***
До нового дома, находящегося на окраине небольшого швейцарского городка, оставалась пара часов езды. Даня с неугасающим энтузиазмом вёл внедорожник по наполнившимся машинами улицам, параллельно болтая с Лизой без умолку. Руслан всё ещё спал, а Настя сидела рядом, положив голову на его широкое плечо и сплетая воедино пальцы, чуть поглаживая юношеские фаланги. Сейчас она понимала, что делает всё правильно. Она едет в неизвестность, в новую жизнь, но чувствует себя невероятно счастливой, ведь люди, которые её окружают, стали новой семьёй — такой же любящей, заботливой, полной любви семьёй. Юлий устало потянулся, и в теле всё захрустело, свидетельствуя о том, что парень давно не разминался. Однако, возможности полноценно подвигаться не было — трасса всё шла и шла, и ближайшая остановка планировалась уже у нового места жительства. Даша поморщилась от неприятного звука хруста и приняла сидячее положение. Затем блондинка медленно проскользнула руками по плечам Юлика, и тот улыбнулся, привычно чмокая свою девушку в макушку. — Давай спину разомну, — произнесла она, жестом приказывая шатену развернуться к ней лопатками, и тот незамедлительно выполнил просьбу. Дарья аккуратно нажала кончиками пальцев на напряжённые мышцы, заставляя Онешко прикрыть глаза и расслабленно выдохнуть. — Можешь сильнее? — скорее поставил перед фактом, а не спросил парень, и девушка утвердительно кивнула, прикладывая чуть больше усилий. Через пару минут массажа Юлик стал чувствовать себя легче, его мышцы расслабились, и по всему телу разливалась приятная усталость, будто ты лёг в постель после тяжёлого дня. Мирна перевела руки с надплечий на бока, а затем скользнула под футболку, нащупывая пальцами кубики пресса и обводя каждый кончиками ноготков. Удовольствие волнами мурашек пробежало по юношескому телу, и он развернулся к блондинке лицом, встречаясь с ней взглядом. Девушка улыбалась, продолжая блуждать по коже под футболкой, и сдерживало Юлика только присутствие в машине друзей. Он готов был сорвать с себя эту несчастную майку, навалиться на Дашу сверху, прижимая её к светлой коже сидения и убирая такой ненужный атрибут, как одежда, покрывать каждую клеточку тела поцелуями, оставляя багровые следы принадлежности, доводя до исступления прикосновениями там, где только было дозволено, а дозволено ему было везде. Однако приходилось сдерживаться, ограничиваясь поцелуем в пухлые розоватые губы, слишком сладкие на вкус, уже родные и привычные. Юлий проскользнул языком в девичий рот, проходясь по резцам, уздечке, внутренним сторонам щёк, щекоча дёсны и нёбо, отчего Каплан усмехнулась и слегка отпрянула, но Онешко её не отпустил. Парень прижал её к креслу, обхватив руками за талию, а потом резко усадил на свои колени. Даша отстранилась на мгновение, сняла кеды и забралась на сидение с ногами, поудобнее усаживаясь на Юлике и лишний раз вызывая у того улыбку. Белые зубы сверкнули, как и глаза под густыми бровями, отливая графитной чернотой. Не то улыбка, не то ухмылка, и это Каплан видела каждый раз, когда ночь обещала быть неестественно долгой и жаркой. Девушка оглянулась и, понимая, что Руслан с Настей мирно сопят, а Даня всё ещё разговаривает о своём с Лизой, вновь припала к губам Юлика, стараясь не издавать громких стонов, которые она не привыкла сдерживать. Шатен пробрался руками под джемпер блондинки, пересчитывая позвонки и заставляя кожу покрыться мурашками, а затем плавно перевёл руки на грудь, скрытую гладким бельём. Даша отпрянула, напоследок проводя языком по горячим губам Онешко, и обхватила его ладони своими, проталкивая кисти под бюстгальтер и запрокидывая голову назад. Юлий готов был взорваться и прямо сейчас, именно в это мгновение сделать с Дашей всё, что захочет, но понимал, что не может, и им нужно подождать хотя бы пару часов, а потом полностью погрузиться друг в друга и в новую жизнь. — Вы, блять, потрахайтесь там ещё! — раздражённо воскликнул Руслан, и Даша, вся красная, быстро заняла своё место, гневно сверкнув глазами и тут же опустив их в пол. — Бля, братан, у меня же спермотоксикоз будет! — Юлик развёл руками, ещё чувствуя на них тепло женской груди, и положил на ноги подушку, покачав головой и отвернувшись к окну. — А у кого не будет? — Тушенцов усмехнулся и посмотрел на Настю, которая всё также безотрывно топила взгляд в шоколадного цвета глазах, поглаживая костяшки его кисти. Шатен легонько отнял руку от красноволосой и притянул Шпагину чуть ближе к себе, ладонью проскальзывая по тонкой талии и останавливаясь только на бедре, а затем и вовсе медленно, словно боясь спугнуть, опустился ниже, заводя пальцы в задний карман её джинс. Только тогда девушка смущённо отвела взгляд, остановив его на дороге, где уже проглядывались первые дома деревушек, и Руслан увидел чуть заметную улыбку на её устах.***
Шестеро стояли перед входом в дом — чуть больше снаружи, чем прошлое жилище, но намного уютнее и красивее. Панорамные окна выходили на часть леса и горы, а сам домик находился на ещё местами зелёном холме. Жёлтыми кляксами, иногда красноватыми и даже рыжими, чего не могла не отметить Лиза, деревья окружали коттедж, а где-то вдалеке виднелись мостовые Грюйера и даже одноимённый средневековый замок. Всё было таким новым, неизведанным, непривычным. Всё было другим, и ребятам это точно нравилось. Однако, заходить почему-то было страшно. Слишком многое произошло за последние несколько недель, и вот всё плохое закончилось. Несколько шагов, поворот ключа, скрип двери — и они в новой жизни. Молодые, весёлые и счастливые. — Пора, — тихо сказал Данила, подходя ко входной двери и доставая полученные у агента по недвижимости ключи. Вставив предмет в скважину, он сделал несколько поворотов, и его сердце готово было вырваться из грудной клетки прямо сейчас. Сам не зная почему, Даня волновался, и дыхание застыло в горле, а кровь — в венах. Лиза медленно подошла сзади и обхватила ладонью татуированную кисть, и они вместе потянули за ручку, открывая дверь не в новый дом — в новую жизнь. Запах недавно сделанной мебели приятно защипал нос, и свет ударил в глаза, заставляя даже поморщиться от неожиданности. — Здесь так… — начал Кашин, не в силах подобрать слова, которые наиболее бы точно отражали то, что он видит и чувствует. — Иначе, — закончил Руслан, опуская дорожную сумку на пол и прикасаясь к светлой стене кончиками пальцев. — Да, иначе, — согласился Данила, продолжая озираться по сторонам, — никаких лабиринтов из коридоров, никаких решёток на окнах, никаких чёрных обоев. Здесь так светло и просторно, — он вышел в центр зала, смотря на двор дома через огромную стеклянную дверь. — Тебе здесь нравится? — спросил Юлик, подойдя к другу и хлопая того по плечу. — Блять, ты не представляешь как! — рыжий опустился на бежевый ковёр с длинным ворсом, и по телу приятными волнами разливалось тепло, отчего именно было неясно — то ли от тёплого дома, то ли от тёплой обстановки и осознания того, что всё самое страшное теперь позади. — Я выбирал, — горделиво ткнул себя пальцем в грудь Онешко, широко улыбаясь, и Даня поднялся с ковра и обнял друга, похлопав несколько раз по спине, — ну всё, бери Дашу и иди, а то я твой член через джинсы чувствую. Друзья засмеялись, и Онешко взял в одну руку сумку с вещами, а в другую — протянутую блондинкой ладонь, после чего они скрылись на лестнице, ведущей на второй этаж. — Там наверху три спальни, две ванные комнаты и что-то вроде кабинета с библиотекой. Тут кухня, зал и ещё одна ванная, — проговорил Руслан, поочерёдно показывая в разные части дома, — ваша комната последняя по коридору, первая — Юлика с Дашей, а наша с Настей посерединке. Ванные на втором этаже предлагаю разделить по половому признаку, — Тушенцов усмехнулся и, взяв Шпагину за плечо, направился с ней на второй этаж, тоже захватив вещи. Даня глубоко вздохнул, наполняя лёгкие теплотой домашнего уюта. Юноша прикрыл глаза, ощущая ступнями то, насколько же мягкий под ним ковёр, а через мгновение понял, как же он устал. Устал ехать несколько дней, устал спать на задних сидениях машины, устал есть хот-доги на заправках и бояться, что вот этот пограничник точно не возьмёт протянутые вместе с поддельным паспортом деньги. Устал от всего, что было с ним последние два года. Однако эта усталость сменялась приятным ощущением, разливающимся волнами по телу. Распознать столь прекрасное чувство можно было легко, а описать — кратко, одним лишь словом — счастье. Открыв глаза, Данила невольно вздрогнул, не ожидая увидеть перед собой русую макушку Лизы. Парень усмехнулся, убирая выбившуюся пшеничную прядь Елизаветы за её ушко, и посмотрел на Неред с какой-то небывалой нежностью, заботой, чем-то семейным и тёплым во взгляде. — Чего вздрогнул? Я такая страшная? — прыснула девушка, широко улыбаясь и запуская руку в рыжие волосы Дани, зачёсывая чёлку назад. — Фу, волосы липкие! Девушка брезгливо одёрнула руку и снова засмеялась, но теперь вместе с Кашиным. — Ты не страшная, ты пиздец какая красивая, Лиз, — через несколько мгновений подобрал слова юноша, притягивая собеседницу к себе и прижимая так крепко, как только мог, стараясь не сломать хрупкие рёбра, но прочувствовать каждым миллиметром кожи её дыхание, голос, нежность. — Задушишь, — прохрипела русоволосая, и Данила нехотя отпрянул. — Я хочу в душ и тебя, что мне делать? — через пару секунд протараторил он, ловя на себе искрящийся радостью ощущения нового взгляд. — Совмещай, — одними губами ответила Лиза, тут же опустив глаза в пол, но рыжий поднял девичье лицо за подбородок и чмокнул в уголок рта. — Мудрое решение, — ответил тот в уста Неред, хватая её за руку и быстро ведя за собой на второй этаж. На этот раз не нужно было петлять никаких коридоров — только прямые несколько метров с красивыми современными светильниками на светлых стенах, и вот по левую руку, оказалась ванная комната — большая, чистая, уже наполненная полотенцами, белыми тапочками и махровыми халатами — приветственными бонусами от агентства недвижимости. Даня сжал руку Лизы ещё крепче, заставляя ту поморщиться, но тупая боль только сильнее завязывала в узел внутренности, приятной истомой распространяя дрожь по всему телу. На минуту он отпустил девушку, настраивая воду идеальной температуры, но потом опять повернулся к ней, вновь сжимая плечо в татуированной ладони. Одним движением Данила снял с Лизы так полюбившуюся ей чёрную с красной надписью толстовку, и перед глазами возникло целиком обнажённое сверху тело. — Лифаки для лохов? — усмехнулся он, также быстро стягивая с себя кофту и откидывая её в корзину для грязного белья. — Да, — коротко отрезала девушка, безотрывно смотря в голубые глаза и на ощупь расстёгивая джинсы Дани, стягивая их вместе с боксерами. То же действие повторил и собеседник, однако, гораздо медленнее, растягивая момент с секунд на, казалось, часы, проскальзывая большими ладонями по только что оголённым ягодицам, сильно сжимая их, впиваясь в кожу короткими ногтями, но всё же оставляя чуть заметные следы-полумесяцы. Когда джинсы с бельём, наконец, оказались на полу, а не на Лизе, Данила взял её руки в свои и потянул за собой в сторону душевой. Они встали под тёплые струи воды, которые стекали сверху из центральной части кабины. Они стояли под потоками несколько минут, не в силах сдвинуться с места, начать делать что-то. Просто стояли и держались за руки, согреваясь не то теплотой воды, не то жаром друг друга. Наконец, Даня сделал шаг вперёд, соприкасаясь кожей с Неред, наклонился и прикрыл глаза, на которые неустанно стекала вода, касаясь чужих губ. Языки сплетались вместе, вычерчивая сквозь уста узоры и топясь в потоках воды, что всё лилась и лилась сверху, смывая всю усталость и боль — как физическую, так и душевную. — Я так хотел прикоснуться к тебе, когда был там, в изоляторе, — начал Даня, отрываясь на секунду и вновь прильнув к возлюбленной. — Завали ты уже ебало, сентиментальный долбоёб, — прервала дальнейшие реплики русая, обхватывая юношескую спину руками и чувствуя, как в широкой улыбке расплылись его губы. — А ты тогда чёрствая сука, — процедил он, резко оттягивая нижнюю губу Лизы и случайно прикусывая её. — Я тебе за это отомщу, — русоволосая вытерла тыльной стороной ладони выступившую капельку крови и облизнула ранку. — Только не на члене, я тебя умоляю! — поднимая руки кверху, взмолился Кашин, и Неред в очередной раз звонко засмеялась. В миг с лица Данилы сошла улыбка, и он нахмурился, наступая на Лизу и заставляя ту опереться спиной о стенку кабинки. В глазах девушки зародились нотки непонимания и отдалённого страха. — Ну всё, шутки в сторону, — прошептал он низким, заглушающим звонкую воду голосом над самым ухом, и по девичьей спине пробежали толпы мурашек, — иди ко мне. Молодой человек снова припал к припухшим от поцелуев губам, стараясь растянуть удовольствие и не начать действовать прямо сейчас, но Лиза сама не выдержала первой и обхватила рукой Данину плоть у основания, тут же проскользнув по всей длине и вызывая у Кашина рваный стон, который он тут же подавил в её ключице. — Опять ты начинаешь раньше положенного, — раздражённо сказал парень, перехватывая тонкое запястье. — Иди на хуй, я так хочу, — Неред опустилась на колени перед Даней, и тот обречённо выдохнул, всё же сделав шаг в сторону Лизы и прикрывая глаза. Девушка ухмыльнулась и продолжила двигать рукой вперёд-назад, отчего Кашин стал дышать ещё тяжелее. Вода стекала по его чёлке, переходя на шею, грудь и живот, в конце оказываясь на руке Лизы, а чуть позже — и на её губах. Русая макушка активно двигалась, и Данила обхватил рукой мокрые, чуть потемневшие от воды волосы, наматывая на пальцы и жёстко оттягивая назад, чтобы его девушка, наконец, остановилась, ведь настало время его хода. Голубоглазый взял её за плечи и резко поднял, заставляя всем телом облокотиться на холодную полупрозрачную дверь душевой кабины так, что любой, кто стоял бы в комнате, видел очертания женской фигуры и бледность молочной кожи. Лиза оперлась двумя ладонями о дверцу, прогибаясь в спине и всё больше подстёгивая юношу слиться с ней в одно целое, забывая обо всех границах, забивая на все границы, только бы чувствовать, как ключом бьёт его кровь во вздувшихся от напряжения и возбуждения венах, как пламенем жжётся его дыхание, утопающее в её волосах и шее. Медленно проскользнув по коже между ног, Даня задержал руку на пучке скопившихся нервов, проводя по нему несколько раз и плавно переходя дальше, массируя кончиками пальцев складочки и входя сначала только указательным и средним. Лиза выгнулась ещё сильнее, стараясь усилить ощущения, которые и без того взрывами раздавались в ушах, но их не хотелось заглушать — только усилить, сделать громче, как и стоны Дани над самым ухом. — Опять ломаешься, школьница? — с издёвкой в голосе прохрипела Неред, и парень раздражённо потянул зубами мочку её уха, вызывая чуть заметную покалывающую боль, которая только удваивала получаемое удовольствие, и Кашин прекрасно это знал. — Я буду с тобой делать то, что хочу и когда хочу, — грозно произнёс он, доставая пальцы и звонко шлёпая оголённую, и без того красную кожу ладонью, а затем повторяя действие ещё несколько раз, — понятно? — Нет, повтори, пожалуйста, ещё раз, — провоцируя, ухмыльнулась русоволосая. — Как ты меня заебала, — всё же улыбнувшись, ответил Кашин, резко входя и прикусывая шею девушки. Кареглазая взвизгнула, а потом снова рассмеялась, всё же добившись своего даже быстрее, чем она предполагала. Даня буквально вколачивался в неё, двигаясь рвано, резво, резко, зажимая ареолы между фалангами и покрывая все доступные для рта участки кожи багряными пятнами. Он хотел больше и чаще, сильнее и быстрее, ярче и эмоциональнее. Он хотел получить от Лизы всё, что возможно, всё, что позволяло её тело. Он хотел выжать из девушки все соки, чтобы она не могла ходить, стоять, сидеть, но просила повторять это с ней снова и снова. Резко Кашин вышел, отдышался, несколько секунд обдумывая уже принятое решение, а потом прошептал: — Будет больно. Даня поцеловал Лизу в шею, а затем снова ввёл в неё два пальца, но теперь выше, чем обычно, в новое, неизведанное. Девушка вскрикнула, пока не понимая, от боли или неожиданности, зажимая рот рукой и не смея возразить, отказаться. Слишком властен над ней был юноша, контролируя все органы чувств, захватывая каждый атом и подчиняя себе целиком и полностью. Через несколько минут Лиза почувствовала в себе чужую плоть, закрывая рот уже двумя руками и стараясь не поскользнуться на эмалевом покрытии кабинки. — Интересно, почему желание заняться анальным сексом появилось у тебя после тюрьмы? — дрожащим голосом произнесла девушка, всё же привыкнув к разрывающей изнутри боли, на что получила очередной шлепок и ещё более быстрые движения. Данила прошёлся татуированной рукой по девичьей груди и животу, вырисовывая те же буквы на молоке Лизиной кожи. Снова проводя кончиками пальцев между ног, он аккуратно вводил их и беспорядочно двигал, переходя то на пучочек возбуждённых нервов, то во внутренний девичий жар. Юноша чувствовал, казалось, каждое движение её тела, каждое сокращение её мышц на себе, кусая кожу всё сильнее и сильнее, оставляя метки всё ярче и ярче, двигаясь всё быстрее и быстрее. И вот он уже на пределе, выходит, извергаясь на мокрую спину, чувствуя, как звон в ушах переходит на искры в глазах, и исступление взрывается по всему телу петардами, заставляя обессиленно опуститься на колени перед девушкой, разворачивая её к себе лицом. — Больно? — увидев, что глаза Лизы неестественно красные, спросил Даня, но та не ответила, лишь прикрыла глаза и улыбнулась. Парень придвинулся чуть ближе, языком проходясь между бёдер Неред и сквозь шум воды услышав, как тяжело та дышит. Он выводил узоры, буквы кончиком языка, стараясь прикоснуться к каждому миллиметру её нервов и через несколько мгновений, наконец, услышав протяжный, никак не скрываемый стон. Девушка опустилась на колени рядом, беспомощно ложась на спину, отчего из-под небольшой толщи скопившейся воды виднелись только половина её головы, ноги и выступающая грудь. — Прости, что так внезапно, просто… Захотелось тебя целиком, — честно признался Данил, и девушка ухмыльнулась, стараясь не выдавать ноющую боль. Она готова была на всё, чтобы юноша получал то, что хочет. И он это прекрасно знал.***
На столе стояло несколько бутылок дорогого алкоголя, тарелок с разными закусками и блюдами, которые наготовили девушки в честь празднования новоселья. Стол находился в центре зала, и шестеро сидели за ним, удобно расположившись: Даша облокотилась на плечо Юлика, держа в руках большой бокал красного полусладкого, Руслан приобнимал за талию Настю, готовясь услышать тост и осушить бутылку лучшего в новом городе пива одним махом, а Даня стоял со стаканом Джека посреди зала, пытаясь подобрать самые нужные сейчас слова. — Этот год был тяжёлым, — начал он, и все засмеялись, вспоминая одинаковое всех президентских новогодних поздравлений начало, — я бы даже сказал, пиздец каким тяжёлым. Это, блять, что вообще? — рыжий развёл руками. — Я отсидел, пацаны. В изоляторе, правда, это ещё не тюрьма, но будем считать, что отсидел. Все улыбались, слушая то, как друг вспоминает какие-то страшные или счастливые моменты их последних месяцев, недель и дней, невольно переживая это снова, чувствуя те самые эмоции каждой клеточкой тела, переживая всё заново. — Было больно и так страшно. Я думал, что могу не пережить, — Даня выдохнул, потупив взгляд в пол и понимая, что друзья резко обернулись на него, слушая внимательней, — не пережить весь этот кромешный пиздец. То, что мы делали — это самое ужасное, что было в нашей жизни. Но… В то же время это дало нам всё, что мы сейчас имеем. Деньги, охуенный дом и самых лучших девушек на свете. Онешко в тысячный, казалось, раз за день чмокнул Мирну в лоб, Руслан притянул Настю ещё ближе, а Даня посмотрел на свернувшуюся калачиком на диване Лизу, которая вдохновенно его слушала. — Давайте жить так, чтобы всё, что у нас есть, продолжало присутствовать в нашей жизни, нашей общей, единой жизни, потому что без вас её бы не было. Я вас невъебенно люблю, ребята, потому что вы и есть моя жизнь. Кашин протянул стакан с виски в центр стола, и все поднялись с мест, протягивая свои напитки. По залу эхом разлетелся звон чокающихся бокалов. Это и был звук настоящего счастья. Да, они стали счастливыми. По-настоящему. Не мимолётно, минутно, еле заметно, а по-настоящему, теперь уже навсегда. Наверное, ребята просто хотели этого всю свою жизнь — счастья. Когда они начинали торговать наркотиками, когда терпели насилие в публичном доме, когда боялись ступить и шагу в жилище с бесконечными коридорами, они просто хотели быть счастливыми. И они стали. Они были любимы, и они любили. Они стали счастливыми и, что самое важное, они стали счастьем, самым настоящим, друг для друга, непередаваемым и для каждого своим. Светлое счастье, любившее царапать ноготками татуировки на руках своего сильного, всегда защищающего, смелого счастья. Красное счастье, готовое сделать всё, чтобы её чёрное счастье было здорово и не чувствовало вину и страх из-за того, что случилось в комнате с металлическими шкафами. Русое счастье, вытаскивающее своё рыжее, авторитарное счастье из бесконечных лабиринтов самоненависти, самопрезрения, самоубиения, порождаемых миллионами мыслей о том, что всё это так неправильно и больно. И сейчас этих лабиринтов больше не существовало. Теперь лишь белоснежные стены со светильниками и бежевый ковёр с длинным ворсом, а внутри сознания — такое же светлое, белое счастье.