Ландыш и Лайм (Lilies and Limes)

— Знаешь, очень жутко, когда кто-то наблюдает за тем, как ты спишь. Невнятно прозвучавший и неожиданный комментарий вынудил Ганнибала отвлечься от рисования, и он увидел, как Уилл, бормоча что-то неразборчивое, потянул на себя простынь, которую откинул во сне. Ганнибал улыбнулся и продолжил дорисовывать раскинувшемуся и мечтательному Уиллу волнистые локоны. Со стороны кровати послышался вздох, а затем Уилл снова откинул простыни и попытался поймать его взгляд, не пряча улыбку и заинтересованный блеск в глазах. — Я не думал, что мешаю тебе, — ровным тоном ответил Ганнибал на заданный ему вопрос и вернулся к работе над рисунком, — в мои намерения не входило разбудить тебя. — Проснулся, когда ты отвел прядь моих волос с лица. Не такой уж вы и незаметный, доктор, — заметил Уилл, падая головой на подушку, — но я думал, что подыграю тебе и притворюсь спящим, чтобы ты мог продолжать. Хотя я мог бы одеться и вытереть слюни со своей щеки. — Сохранить объект в натуральном виде — единственный способ добиться его полного спокойствия. — Знаешь, ты не можешь использовать это оправдание каждый раз, когда начинаешь меня рисовать, — поддразнил Ганнибала Уилл, — ты говорил это, когда читал лежа на диване, играл с Цефи, смывал кровь со своего лица, ловил рыбу, лежал на пляже и… — Все эти понятия равноценны, — ответил Ганнибал, дорисовывая Уиллу морщинки, которые появлялись, когда он улыбался. — Я думал, что я больше не твой любимый объект для изучений, а твой муж. — Ты всегда будешь оставаться моим любимым объектом исследований, и я намерен запечатлеть все, что связано с тобой, — улыбнулся Ганнибал, наслаждаясь словесной баталией. — И что ты собираешься делать со всеми этими рисунками, — спросил Уилл и изогнул бровь, — будешь единолично восхищаться ими? — Возможно, — произнес Ганнибал с лукавым блеском в глазах, — или я мог бы, вероятно… — Нас не поймают только потому, что в ФБР получат по почте рисунки, на которых я изображен лежащим в постели, — слегка пожурил его Уилл. Ганнибал улыбнулся, затем решил закрыть альбом и отложить уголь, которым рисовал, чтобы вернуться в постель, потянув простынь, в нее же в знак протеста вцепился Уилл, не способный сдержать смех — этот приятный звук, перед которым Ганнибал никогда не мог устоять. Он даже не был против, что уголь запятнал чистые белоснежные простыни, когда они оба завалились в постель и остались в ней до полудня. Ганнибалу не стоило удивляться легкому холодку, который пробежал по его спине, когда Уилл появился на рынке в то же время, когда там был Лектер, присоединился к нему и взял его руку в свою. Легчайшего прикосновения каждый раз было достаточно, чтобы довести Ганнибала до состояния, в котором он начинал сомневаться в собственном здравомыслии. — Привет, — мягко поздоровался Уилл, сжимая пальцами его ладонь. — Здравствуй, — произнес Ганнибал в ответ, глядя на пышные цветы, лежавшие перед ним на прилавке. Он хотел выбрать несколько из них и поставить в вазу в качестве сюрприза, но Уилл Грэм сам по себе идеальный, хотя и очень своеобразный сюрприз. Лектеру стоит узнать и его мнение: — Которые из них тебе нравятся? Уилл указал на неаккуратно связанный пучок ландышей*, прекрасных белых цветов, казалось, что они выделяются среди остальных:  — Эти неплохи. — Думаю, я сделаю из них украшение для стола. Уилл рассмеялся звонким мелодичным смехом:  — Конечно, ведь не дай Бог мы просто сядем и поедим на диване. — Отделка дивана выполнена из вишневого дерева, а покрытие — из бархата. Испортить его — равносильно преступлению. — Забавно, ты этого не говорил, когда три дня назад мы на нем… Ганнибал рассмеялся, Уилл улыбнулся ему в ответ:  — Справедливый аргумент, — затем он заметил сумку у Грэма в другой руке, — что это у тебя? — Я подумал, что мог бы для разнообразия приготовить ужин, — предложил Уилл, — согласен? — Я был бы польщен, — ответил Ганнибал и с сожалением отпустил его руку, чтобы выбрать те самые цветы, которые он уже приметил. Он попросил продавца сделать букет из ландышей и добавить туда цветы лайма**, но не использовать никаких украшений, а затем отдал его Уиллу, который приподнял бровь и, задорно улыбаясь, взял этот букет. — Мило. Я должен покраснеть. — Это было бы усладой для моих глаз. — Может позже, — рассмеялся Уилл и перевесил сумку на локоть, чтобы снова взять Ганнибала за руку, — но я умираю с голоду. Пойдем домой. Если бы кто-то сказал Ганнибалу Лектеру, что кто-то будет готовить на его кухне, да еще и попросил бы его не вмешиваться, жить ему осталось бы недолго. Но Уилл не был похож на остальных, и в каждый из их совместных дней обладал неприкосновенностью, недоступной ни для кого другого. Помощь Ганнибала в приготовлении ужина ограничивалась тем, что он поставил цветы в вазу из изумрудного стекла и налил два бокала белого вина, затем сел у стойки и стал наблюдать за тем, как пальцы Уилла отделяют кусочки нежного белого мяса тилапии. — Что ты готовишь? — спросил он, поднося бокал к губам. Уилл улыбнулся и помыл руки, прежде чем снять чеснок и лук со слабого огня и переложить их на тарелку для последующего использования. — Что-то, чему я научился случайно, — пояснил он, наливая на сковороду оливковое масло, прежде чем отправить туда рыбу, — когда я был моложе, мне не удавалось справиться с рыбой: ее мясо разваливалось на части всякий раз, когда я пытался его приготовить. В конце концов, отец показал мне, как заранее извлекать косточки, чтобы не приходилось вытаскивать их во время ужина. — Но это занимает много времени, и рыба бывает вкуснее, когда готовится вместе с косточками, — произнес Ганнибал, глядя на то, как кусочки мяса начинают поджариваться по краям, и Уилл добавляет к ним чеснок и лук, — и ты хотел сделать все возможное, чтобы совместить в одном блюде и то, и другое. — Да, — согласился Уилл, помешивая содержимое сковороды, — но я начал готовить рыбу вот так, и у меня получилось. Стоит извлечь из непредвиденной ситуации все возможное. Если мясо рыбы разваливается, добавьте к нему нарезанные овощи и травы. Теперь это уже не катастрофа, а организованный хаос: разные ингредиенты и их вкусы смешиваются воедино, будто так и планировалось. Ганнибал мог только улыбнуться, глядя на столь прекрасное зрелище, и наслаждаясь еще одним глотком вина, он наблюдал, как Уилл выжимает сок целого лайма на сковороду, выключает плиту и еще два раза помешивает ее содержимое. Пахло потрясающе вкусно, в качестве гарнира Уилл выбрал коричневый рис, посыпанный кинзой, с небольшим кусочком сливочного масла. Они сели на свои места на противоположных краях стола и обменялись взглядами поверх букета, стоящего в середине. Попробовав блюдо, Ганнибал улыбнулся. — Восхитительно, — заявил он, и Уилл издал смешок, его щеки слегка покраснели, а в уголках глаз образовались морщинки. Их трапезу сопровождало молчание, слышалось только стучание вилок о фарфор: наслаждение прекрасным блюдом перевешивало желание начать беседу. Им хватало этого и в повседневной жизни. Тишина приятна: их жизнь до приезда сюда никогда не отличалась настоящим спокойствием. Потребовалось много времени, чтобы оказаться здесь. Многое было сломано и утрачено в пылу борьбы, но сейчас они тут, и это все, что имеет значение. Позже, уже ночью, Уилл даже не оторвал взгляд от книги, когда ощутил, что рядом с ним прогнулся матрас, и Ганнибал уткнулся лицом ему в шею, но он улыбнулся. — Привет, — мягко произнес он, поерзав на подушке, которую подложил под спину, и взял книгу одной рукой, чтобы другой обнять Лектера и зарыться пальцами в его волосы. — Здравствуй, — прозвучал приглушенный ответ Ганнибала, его дыхание щекотало чувствительную кожу и заставляло смеяться. Его ладонь прикоснулась к шраму на животе и огладила его, затем она легла на бедро Уилла, и Ганнибал притянул его ближе. Почувствовав касание, Грэм расслабился и сделал глубокий вдох, ощущая аромат свежих простыней, идиотски дорогой шампунь Лектера и нотки лаймово-мятного сорбета, который они ели на десерт. Спокойствие в глазу их бури. Ганнибал подвинулся, чтобы потереться щекой под подбородком Уилла, и пробормотал:  — Скажи это снова, — он не уточнял, что имеет в виду. Да и не нужно было. Лектер все равно просил об этом как минимум один раз в день. — Я люблю тебя, — тихо проговорил Уилл, и кожей почувствовал улыбку еще до того, как Ганнибал отстранился, и Грэм переместил руку ему на плечо. Их лбы соприкасались, они оба посмеивались. — Я люблю тебя, Уилл, — произнес Ганнибал, отвечая на его чувства, после чего они разделили медленный поцелуй. Когда они отстранились, Грэм не сдержал еще один смешок, и Лектер попросил снова:  — Скажи еще раз. Уилл сказал. Он говорил это снова и снова до тех пор, пока книга не выпала из его руки на пол, давно забытая на фоне вихря белоснежных простыней. Прим. автора: Язык цветов, который я обнаружила при поиске: Ландыш — ласка, смирение, счастье, доверие Цветы лайма — … вожделение и блуд (это совпадение, я клянусь! Я собиралась использовать лайм вне зависимости от его значения) Прим переводчика: цветы лайма в русской традиции имеют негативно окрашенное значение. У меня нет информации насчет англоязычных стран, если кто-нибудь знает, пожалуйста, напишите в комментариях.