The Smile of A Mother

У Джеймса Касла есть один очень важный секрет. Очень-очень большая тайна, которую знают совсем немногие. Например, дедушка Рэд. Или Эмили, но это потому, что Эмили и мама почти что сестры и делятся друг с другом всем-всем на свете, — а это значит, что и Джеймс может поделиться с ней своим секретом. Так вот, секрет — он не любит, когда его мама грустит. Его мама — самая лучшая на свете. Об этом все знают, потому что, в отличие от его секрета, это никакая не тайна. Это такая же непреложная истина, как и то, что Земля вращается вокруг Солнца — об этом должны знать все. (Слова «непреложная истина» он недавно услышал от тети Кости; она очень умная и знает много интересных слов. Он думает, что эти слова очень подходят его маме). Его мама может играть с ним часами напролет и ей никогда не надоедает. Она гуляет с ним в парке и позволяет ему кормить уток, которые плавают в пруду возле Мемориала Линкольна. Его мама читает книжки пока ему не надоест, и любит смешить его, читая разными голосами. Его мама всегда будит его, перед тем как уйти на работу, чтобы поцеловать и пожелать доброго утра, и абсолютно неважно, сколько на часах времени. Она поет ему колыбельные, чтобы он лучше спал (и всегда на разных языках, разве это не здорово?) и обязательно звонит ему, чтобы пожелать спокойной ночи, если находится в другом городе. А еще она красивая. Правда-правда, очень красивая! Особенно тогда, когда улыбается. Но мама очень редко улыбается. И очень часто грустит. Джеймса часто называют хорошим мальчиком. Слегка непоседливым, но внимательным. Послушным. Джеймс не уверен до конца в том, правда ли это, но изо всех сил старается, чтобы так оно и было; чтобы о нем не говорили того, чего нет на самом деле. Ведь Джеймсу очень важно быть и вправду хорошим мальчиком — так его мама будет грустить чуточку меньше. Он знает причину, из-за которой маме так грустно — она просто очень скучает по папе. Она скучает по папе с тех пор, как он умер. Именно поэтому маме так больно — потому что он умер. Джеймс думает, что это совсем нечестно. Почему папа должен был умереть? Он ведь был таким хорошим. С ним маме никогда не было грустно. Джеймс точно-точно это знает, потому что ему все об этом рассказывают, — и мама, и бабушка, и Алексис, — а они никогда не врут. Другие люди, может, и лгуны, но они — нет. Мама правда очень скучает. Нет, даже не так. Джеймс задумывается, пытаясь вспомнить слово, которое вычитал недавно в одной умной книжке. Она тоскует. Вот. Тосковать — значит скучать так сильно, что от этого становится немножечко больно. Джеймс записывает новое слово в тетрадку, старательно выводя буквы, чтобы не забыть. Записав, он быстро прячет тетрадку в ящик стола — иначе мама может увидеть, что слово «тоска» теперь соседствует прямо рядом со словом «смерть», — и на цыпочках крадется из своей комнаты в мамину спальню. Прокравшись, Джеймс щурится в полумраке, приглядываясь к кровати. На всякий случай, хоть он и знает, что мама не спит. Она почти никогда не спит. Она просто делает вид. Вон, даже ночник на тумбочке горит, для того, чтобы он нечаянно не споткнулся в темноте. Его мама часто плачет. Не так, как когда поранишь коленку и тебе обидно от того, что победный гол забил не ты, неет. Совсем не так. Мама плачет очень тихо. Она плачет когда никто не видит. Когда она плачет, ее никогда не бывает слышно. Иногда, ради этого, мама даже запирается в ванной и включает воду. Она не знает, что когда запирается, то он всегда присаживается под дверью — тихо-тихо, чтобы она не услышала. А еще — мама плачет во сне. Мама вообще очень редко спит, а если и засыпает, то только тогда, когда он ложится рядом и обнимает ее крепко-крепко. Но заснув, мама, почти всегда плачет. Беззвучно. Даже не всхлипывая. Слезы просто катятся по ее щекам ровными блестящими дорожками, и наутро на ее подушке остается мокрый след. Джеймс закрывает вмятину своей щекой, чтобы она не заметила, а когда мама исчезает в ванной, то переворачивает подушку другой стороной, сползает с кровати и идет за ней следом. Он наблюдает за ней, пока она красится. Упрашивает посадить на бортик ванной, чтобы было лучше видно. Мама смеется и берет его на руки. Джеймс крепко вцепляется руками в края ванной и клятвенно обещает не болтать ногами, прежде чем она успевает об этом попросить. Мама смотрит на него через зеркало и подмигивает, заливаясь смехом. — Почему ты так на меня смотришь, львенок? — спрашивает она по-прежнему смеясь. — Ты красивая, — честно-честно отвечает он. Потому что это правда. Мама замолкает, судорожно сглатывая, но не перестает улыбаться. Джеймсу хочется довольно хихикнуть в ладошку, потому что она редко смущается. Почти никогда. — Спасибо, львенок, — говорит она тихо. Он кивает, пожимая плечами. Странно, за что тут благодарить? Он нарочно измазывается сиропом за завтраком, чтобы мама, не прекращая смеяться, пыталась оттереть его чумазое личико. Он делает вид, будто хочет попробовать ее кофе, чтобы ей пришлось бегать от него с кружкой по всей квартире. Он истошно вопит и убегает, когда она, внезапно допив кофе одним глотком, медленно надвигается на него с явным намерением защекотать. Когда Джеймс наконец поддается, позволяя себя поймать, звонит телефон: маме пора на работу. — Изабелла отвезет тебя в школу, — мама завязывает пояс плаща и опускается перед ним на колени, чтобы поцеловать его в лоб и обе щеки. — Будь хорошим мальчиком, договорились? — Конечно, мамочка. Я люблю тебя. — И я люблю тебя, львенок, — мама обнимает его — крепко-крепко. — Сильно-сильно люблю. Когда она уходит, Джеймс подтаскивает свой стул к окну гостиной, чтобы видеть, как мама уезжает. Она опускает стекло машины и машет ему рукой на прощание. Он машет рукой в ответ. И думает о том, что непременно должен сдержать свое обещание. Он единственный, кто может заставить маму улыбаться. А это значит, что он просто обязан быть хорошим. Ведь если он будет хорошим, то маме, — может, только чуть-чуть, может лишь капельку, но все же не будет так грустно.