For Him

Томас вздрогнул и стиснул края кожаной куртки, никак не предназначенной для сурового нью-йоркского климата, укутываясь в нее, словно в огромный шерстяной тулуп. Незапланированное интервью для какого-то известного американского телеканала в Нью-Йорке перечеркнуло собой долгожданную поездку домой, в Англию, где его уже ждали родители и сестра после растянувшегося практически на три недели промо-тура второй части. В чемодане у него были только пара рубашек, джинсы, черные брюки, другие вещи по надобности и — как назло прямо для Нью-Йорка — тонкая, осенняя ветровка, которую он надевал в особо ветреные дни во Франции, где климат был умеренный и легко воспринимаемый телом Сангстера, поэтому можно было спокойно обойтись с одной-единственной курткой, укрывающей его от парижской прохлады и моросящих капель. Без остановки клацая зубами, Томас пытался слушать вопросы интервьюеров, чувствующих, видимо, себя просто прекрасно в теплых дубленках и высоких зимних сапогах, в отличие от того же Томаса, стоящего в обычных кроссовках, которые утопали в полуметровых сугробах и теперь выглядели как потрепанное, размокшее нечто. К удивлению актеров, сегодняшнее интервью включало в себя не просто привычный вопрос-ответ, но и экскурсию по одному из самых известных парков штата Нью-Йорк — Уоткинс Глен. Сангстер, возможно, даже бы заинтересовался таким поворотом событий, если бы не два «но»: во-первых, поездка до парка от аэропорта занимала около пяти часов, из-за чего пришлось вынужденно трястись в автобусе (благо, что для их команды сняли специальный), когда тот натыкался на ямы, а во-вторых, теперь все ребята стояли в парке, до онемения конечностей и ротовой полости от холода выслушивая вопросы и рассказы о Нью-Йорке двух журналисток. В основном, как обычно, отвечал Дилан. С известной ухмылкой, шутками и широкой жестикуляцией, из-за чего Томасу вынужденно пришлось чуть отодвинуться, чтобы его, мало ли, не задело «лопастями» разошедшегося в ответах друга. Тот, замолчав, заметил настороженное лицо приятеля и, хлопнув его по плечу в поддерживающем и извиняющимся одновременно жесте (Томас решил расценивать его именно так), отвернулся к Кае, которая начала давать ответ на очередной вопрос от корреспондентов, нарочно не смотря в сторону возмущенного О'Брайена. Тот с широко раскрытыми глазами и открытым ртом смотрел на подругу, которая, вы только подумайте, забрала себе возможность вновь ответить на вопрос с привычной подковыркой. Дилан ограничился обычным вязаным свитером и курткой (никак не зимней), но выглядел лучше, чем покрасневший и замерзший Томас, поглядывающий на друга с явным удивлением и некой завистью, начинающейся с желания обладать таким же крепким телом и заканчивающейся на грезящих мыслях об этом теплом свитере. На его шее красовался купленный в каком-то магазинчике штата шарф, теперь плотно обтянутый вокруг его шеи, и Томас, вопреки вышеназванной зависти, почувствовал спокойствие, что Дилан точно не замерзнет и не свалится где-нибудь в сугроб, утопая в снегу. Сангстер, находясь в своих мыслях, не заметил, что съемочный процесс прервался на долгожданный перерыв, и теперь все разбрелись кто куда: одни взяли себе стаканчик с горячим чаем, который любезно раздавала одна из журналисток, другие прогуливались по окрестностям и фотографировались на фоне величественных деревьев, покрытых снежными хлопьями, и благодаря этому выглядят они так, словно ты находишься в сказке, будто даже в воздухе можно почувствовать эти чудесные и волшебные флюиды, заставляющие глаза сиять. Томас почесал глаза и, повернувшись на сто восемьдесят градусов, чтобы пойти прогуляться по заснеженному парку, чуть не врезался в два наполненных дымящейся жидкостью стаканчика, которые держал в руках Дилан и, только благодаря его удачной попытке удержать равновесие, он успел перехватить их покрепче. Недовольно шикнув, он нахмурился и протянул один из стаканчиков ему, Томасу, и тот посмотрел на него с благодарной улыбкой. Сведенные ранее брови расправились, и О'Брайен сам не сдержал широкой улыбки. Сангстер кивнул и облизал губы, чувствуя, как внутри разливается приятное тепло от выпитого горячего чая. Дилан стоял рядом, что-то говоря, но блондин слушал его вполуха, улавливая лишь какие-то отрывки фраз, вылетающих из незакрывающегося рта Дилана. Томас просто был рад, что он был рядом. Говорил, улыбался, успевал даже шутить, хотя ситуация никак не была настроена на позитивный лад (при такой-то погоде). Мысль о том, что онемевшие и замершие от нью-йоркского холода актеры испортили все интервью упрямо не хотела покидать голову Сангстера, поэтому он в очередной раз нахмурился, смотря куда-то на левую ногу Дилана. Тот, почувствовав, что его не слушают, подошел чуть ближе и, заставив поднять на себя взгляд одним прикосновением пальцев к подбородку, с немым вопросом заглянул в карие радужки. — Ты в порядке? Ой, дружок, смотрю ты вообще уже выпал, — О'Брайен по-доброму улыбнулся и, не дав сказать Томасу и слова, прижал его к себе, вынуждая блондина обхватить его тело руками, а головой уткнуться куда-то в шею. От шарфа тянуло чем-то пряным — то ли корицей, то ли гвоздикой, поэтому блондин, еще крепче вжимаясь в брюнета, незаметно для него начал вдыхать этот тягучий и приятный запах. Забота Дилана была для Томаса настолько привычным делом, что он даже не пытался как-то вырваться из кольца чужих рук на своей спине; вспоминая первый год их знакомства и те моменты, когда друг интересовался его самочувствием и все время строчил ему сообщения, когда узнал, что Сангстер в Лондоне приболел, и то, как сам сжимался и пытался как-то прекратить льющийся поток теплых слов и красноречивых взглядов от Дилана, становилось откровенно смешно, потому что сейчас, спустя три года знакомства, он готов проводить с ним двадцать четыре часа в сутки (если честно, искренне хотелось, чтобы такие дни не заканчивались и никогда не исчезали из памяти). — Спасибо, — пробормотал Томас, посмеиваясь и стараясь не обращать внимания на все еще включенные видеокамеры, потому что сейчас, даже если их и запечатлели, это было неважно, ведь рядом был человек, который убережет тебя от всех проблем мира, и ты будешь готов сделать тоже самое для него, потому что искренне ценишь его присутствие в своей жизни и то, что он делает для нее. Через пять минут все актеры вновь стояли на специальном месте, идеально подходившим для съемок своим удачным задним планом и выбранным операторами ввиду удачных ракурсов. Томас ютился около Дилана, не отходящим от него не на шаг; тот держал его за локти, стоя где-то позади и с улыбкой прижимал его к себе, не беспокоясь о том, что о них могут подумать. Ведь, опять же, думал Томас с легкой улыбкой, это неважно, потому что стоять вот так в объятиях О'Брайена и чувствовать, как немеют конечности и все замирает внутри не от холода, уже не имеющего значение, а от благодарности и чувств к этому человеку. Дилан держал блондина в кольце своих рук, положив их на его талию, и не обращал внимания на переглядки журналисток, перешептывания друзей и включенные камеры, мигающие назойливым красным огоньком. — Согрелся? — тихо спросил он, когда кто-то другой начал отвечать на поставленный ведущими вопрос. Шепот прямо на ухо заставил покрыться мягким румянцем. — Да, вроде, — Томас улыбнулся. — Спасибо. Внезапно О'Брайен отстранился и поднял руки вверх, снимая с себя шарф и несколькими движениями повязывая его вокруг шеи Томаса; тот удивленно посмотрел на вещь и запоздало осознал, что от него все-таки пахнет гвоздикой. Теплый и мягкий шарф согревал шею, и Сангстер, оборачиваясь, столкнулся с сияющими и улыбающимися глазами Дилана. Он усмехнулся и вновь притянул к себе Томаса, обнимая его за шею со спины. — Спасибо, Дилан, — вновь негромко сказал блондин, слегка поворачивая голову. О'Брайен отмахнулся и наконец-то перевел взгляд на двух журналисток, сейчас ведущих беседу с режиссером. Что самое интересное — с момента перерыва он не разу не пытался ответить на вопросы для телеканала, и Томас искренне сомневался, что тот вообще их слушал. Мысль об испорченном интервью сменилась другой, более актуальной: теперь оставалось только надеяться, что монтажеры вырежут то, что должно было остаться за кадром. И на лицах парней.