***
Дорогу обратно Миронов погонял лошадь еще больше, хотя лес вокруг был спокоен, но время поджимало. За спиной он слышал перешептывания и иногда отзвуки поцелуев и усмехался в шарф. Ему почти удалось. Осталось вывезти этих двоих из страны и можно на покой. Правда, он ни в коей мере не строил иллюзий насчет последней части своего плана, осуществление которой также зависело от многих составляющих, которые, к сожалению, от них никак не зависели. Штольмана они высадили на въезде в город и тот пешком направился на вокзал. Крестьянин, едущий искать работы в бывшую столицу, не должен вызвать подозрения. Племянницу Миронов привез на тот же перекресток, где они садились в экипаж. На улице было совсем утро и имение скорей всего уже проснулось. Он помог Анне сойти и глядя, в ее просветленное лицо, серьезно сказал: - Если сейчас кого-то встретишь, скажи, что в церковь ходила или еще что правдоподобное. И самое главное, Аннушка. Ты должна держать себя как и раньше. Никто, включая твоих родителей, не должен заметить твоего счастья теперь. Я знаю, что ты плохо умеешь притворяться, но постарайся. Ради него. Ему по-прежнему грозит смертельная опасность, думай об этом. И во-многом от тебя тоже зависит его безопасный выезд из страны. Спрячь кольцо и сделай грустные глаза и потерянное лицо. О вашей свадьбе и даже о том, что вы виделись, никто не должен знать, даже родители. Если все пройдет правильно, тогда уже из Парижа им все и сообщишь. И еще… Когда я пришлю телеграмму, в Париж ты должна ехать одна. Тебе будет непросто это устроить, но это тоже необходимо. Можешь попросить отца сопроводить тебя до Москвы, но не дальше. Ты все поняла? - Да, дядя. – с удивительной для нее покорностью произнесла Анна. Видимо осознание опасности, которая по-прежнему угрожала теперь уже ее мужу, убедило ее лучше всех других доводов. Анна стянула кольцо с пальца и зажала в кулачке. – Потом повешу на цепочку. Хотя бы это можно? – уже с вызовом спросила она. - Можно. – улыбнулся Миронов этому ребячеству. – Прощай, Аннет. До встречи. Очень надеюсь, что она состоиться. – С этими словами он тронул лошадь, поехал сдать экипаж и после собраться на поезд. До его петербуржкого тоже оставалось не так много времени.***
Когда Миронов еще только рассчитывался за комнату, Штольман уже сидел в общем вагоне поезда, уносящего его в Москву. Ему было непривычно следовать чужому плану, непривычно бежать от неприятностей, а не встречаться с ними лицом… Все было как-то не так… Но он был не в том положении, чтобы отказываться от помощи. И хотя он прекрасно понимал вероятность доводов Миронова, перспектива отъезда из страны его не радовала. Но… Но теперь он был не один! И, откровенно говоря, его это очень радовало. И ради того, чтобы еще раз заглянуть в глаза любимой женщины, ради того, чтобы каждый день видеть ее улыбку, подаренную только ему, ради всего, что у них может быть впереди, он был готов переступить свое самолюбие и принять чужой план. Собственно, он его уже принял. И потому трясся в душном вагоне по пути в Москву.***
Петр Иванович ожидал приема у полковника Варфоломеева и жутко нервничал. Уже одно то, что он практически открыто пошел против полковника, когда не выполнил его приказа, вызывало беспокойство. А то, что сейчас ему любыми средствами нужно было выторговать жизни двух дорогих ему людей, заставляло покрываться потом. Он вполне допускал мысль, что может сейчас и не выйти из этого здания. Конечно, он не брал с собой ни бумаг, ни тетрадь, но Миронов не строил на этот счет иллюзий – если Варфоломеев захочет их от него получить, то получит, тоже любыми средствами. И хотя на руках у Миронова была пара сильных козырей, его противник был слишком сильным игроком с практически неограниченными ресурсами. И в его силах было уничтожить их всех одним росчерком пера. Полковник встретил его нейтрально, поздоровавшись и пригласив присесть. А после молча стал изучать бумаги на столе. Облегчать Миронову задачу, он явно не собирался. - Господин Варфоломеев, - начал, откашлявшись, Петр Иванович, - Вы ведь знаете, зачем я здесь. У меня есть некие, очень интересующие Вас бумаги и бонус в виде тетради. И Вы знаете, что я за них хочу. - И что же? – холодно спросил полковник. - Отпустите их. И меня. Дайте нам спокойно жить дальше. Полковник Варфоломеев посмотрел на Миронова долгим задумчивым взглядом, а потом неожиданно усмехнулся: - Господин Миронов, должен Вам признаться – Вы поступили так, как я и ожидал. И прекрасно справились с задачей, которую я Вам не ставил, но решения которой ожидал от Вас. Я действительно очень рассчитывал, что Вы не бросите эту ситуацию и поможете известным Вам личностям, а заодно привезете мне эти злосчастные бумаги. Не скрою, они действительно очень важны и тетрадь тоже. Настолько, что ради них я готов был многим пожертвовать. И рад, что жертвовать не пришлось. И да, уж, простите, пришлось использовать Ваши способности по полной. Но никто не справился бы с этой задаче лучше, а главное абсолютно без лишнего шума. Петр Иванович ошеломленно слушал полковника и смысл сказанного доходил до сознания не сразу. Единственное, что он понял почти мгновенно – что абсолютно неожиданно он в этой игре выиграл, вернее ему разрешили выиграть. - Где бумаги, господин Миронов? – спросил Варфоломеев. - Они в надежном месте. С собой я их не брал. Могу привезти их Вам или передать через доверенное лицо. Господин Варфоломеев, позвольте спросить, раз уж все прошло по Вашему плану, что же дальше? - Если не ошибаюсь, Вы предложили господину Штольману уехать? Предложение очень здравое. Его присутствие в ближайшее время действительно опасно для него. И даже я не могу дать никаких гарантий безопасности. Вы возвращаетесь в Париж к Вашей службе. Можете предложить Якову Платоновичу от моего имени помогать Вам. Думаю, примерно через год он сможет вернуться в Петербург, к своей работе. Если захочет, конечно. Уверен, в Европе он может быть не менее полезен для меня. Можете передать, что он пока остается моим агентом. Остальное меня не касается. Думаю, Вам пора собираться в Варшаву, не задерживайтесь в Петербурге – здесь скоро станет жарко. Мой личный адъютант проводит вас. Ему же передайте сейчас все бумаги. На этом Варфоломеев поднялся и отошел к окну, давая понять, что встреча окончена. Петр Иванович с трудом помнил все свои немного хаотичные перемещения и сборы и очнулся только в купе поезда на Варшаву. «Вот так… Недооценил я полковника! Но каков хитрец!» - с некоторым восхищением думал Миронов, смотря в окно на проплывающие мимо пригороды Петербурга. – «Ну что ж, хорошо все, что хорошо кончается. Теперь по приезду можно спокойно отправить приглашение Анне. И жить дальше…»***
Через две недели Анна нетерпеливо смотрела в окно поезда на пригороды Парижа. Ей стоило большого труда вырваться в это путешествие именно одной. После той сумасшедшей ночи, подарившей ей любимого мужа и надежду, она практически не выходила из своей комнаты, очень стараясь, чтобы родители не заметили ничего нового в ней. Было очень тяжело скрываться, но это сыграло только на руку, когда пришла телеграмма от дяди с приглашением пожить у него в Париже и немного развеяться. Единственное, мать никак не хотела отпускать ее в дорогу саму. Пришлось привлечь тяжелую артиллерию в виде отца и практически сбежать на поезд. Телеграмму дяде о приезде она дала уже из Москвы. И вот теперь, затаив дыхание, она следила за пролетающими за окном домами, от нетерпения притоптывая ногой. Она была одной из первых, кто вышел на перрон по прибытии в Париж. И сразу увидела фигуру, уже направляющуюся к ней. На сердце потеплело. ЕЕ Штольман… Теперь все будет хорошо.