкус. От нее бег мыслей замедлялся, а тело разгоралось все больше. Так, словно это его самый первый раз. Влажно между ног, не хватает дыхания и хочется стонать только от того, как овевает тело воздух. Май хотел коснуться себя, чтобы облегчить возбуждение, но к рукам словно привязали тяжелые камни. А потом погас свет. Пару долгих мгновений Май прислушивался к шорохам и звукам, но когда на его грудь легла чужая ладонь, он застонал протяжно и закрыл глаза. Они касались его везде. Вылизывали его тело, играли со ставшими чувствительными сосками, раздвигали бедра и жадно собирали текущую по ним влагу. Его вертели, словно куклу, он слышал их дыхание, чувствовал их тяжелый запах возбуждения. Они стонали от удовольствия, собирая ртом его семя. И ласкали, ласкали, ласкали, словно выдаивая его, иссушая. Он уже сбился со счета, сколько раз изливался и почти потерял сознание, когда его оставили в покое. Снова обтерли и, укрыв шкурой, позволили провалиться в глубокий сон. А утром началось все сначала... …- Ты обещал отпустить меня, – Май еле держался на ногах, но собственная одежда, которую ему наконец вернули, придавала сил и уверенности. - И я сдержу обещание, – Аэт стоял рядом. – Ты выполнил мою просьбу и моя стая теперь сильна, как никогда, - он улыбался, но его взгляд снова пугал. - Но тебя не было среди тех, кто приходил ко мне. Что же тогда нужно тебе? – задал вопрос Май, чувствуя, как замирает сердце. - Мне холодно. Меня давно не греет живое тепло, – Аэт развернулся к нему, провел пальцем по ожогу, и Май попытался отшатнуться. - Пусти! - Тебя поцеловал огонь. Отдай. - Что?! – Май потряс головой, борясь с ощущением кошмара. - Я сам заберу его у тебя, - Аэт приблизил свое лицо почти вплотную, оскалился, а потом, отогнув его голову, впился отросшими вдруг клыками в изуродованную щеку. Май дернулся и страшно закричал от боли. Взметнулось перед глазами пламя пожара – его уже привычный кошмар, лизнул своим огненным языком и словно поглотил, обняв все тело. Май захрипел, а потом ускользнул в благословенную темноту. …Он очнулся от холода. Тело, казалось, промерзло до самых костей, и Май свернулся в тугой клубок в попытке сохранить тепло. Сознание понемногу возвращалось к хозяину, и Май попытался понять, где он находится. Последнее, что он помнил – это лицо Аэта. А еще звучал в голове его голос. «Бойся того, кто живет среди теней». Май не понимал, да и не хотел понимать, что это значит. Не сейчас. А сейчас вокруг шумели деревья, в их верхушках завывал ветер, а тело закоченело от холода. Май со стоном распрямился, и взгляд упал на раздавленные, сплющенные почки орхолы. Сердце забилось отчаянно, и он, приподнявшись, завертел головой. Он знает это место. Отсюда его забрали ласки. Здесь он собирал орхолу. Значит, до крепости не так далеко. Окрыленный вспыхнувшей надеждой, Май неловко поднялся на ноги, пошатнулся от слабости, но устоял. Надо дойти, он сутки не видел сына. Как он, что с ним? Страх за малыша придал ему сил, и Май пошел к виднеющейся вдали крепости, моля всех богов, чтобы солнце еще хоть немного подождало. Идти было тяжело: тающий снег был рыхлым, и Май то и дело проваливался, хоть и смотрел под ноги очень внимательно. Но расстояние до крепости уменьшалось, и Май немного повеселел, хотя мысли о произошедшем и тревога за сына не оставляли его, мешая сосредоточиться полностью на дороге. Поэтому когда нога вместо ожидаемой твердой опоры вдруг ощутила пустоту, Май даже не успел понять, что изменилось, как кубарем покатился вниз по склону, обдирая руки. Его падение остановил ствол дерева, в который Май врезался плечом. Боль молнией пронзила все тело, и он заскреб ногтями по земле, застонав сквозь зубы. Когда она немного утихла, Май попытался встать, но только рухнул снова в грязь. От охватившего отчаяния и бессильной ярости на собственную беспомощность вскипели слезы под веками, но он только закусил губу так, что лопнула кожица, и попытался подняться снова. Но тело огрызнулось новой порцией боли, и Май заскулил, как раненный зверь. И солнце… почти село. - Раят… - когда под веками появился образ синеглазой альфы, губы шевельнулись сами. Кулаки сжались, словно концентрируя силу, и в воздух взвился отчаянный крик: - РАЯТ!!! В ответ завыл ветер в верхушках деревьев, и вконец обессилевший Май только рассмеялся горько и иронично. Достойный конец для уродца-омеги. Болит и ноет все тело, кожа на лице стянута слоем грязи, смешанной со слезами. И холод подбирается, готовый вцепиться в него своими когтями. Но это и к лучшему. Тело потеряет чувствительность и станет… хорошо. Совсем хорошо… …Он смотрел, как темнеет небо. Как появляются на нем первые звезды. Еще не очень крупные и не такие яркие, как летом, по-зимнему колючие. А потом они вдруг завертелись в хороводе. Сначала медленном, но с каждым новым витком набирающем скорость. Так уже было однажды. Когда после пожара он почти вот также лежал на земле и смотрел, смотрел в летнее небо. - Май!! Собственное имя донеслось до него, как из-под земли. Или его донес ветер. А, может, он спит? – Май!! А голос знакомый. Значит, действительно, спит. Он слышал, что когда люди замерзают – они засыпают. И больше не просыпаются никогда. - Май… Лошадиное ржание, сдавленные ругательства, на миг звездное небо заслонило чье-то лицо. Обдало теплом, и Май улыбнулся: ему уже нравился этот сон. Но когда вдруг его начали трясти, как сломавшуюся куклу, Май зашипел недовольно. Больно… Больно?! Май сморгнул. Казалось, что ресницы опускаются, а потом поднимаются медленно-медленно. - Май? И он словно утонул в синих глазах, в которых плескались ужас и… нежность? - Ра… ят… - выдохнул Май и улыбнулся. Это еще не конец, хотя до него немного осталось