The Smile of A Mother

Фокальное повествование (POV) Сегодня — очень важный день. Сегодня воистину большой день. Сегодня мама осталась дома. Я бы радовался, да вот повод не совсем радужный: мама осталась дома, потому что я простудился. Нет-нет, не подумайте! Мама вообще часто остается дома, и для этого мне вовсе не обязательно простужаться. Что, в общем-то, хорошо, просто замечательно, потому что я не очень-то люблю болеть. Да и кто в здравом уме любит болеть? Хотяяя, если подумать, болеть даже чокнутые не любят. Ну, большинство из них. Ааа-пчхи! Искренне извиняюсь! Отойдите подальше, а не то я вас забрызгаю. Снова извиняюсь: ментальная картинка не из приятных. Брррр! В общем, как любит повторять дядя Харви (это мамин адвокат, если вы вдруг забыли) — факт остается фактом. Я очень — ааа-пчхи! — серьезно заболел. Плюсы — можно целый день валяться в большой кровати (в ней стоооолько места), и никто слова не скажет (впрочем, мне и до этого ничего не говорили). Минусы — у меня температура, я все время чихаю, но самое главное, — мне скучно. Мне невыносимо скууууучнооо. Нет, болеть все-таки отвратительно. Я искренне вам этого не советую. Вот еще один, можно сказать, самый главный плюс: мама валяется в кровати вместе со мной. Должен сказать, болеть с ней — гораздо уютнее. Даже немного… приятнее, что ли? И можно не бояться, что она вдруг заразится — у нее ведь сверхспособности. Тссс, это секрет! Никому не говорите! Только вот сейчас она куда-то ушла. Наверное, выскользнула из кровати, пока я спал. И звуки во второй гостиной тоже поутихли. Бабушка закончила репетировать? Не успел я подумать, что, наверное, мама спустилась вниз, чтобы принести тарелку горячего супа, как дверь распахнулась и она вошла в комнату. В руках она и вправду удерживала поднос, но отнюдь не с куриным супчиком. Ааа-пчхи! Аааа-пчхи! Вот засада! Самый настоящий рояль в кустах! И подумать только, от кого — от мамы! Продолжая сотрясаться в чихании и полный праведного ужаса, я с головой заполз под одеяло. Да-да, знаю, в моем состоянии, данная тактика слегка опрометчива, но я не хочу — аа-пчхи! — не хочу, не хочу пить эту гадкую, мерзкую микстуру от кашля! Вы хоть знаете, какая она противная? Брррр! Мамины шаги остановились и замерли совсем рядом с кроватью. Я слышу, как она аккуратно опускает поднос с лекарством на тумбочку, но не смею высовываться. Нет уж, дудки! — Так-так, — от звука маминого голоса я вздрагиваю, пусть даже я и спрятан под одеялом. — Господи, ты просто весь в отца. Хм. Столь неоднозначная реплика заставляет меня призадуматься. Папа тоже любил прятаться от мамы под одеялом? Интересно… Одеяло внезапно слетело прочь. Я завизжал и зажмурился, закрывая глаза руками от яркого света, и обиженно посмотрел на маму сквозь пальцы. Ладно, я слегка приврал. Свет в комнате неяркий, здесь висят шторы, но на маму я все равно обижен. И почему она улыбается? Так нечестно! — Послушай меня, мой маленький простуженный ковбой, — мамина улыбка становится шире, и я думаю, а можно ли, высунуть в ответ язык, — я не собираюсь играть с тобой в перетягивание одеяла, когда на моей стороне есть невольное преимущество, так что, пожалуйста, будь хорошим мальчиком, и выпей лекарство. — Ну мааааам, — да, я ною. Иногда это помогает. — Никаких «ну». — Она присела на кровать с протянутой наготове ложкой. — Открой рот. Подумав, я убрал руки с лица и взглянул на маму, стараясь выглядеть при этом как можно жалобнее. Все взрослые говорят, что мой взгляд — это мое тайное оружие. Понятия не имею, что они имеют в виду, но на маму мой взгляд вроде всегда действует. Всегда. Но, видимо, не сегодня. — Кхе-кхе, — делаю совсем уж несчастные глаза. — А где бабушка? — Она посчитала, что репетиция сцены, где король Лир сходит с ума, либо разбудит тебя, либо излишне травмирует. И нет, тебе не удастся меня отвлечь. Открой рот. — Не хочу. Кажется, еще чуть-чуть, и мама совсем рассердится. Упс. От чего там свихнулся король Лир? Ах да, его дочери не любили. Ну уж нет, я-то люблю маму! Но я не люблю микстуру от кашля. — Львенок, — мама, стараясь не сердиться, лучезарно улыбнулась, — пожалуйста, открой рот пошире. Я сделал ровно наоборот: захлопнул рот и помотал головой. Не буду я пить эту гадость! Только если мама не догадается использовать волшебное заклинание (пожалуйста-пожалуйста, пусть она не догадается!) — Львенок, тебе надо принять лекарство. — Оно мерзкое! Интересно, от чего это я весь горю — от праведного гнева или от температуры? — Но от него тебе станет лучше. Пожалуйста, львенок. Ради меня. Ну вот. Так я и знал. Она догадалась. — Знаешь что! Это шантаж! Это — аап-чхи! — уголовно наказуемое… Ложка с лекарством «самолетиком» угодила мне в рот. Гааааадость. Ну за чтоооо мне это? Хотя, если проглотить… Не такая уж и гадость, но естественно, я в этом ни за что не признаюсь. — Вот и все, — мама улыбнулась, явно довольная своей работой. — И стоило так упрямиться? — Так интереснее. Умеренное соперничество поддерживает в семье здоровый психологический климат. — Таааак… А этому тебя кто научил? — Тетя Кости, — ответил я, пожав плечами. Это же очевидно. — Она ненавидит психологию. — Ага, и тайком читает книжки по ней же. Только чур, я тебе ничего не говорил. Мама рассмеялась. Громко рассмеялась — счастливо. Я не выдержал и улыбнулся в ответ. Совершенно не умею на нее сердиться. Даже делать вид не умею. — Хорошо, львенок, я ей не скажу. Ты ведь на меня не сердишься, правда? Я сделал задумчивое лицо, заставив маму опять прыснуть со смеху. — А ты мне споешь? Ты всегда поешь, когда я болею. Если бы вдруг всюду отключили электричество, то ее улыбка могла бы осветить весь город. — Конечно, львенок. Конечно. Она залезла под одеяло, чтобы крепко обнять меня. Так я и заснул — убаюканный звуком ее голоса и уютным теплом ее объятий. Обнимать мама тоже умела — как никто другой. В общем-то, болеть не так уж плохо. Все в мире становится не так плохо, если ты точно знаешь, что тебя любят. А я знаю. Точно знаю.