Осень

Желтыми листьями шуршат страницы ее жизни.

      Она сидела за большим дубовым столом и смотрела в окно. «Опять осень, а еще вчера казалось, было лето, цвели полевые цветы, солнышко припекало и деревья стояли все зеленые. Куда так незаметно уходят ее годы? Они словно туман: растекаются белым маревом, еще миг — и все станет прошлым. «Хочу, чтобы все остановилось — время, замри! Я же волшебница, почему ты меня не слушаешься?!» Но все тщетно, время не остановит свой бег, и неумолимо приближается старость, сейчас она постучит к тебе своим сухим, костлявым кулаком, тук-тук. «О, Боже мой! Это старость?! Ах, нет, это всего лишь ветер запутался в ветках столетнего вяза и теперь никак не может выбраться, злится и стучит в окно. А я так испугалась — глупая, мне до старости еще очень далеко».       И чтобы доказать самой себе свою же правоту, она достает из верхнего ящика круглое зеркальце в очень красивой старинной раме из резной слоновьей кости. Это зеркало ей когда-то подарила одна светлая волшебница, умевшая колдовать руками.       «Ну, вот я же говорила, что совсем не старая». Она еще раз себя тщательно осмотрела в зеркальце. «И волосы у меня еще не седые и морщинок почти нет». Довольная увиденным, она тянется положить на место зеркало, и тут же замечает на дне ящика краешек пожелтевшей бумаги. «Не помню, как она тут оказалась». Отложив зеркало в сторону, она достает бумажку, и ей оказывается старая фотография какого-то мальчишки в драных джинсах и желтой майке.       «Ванька. Здесь совсем еще ребенок» Она грустно улыбается и находит еще одну фотографию с хмурым парнем в черных одеждах. «Глеб? Не знала, что у меня есть его фотография». И этот снимок она отложила, обнаружив в самом дальнем углу третий. «А это? Ох, это же Гурий. Потертая и след от стекла… странно, откуда тут взялся Пипин постер?»       Разложив фотографии на столе, она стала по очереди разглядывать каждую из них и вспоминать.       «Гурий Пуппер — просто супер. Он прилетел к нам из Магфорда… он прилетел ко мне из Лондона — столицы вечно сырой и промозглой Англии. Какой хороший тогда был матч между нашей тибидохской сборной и их невидимками, и хоть мы и проиграли, а меня выгнали из команды, но как он потом за мной ухаживал. Даром что привороженный». Она усмехнулась своим воспоминаниям. «И что же с ним стало? Женился на своей Петушкофф по настоянию теток, потом развелся, потом еще раз женился и снова развелся, теперь опять женится на восемнадцатилетней дочери Британского магната — Сюзи Керелай. Двое детей от второго брака, и скоро будет третий. Вот так и живет бывший игрок сборной невидимок, а ныне тренер юношеской сборной Англии по драконболу».       Второй снимок. «Глеб Бейбарсов — роковой некромаг. Вот уж чудо в перьях: тайна, отчаянная любовь, жизнь или смерть — ох, какими же мы глупыми подростками были. Но Глеб казался очень романтичным, и пусть это была не любовь, а всего лишь юношеские гормоны, и я любым его красным розам предпочла бы полевые ромашки — дело совсем в другом, в той игре, что с таким азартом мы играли, выбрав роли невзаимно влюбленных». Она тяжело вздохнула, переполненная образами далекого прошлого. «А Пинайлошадкин и вправду уникум: опроверг все законы мира некромагов, которые сам же себе внушил и тыкал в лицо каждому. Он полюбил по-настоящему, перестал строить из себя непобедимого темного и откинул все свои «не», чтобы только жениться на любимой девушке. Сейчас у него трое прекрасных детей, и, я думаю, он счастлив, хоть и стал подкаблучником».       Третий. «Ванька Валялкин — просто Ванька. Самый честный и преданный человек, которого я знала. Ваня никогда не умел ухаживать, редко дарил цветы, не из жадности — он просто не умел делать пустых, но красивых поступков. Тогда он казался мне одной самых незыблемых констант моей жизни, и я каждый раз проверяла его на прочность. Что ж, допроверялась — гранит дал трещину и рассыпался прахом у ног. Самый скучный и верный из моих поклонников сорвался с поводка». Она глубоко вздохнула и прикрыла глаза. «Все так хорошо начиналось: учеба в магсперантуре, Глеб, Гурий, Ванька борются за меня, а я лишь поддерживаю их интерес, подливая масло в огонь, и стою в сторонке, наблюдаю. Кто же мог знать, что Вялякин после поединка с Бейбарсовым на пятом курсе начнет темные заклинания учить и магию Вуду, причем преуспеет в этом деле. Сорвался мальчик прямо во тьму. Пять лет назад его выпустили из Дубодама, и больше его никто не видел. Говорят, он уехал в Болгарию, изучать Пурпурных огневиков, но столько лет тюрьмы не пройдут даром. Может, он тоже женился, а может и нет — Иван всегда был немного странный».       Был еще один парень — Ург, но его фотографий нет, да и что с ним стало, она знать не знает.       В дверь постучали и, не дожидаясь ответа, отворили.       — Профессор Гроттер, — в проем просунулась маленькая рыжая голова с озорными косичками, — занятия начались десять минут назад, у нас будет сегодня урок?       Гроттер ухмыльнулась — в голосе ребенка явно слышалась надежда.       — Да, Софья, будет, иди в класс и передай, что я сейчас приду, — ответила профессор и постаралась скрыть улыбку при виде расстроенной мордашки. «Ничего, им полезно заниматься, как говорила Медузия: «Труд и дисциплина — превыше всего» — так что нечего разгильдяйничать».       Девочка побежала в класс, а Гроттер, заправив выбившиеся прядки волос пучок и разгладив мантию, последний раз взглянула на три фотографии и вышла из учительской. Теперь она профессор Татьяна Леопольдовна Гроттер — декан светлого отделения, зам директора и преподаватель Нежитеведения, и ей совершенно некогда предаваться воспоминаниям: у нее много работы, ученики-лентяи, прожорливый кот Борис… и больше никого.       Как только дверь закрылась, разозленный донельзя осенний ветер выбрался, наконец, из веток вяза и, распахнув неплотно закрытое окно, принялся шалить: разметав по учительской свитки, гусиные перья и разлив чернила на документацию, он вылетел обратно в окно, прихватив с собой три снимка со стола.       Закружив фотографии как осенние листики, он рванул к океану, унося их прочь — туда, где о них никто не вспомнит, туда, где всему свое время.