***
— Это безумие, это полное безумие! — Слушай, я перекинусь парой слов с этим духом, скажу ему переть к остальным, а то он не торопится, вот и все. — Ага, только при этом я окажусь в копытах моего брата! — У тебя силы стихий, браслета, два возрождения, а ты боишься брата? Амадео фыркнул. Чёрт тихонько потыкал его в ногу, привлекая к себе внимание, после чего сказал довериться Сантьяго. Безрогий тяжело вздохнул, сказал Агате продлить проживание в номере, если он не вернётся через шесть дней, и вышел на улицу. — А, да… чёрт… держись подальше от Скерцио. — Но… — Даже если я у него буду. Не хочу тебя впутывать. Чертенок не стал возражать, все равно бы это ни к чему не привело. Амадео побрел в центр города. По улице бежал оленёнок, раздающий газеты. Он сунул одну безрогому и ускакал к следующему прохожему. Амадео посмотрел на первую страницу местной газеты… Скерцио был здесь. Прекрасно. Не надо даже его искать по всей стране. Красноглазый стал приглядываться к прохожим, как вдруг в кафешке на открытом воздухе заметил знакомую олениху… ту, что пыталась увести его к мафиози в отеле. Он свернул в кафешку, сел за соседний столик, повернувшись к ней спиной, будто не видел её, и взял меню. Олениха сама подсела к нему. — Помните меня? — Ваши глаза сложно забыть. — Зайдете ко мне? Она вновь пленяла его взглядом. Олень усмехнулся и, приблизившись к ней, тихо отвечал. — Только если пару часов мы будем действительно одни. Надеюсь, вы понимаете, о чем я. Тигриные полосы у вас различить сложно, но возможно. Олениха под шерстью густо покраснела. Она изучила Амадео и, лукаво сощурив глаза, усмехнулась, затем заговорила, понизив голос. — Ну, раз вам известно, на кого я работаю… ладно, я могу сообщить о вас чуть позже, он вернётся лишь вечером, если не подать сигнал, так что… — Она подмигнула. В комнате было тепло. Темно-зеленые обои с золотистым узором, крепкая мебель, стилизованная под давние времена, почти все место занято широкой массивной кроватью, на которой лежала олениха, прикрыв глаза. Амадео же стоял около небольшого окна и смотрел на улицу. — И часто ты забавляешься с теми, кого нужно ловить? — Босс платит плохо и держит в страхе. Можно и поискать хоть какой выгоды, — она потянулась и сообщила по рации боссу местоположение безрогого. — К тому же, не запрещено. Что ж, прощай, за тобой скоро придут. Амадео рухнул на кровать и стал ждать. В комнату час спустя вошёл белый олень со шрамами. Он встал около безрогого и уставился на него тупым неподвижным взглядом, будто ждал, когда красноглазый сам догодается. — У тебя имя вообще есть? Работник Скерцио долго молчал, будто в его окаменевшем мозгу начался сложный процесс, который давалась так же тяжело, как если бы он пытался заставить вновь работать старый сложный несмазанный механизм, часть шестеренок которого уже успела приржаветь друг к другу. Наконец он ответил приятным басом, медленно выговаривая и растягивая слова. — Уильям. — Уильям. Вот скажи мне, Уильям, какого рожна у тебя такой тупой бесчувственный взгляд. — Я выполняю работу, как машина. Машинам не нужны чувства, — он нахмурился и потупил взгляд. — И твои слова звучали обидно. — Тебе нравится эта работа? — Нет. Если не думать, терпеть можно. Деньги нужны. Сестренке плохо. И маме плохо. Но сестренке хуже. — Он угрожает тебе? — Если работаю хорошо, нет. А сестренке плохо. Болеет она. Не долго осталось. Амадео дернулся. Телохранитель стоял, нахмурившись, губы его дрожали. — А что тебе нравится? Телохранитель будто долго пытался разгадать смысл слов, а потом заулыбылся и поднял взгляд на Амадео. Его взгляд был уже не таким тупым, как в начале. — Вязать люблю. И готовить. А ещё зверей. Они красивые… — Он осекся, что-то вспомнив, взгляд вновь отупел. — Пора тебя вести. Долго говорили. Босс рассердится. Амадео вздохнул и поплелся следом за Уильямом. Им навстречу вышел другой телохранитель, ругнулся и огрел безрогого дубинкой. Красноглазый пришёл в себя в тёмной комнате. Окна занавешены, свет выключен… Амадео попробовал двинуться. Он привязан к чему-то. Свет включился, перед безрогим стоял его брат. Больше в комнате никого. — Так, так, так. Dr Deer God, — он садистски улыбнулся. — Амадео, — сухо откликнулся безрогий. — Любимый богом. Что-то твой бог забыл о тебе, — Скерцио рассмеялся. — Ах да, твой бог уже покойник. Живой, но покойник. — Не то, что драконы, не правда ли? — Амадео усмехнулся. Скерцио впервые при нем поправил шляпу, так что теперь поля не закрывали глаза. Они были огненно-желтые, зрачок узкий, цвета меда. Из его пасти в любой момент было готово вырваться пламя. — О да, ты прав. Но что же ты, Амадео, мне мешаешь? Этот браслет по праву принадлежит мне. Какого черта ты встал на моём пути. — Потому что я Амадео. Амадео Сальтаформаджо. Глаза Скерцио стали сереть. — Брат?! Голос Сантьяго в голове Амадео попросил безрогого говорить больше с духом, чем с братом. «И как я отличу? По глазам», — пронеслась в его голове немного погодя. Безрогий хмыкнул и стал следить за собеседником. Чем больше серого появлялось в его глазах, тем тревожней становилось его дыхание его ноги начинали дрожать и подкашиваться, во взгляде был страх. — Конечно, твой бог не допустил бы такой глупости, что наследовать реликвию должен младший. — Мои боги не допускают ни одной глупости! — глаза вернули прежний окрас. — Это ты говоришь с такой уверенностью, будто сам проследил все их действия. — О, куда лучше! Я и есть наполовину мой бог! — Ты был одним из лучших. — Да. Мой бог ненавидел своих врагов. Я положил головы сотен лошадей к его ногам. Бог ненавидел трусость. Я покарал тысячи трусливых адептов. Он ненавидел бедность. Я украл десятки тысяч золотых у других глупых адептов и неверных. — Тогда почему ты не объединишься с остальными избранными, чтобы вернуть богов?! Их былое величие! Могущество! Славу! Разве ты изменник?! — заговорил вдруг Амадео помимо своей воли голосом Сантьяго. Скерцио закрыл глаза и нахмурился, напрягая память. Вдруг он усмехнулся и проговорил, рассмеявшись. — Точно! Помогая этому треклятому недоумку Скерцио, я забыл о главном… но теперь-то он не будет мешать своей погоней за браслетом. Я исполню свой долг и покажу верность богам! Ну а твоя история, Амадео, на этом закончена. Он выхватил кинжал и ударил безрогого точно в сердце. После он заговорил сам с собой, а глаза его меняли цвет. Когда они были серыми, говорил Скерцио взволнованно, испуганной, чуть не плача. Когда же они становились огненно-желтые, он говорил уверенно, с издевкой, будто ему было смешно от того, что происходило вокруг. — Ты… ты убил его! — Я? Это ты во всем виноват. Твоё тело, твой кинжал, твой брат, да и мотив есть. Кому ты докажешь, что это сделал адепт, которого, может, и на свете нет? — Но ведь… — Sicarius es. — Ты все это время просто использовал меня. — Да, это странно, но ты не поймешь, как легко ты попался на сладкую ложь, — он рассмеялся. — Я думал… я думал, мы друзья… — Ты все тот же наивный глупый оленёнок. А теперь прошу занимать места поудобней! Пора объединиться с остальными! И тот, что заключил во мне часть своей души, domīnus noster, пусть пробудится после долгого ожидания! Да наступит новая эра! Эра драконов! Шоу начинается! Он ушёл. Сантьяго проводил его взглядом и обратился к чертенку, который лез в окно. — А он неплохой оратор… так тебя действительно зовут чёрт? — Меня все время так кличут. Привык. Куда его? В отель? — Да, пожалуй… пойду позабочусь, чтобы Агата спокойно приняла его… труп. Чёрт отвязал Амадео от опорной балки и тихонько обнял стынущее тело. Сантьяго хотел уже уйти, но услышал, что оленёнок зашмыгал, и решил задержаться. Он попытался погладить чертенка, но его копыто все норовило пройти сквозь голову черта. — Он же оживет, правда? — Да, не бойся… он не тяжеловат для тебя? Я бы помог, но немного слишком умер много лет назад… или веков. Сантьяго решил, что Агата и сама справится, так что пошёл около черта, который оказался силён не по годам. Что-то было в этом олененке притягивающего.***
Амадео очнулся в странном доме, находящемся на высоком уступе в Аду. С уступа открывался прекрасный вид на каральни. «Всему моему семейству дорога прямиком в Ад», — невольно вспомнил безрогий. Он постучал в дверь. Открыл ему… дед. Он вспомнил одну из фотографий из детства. — Что-то ты рановато. — Меня убил брат. — И ты забыл возродиться. Ну ничего. Мы как раз к обеду собираемся. Пойдём. Дед увлёк его за собой в дом. Они спустились вниз по лестнице. Дом пустил что-то вроде корневой системы. Видимо, потому что мест на всех не хватало. Они шли по коридору, а в стороны расходились коридоры поменьше, там были целые жилые отсеки. Они вошли в просторный зал. Это была столовая. Дед повлек Амадео к одному из столов. Там были все, кого он знал. Как-то интуитивно он догадался, кто кем был. — А что же тот… сумасшедший? — Заставили его выдать, что свело его с ума. А так в здравом уме. Мы постарались. Амадео занял свободное место. Его похлопала по плечу крепкая олениха, которая широко по-доброму улыбалась. Он узнал в ней третью. — Ну что, опубликовал записи, салага? — Отдал их Агате, чтобы она это сделала. — Она все ещё мне должна! Ну ладно, буду считать, что публикацией она окупит проигрыш матери. И мой тебе совет, салага, когда эта история закончится, становись писателем и путешествуй. Больше ни на какую работу ты не годишься. — Да, я как-то заметил после седьмого увольнения. Подали еду. Оказалось, что попугай первого, оказавшись на воле, отыскал печенье, наелся и благополучно умер, после чего нашёл хозяина в Аду. Седьмой и первый теперь учли свои ошибки при жизни. Им ещё многое предстоит обсудить. После обеда Амадео отправился на поиски девятого, который вел записи. Он нашёл его в отдаленном углу. Он ждал безрогого. Амадео приблизился к нему и заключил в объятья. Тот не ожидал, но радостно засмеялся. — Ты прочел… спасибо. Я буду ждать, когда ты придешь сюда навсегда, и тогда мне хотелось бы многое с тобой обсудить… а пока живи, насколько сможешь счастливо, — он заулыбался. Амадео вгляделся в некрасивую морду девятого на тонкой шее, но не заметил его уродства из-за лучистых широко раскрытых глаз и доверчивой доброй улыбки. Безрогий погладил молодого оленя. Красноглазый почувствовал какую-то нежную привязанность и очарование. Невозможно было чувствовать себя как-то иначе, смотря на эту улыбку. — Раз ты просишь, я постараюсь… а мне, похоже, пора. — Тебя Дьявол к себе просит! — Сказал седьмой и тихо усмехнулся. — Больно ты ему понравился, видимо. Как давно он не видел Дьявола? Амадео улыбнулся и кивнул седьмому, после чего вышел наружу, где его уже поджидал адский. — Я думал, ты будешь поживее при этой встрече, друг. — Я вспомнил кое-какой вопрос, который забыл задать под стенами того закрытого города… с каких пор мы друзья? Дьявол усмехнулся и поманил его за собой. Амадео распахнул только что созданные крылья и устремился за адским. Вскоре они оказались в комнате Дьявола. — Ты стал моим другом, когда не выполнил моё требование убить Бога… Спасибо. Амадео заметил, что Дьявол улыбался. Друг… безрогий вспомнил брата и адепта. — А ты не боишься, что, увидев глаза Скерцио, кто-нибудь пустит слух, что он одержим и это твои проделки? — Хм… однажды я уже доверялся мнению жителей и сильно об этом заботился. Думаю, мне лучше не повторять эту ошибку. — Ты справишься, — сказал Амадео, коснувшись плеча Дьявола. — Ну вот, как всегда, все самое интересное устроили, а меня не позвали! Бог, смеясь, обнял обоих. Он уже окреп, хотя худоба все ещё была заметна. Дьявол улыбался, оглядывая то Бога, то Амадео. Безрогий продолжал следить за адским. Видеть у него улыбку было непривычно, но красноглазый был этому рад. Он забыл обо всем, что творилось до этого, и чувствовал, что все налаживается. Он не знал, сколько произошло между этими двумя за его отсутствие, но Дьявол, кажется, с помощью Бога понял, что достоин прощения, но, похоже, ещё не до конца в это верит. А златорогий, пока был у адского, больше внимания смог ему уделить, чего, возможно, не смог делать до той истории, в которую впутали Инферно. Если цель рода Сальтаформаджо, а точнее, хранителей браслета, была в окончательном примирении Бога и Дьявола, то, кажется, цель совсем скоро будет достигнута. Если это уже не случилось. Конечно, у них могут быть и будут ещё разногласия, но это не столь страшно. — Пожалуй, мне придётся подумать, пускать ли в бой адептов… — Вы заточили в Ад их души только потому, что они были адептами? — Нет, что ты, мы заточили только тех из адептов, кто много грешил… учитывая то, что требовали драконы, это большинство, если не все… но, если б они не грешили, попали бы в Рай. Мы же не настолько чокнутые, чтобы заточать в Ад только за то, что верил во что-то другое или вообще ни во что не верил. — Ладно, Амадео, теперь тебе действительно пора, — Бог выпустил его из объятий. — Кстати, тебе не обязательно драться самому, там и так народа будет полно, твою работу сделают и за тебя. — Чему ты его учишь? — Что? Я все игры так прохожу. Амадео судорожно вдохнул и закашлялся. Сантьяго попытался потрепать чертенка по голове. Чёрт радостно запрыгал, издавая какой-то ликующий писк. Агата облегченно вздохнула. Безрогий сел, но тут же стал жертвой черта, который прыгнул на него и обнял, так что полежать пришлось дольше. Чертенок очень тихо прошептал Амадео на ухо так, что остальные слышали только шелест его голоса: «Я очень рад, что ты жив, пап». После этого он уткнулся носом в его шерсть, тихо пропищал и перестал издавать какие-либо звуки. — Как видишь, по тебе очень скучали, — Сантьяго засмеялся.***
— Ты уверен, что они соберутся здесь? Они, конечно, не Дикая охота, а я не Лето, но, поверь мне, все произойдёт на этом месте. По крайней мере, отсюда я пошёл бы в бой, — Сантьяго раскладывал какие-то странные предметы. — А как я смогу подменить тебя? — Об этом не беспокойся. Я уже договорился, тебе усилий прилагать не надо. Агата ходила кругами. Она сильно волновалась. Эта история с мафиози превращалась во что-то, выходящее за рамки её обычной жизни. Конечно, она ожидала, что эта история будет захватывающей. Но магические браслеты, чёрт, адепты, драконы, духи, да и вообще нахождение рядом кого-то из рода Сальтаформаджо… это было для неё уже слишком. Оленихе казалось, что, не будь Амадео Сальтаформаджо, он давно бы сошёл с ума. Но у этого рода врожденная способность притягивать все самое странное и продолжать быть так, будто все в порядке. Они настолько этой способностью прославились, что все, кто носил эту фамилию, но к этому роду не принадлежал, решили выбрать что угодно, чтобы их не относили к чудаковатым оленям, попадание в передряги для которых такое же обычное каждодневное дело, как приготовление завтрака. Они были в развалинах какого-то храма. Каменные колонны и стены возвышались мрачно над почти полностью уцелевшим полом. Вокруг виднелись заснеженные горы, лишь с одной стороны внизу была долина. Храм находился на уступе. — Слушай, скажи мне сразу, во что ещё ты успел ввязаться, чтобы мне не приходилось лишний раз поражаться, — сказала Агата, наконец приблизившись к Амадео. — Ну… Дьявол мой друг. Агата внимательно на него посмотрела. Хотелось, чтоб он сказал, что это шутка, но она чувствовала, что это было не так. Чертенок подобрался поближе к Амадео и не отходил от него ни на шаг, будто боялся потерять. — Так, так, так… все давнишние знакомые? — услышал безрогий голос брата. Со стороны гор пришли странные олени, среди которых был и Скерцио. Они обвили, как змеи, колонны, и легко на них вскарабкались. — Не знаю, как тебе удалось выжить после ранения. Но это уже не важно. Мы долго ждали. И наше время наконец пришло! Пора возродить старую легенду и явить миру истинное могущество драконов! Амадео увидел, как все шестеро приняли облики гибридов. Таких, каким видел безрогий адепта Скерцио. Раздался протяжный звук, будто кто-то трубил в рог. Красноглазый увидел, как из-за вершин гор появились и устремились в небо фигуры трёх драконов. Амадео посмотрел, как его тело упало на плиты храма, распахнул крылья и тоже поднялся к облакам. Это была сложная битва. Драконов было лишь трое, но силы их были велики. Амадео использовал всю подвластную ему магию, чтобы помочь тем, кто бился с ним плечом к плечу. Только благодаря единству войска душ, поднявшихся на бой, драконы были повержены. Неужели были убиты последние представители этого вида? Что ж, если и так, то это были не лучшие из могущественных рептилий, а худшие, так что, возможно, оно и к лучшему. Амадео после битвы заметил, что все стали разлетаться. Все, кроме двоих. Него самого и… девятого. Сумасшедший сидел на краю облака и смотрел в одну точку. Безрогий подошёл ближе. — Что-то случилось? — Да. Это не связано с битвой, но случилось недавно, — голос девятого звучал странно. — И что же? Сумасшедший заговорил не сразу. — Знаешь… мне кажется, я достаточно хорошо изучил окружающих меня, но, каждый раз, когда все, вроде, налаживается и я чувствую, что вот-вот, ещё немного, и я наконец пойму, как себя вести, чтобы не причинять неудобств и не ссориться… как неожиданно осознаю, что совсем не знаю собеседника, — он слабо улыбнулся, только сейчас безрогий заметил у него на глазах и в голосе слезы. — Будто только с ним столкнулся и вот, как и всегда, все испортил и веду себя не так, как надо. Амадео завороженно смотрел, как сумасшедший хватал ртом воздух перед некоторыми словами, когда предыдущий запас иссякал, как его губы кривились, дергаясь, силясь сложиться в улыбку. — А знаешь, что самое обидное? — тут девятый набрал воздух, но сразу судорожно его выдохнул. Часто заморгав, он пересилил себя и продолжил, — когда этот кто-то, кто тебе дорог. И… ты стоишь перед ним, пытаешься уверить, что он важен тебе, что ты ему не враг, в конце концов, что ты не хочешь ничего плохого… — слёзы давили ему горло, он все больше прилагал усилий, чтобы продолжать, чаще делал паузы, чтобы вдохнуть и выдохнуть. — И вдруг понимаешь, что… что это ему вовсе не нужно. Будто пустой звук. И ты просто не можешь взять в толк, зачем тогда все это и… как? Как показать, что кто-то дорог, когда это его лишь раздражает, а ты лишь унижаешься и… вы все равно поссоритесь. Ты чувствуешь… что… что бы ты ни сказал… это… это не по… не подействует. Будто вы вов… вовсе не зн-наете друг др-уга, б-будто вы в-враги как-кие-то. Из его груди вырвались беззвучные рыдания. Амадео вдруг понял, что все это время до разговора девятый сидел, предоставляя слезам просто стекать по его морде. Если бы он не втягивал иногда в себя воздух, тихо шмыгая, вовсе было незаметно, что он плакал. Сейчас же из-за попыток говорить он задыхался, судорожно хватая воздух, из его горла вылетало только неясное очень тихое клокотание. Сумасшедший немного успокоился, но дышал все ещё с трудом. — Мне иногда очень жаль, что я сначала не могу верно все угадать, а потом очень хочу исправить. Я столько всего испортил. Столько всего было из-за меня… я всегда все порчу. Иногда я хочу исправить то, как я себя вел буквально пять минут назад. Я могу вести себя во время ссоры агрессивно, вызывающе, не так, как просит собеседник. А потом дверь за ним закрывается, и мне остаётся лишь плакать от бессилия. Хочется все вернуть, сказать другое, посмотреть иначе, а… а это уже не вернуть. А ведь пару ссор было тогда, когда я хотел позаботиться, успокоить, приободрить, а они… они… их бесила моя забота, да и вообще была им не нужна. Они будто гнали меня. — он вдруг вдруг стал говорить быстрее, — они говорили отстать, я понимаю, что был неправ, когда все равно не уходил, я знаю, что этим все испортил, но я не могу… не могу! Я не могу иначе! — он кричал в иступлении, будто старался докричаться до тех, о ком говорил, при этом было чудом, как он не сбился ни в одном слове, хотя говорил очень быстро, почти задыхаясь. — Да, я знаю, что я плохой друг, что не могу оставить кого-то в покое, когда он в этом нуждается, но я не в силах, просто не в силах делать по-другому! Я не знаю! Не представляю, как можно уйти, когда знаешь, что кому-то плохо! Да, им плохо от того, что я рядом, но я не могу заставить себя понять, что будет лучше, если ничего не делать и просто развернуться и уйти! Я просто…. Для меня это просто как предательство. Я… я ненавижу себя за эту глупость и слабость, за свою мягкотелость, неуверенность, за глупую веру в возможности, которых у меня нет, нет! И никогда не было. Я ненавижу себя за то, что делаю хуже тем, что просто хочу п-помочь! Я ошибка. Просто чертова ошибка. Нолик вместо единички. От долгой реплики девятый уже не мог совсем дышать через нос, поэтому был похож на рыбу на льду. Амадео молча подсунул ему чистый носовой платок, тот лишь кивнул. — Я не виню их в этом. Виноват всегда только я. Который всегда все делает не так. Знаешь… это было давно, я не помню деталей… не скажу, что именно было, у меня были проблемы, слишком большого риска для жизни не было, но… было трудно приспособиться. Мой друг сказал про одно средство, я расспросил его получше, просто хотел знать. Он сделал его для меня, рискуя собой. А это даже не помогло. Я чувствую себя виноватым. Он мог лишиться жизни впустую. Ни для чего. Просто так, — девятый часто моргал и хмурился, смотря в одну точку. — Конечно, я ценю нашу дружбу, этот поступок многое мне показал, но… чтобы ради меня кто-то так рисковал? Наверное, я этого никогда не пойму. Наверное, услышав меня, он посчитал бы, что я не так это ценю, бросил бы все… может, я ошибаюсь… во всяком случае, мне такого не хотелось бы. Может, он видит больше меня, но… я не вижу, почему из-за такого по сути ничтожного существа… я же ничего не могу толком сам… я… Он задумался и замолчал. Молчал он долго, сосредоточено смотря в одну точку, совсем не шевелясь. Амадео решил вмешаться на этот раз. — А ты не хотел никогда исправить в обратную сторону? Не исправить ошибки, а сделать ещё больнее? — Надавить на больное, заставить страдать, следить, как собеседник не понимает, чем заслужил это, наслаждаться терзаниями, изничтожить, сломать, показать, на что ты способен, что ты вовсе не безобидный ангелок, что, когда в тебе разгорается ненависть, затмевающая всякую жалость, что… bestia surda es… — он странно усмехнулся, оглянулся на Амадео и ответил, выждав паузу, — Бывало. — он отвернулся и продолжил. — Но не с друзьями. — Так почему бы не рассказать? Так боишься? — А-а-а… — протянул девятый и улыбнулся, будто вдруг понял, что уже слышал про какую-то сложную тему и успел в ней разобраться. — Знаешь, я действительно не думаю об этом, когда все хорошо. Если меня спросят, какие у меня проблемы, то я отвечу что-то вроде: «Проблемы? Да хорошо проживают мои проблемы». И больше ничего. Я не могу заставить себя думать об этом, чтоб выразить. Это как когда тебя застают вопросом врасплох, ты выпытываешь с трудом пару слов, а позже осознаешь, как много мог бы сказать. Я могу заговорить только если диалог к тому располагает, но предпочел выслушивать проблемы других. Разве что… когда я сталкиваюсь с проблемой… остро её чувствую. Например, иногда, когда меня хвалят, я могу… испугаться? И попытаться скрыться. Если такое случится, я начну бороться с собой, пробовать понять, что не так и тогда, возможно, заговорю… только вот. Обычно в такие моменты некому слушать. Или потому, что никого рядом нет. Или потому, что я ото всех спрятался. Я просто непереносим… — Энергетический вампир. — О… — девятый даже не удивился, будто сам думал об этом. — Я чувствую, к чему ты клонишь. Да, я действительно энерговампир. Но… я был бы действительно рад, если б кто-то мог мне помочь. Мне эти идиотские проблемы с поведением ни к чему. Да и, как я тебе уже писал, я ругаю себя не потому, что хочу вытребовать внимания и жалости, а потому, что я так вижу. А я, пожалуй, слеп, друг мой. Кстати. Если ты решишь поплакать перед сном, гони эту идею. Дышать невозможно. Кстати, ты встречал того… незнакомца? Он, кажется, дружен с котом. Надеюсь, у них все хорошо. И да… тебе пора, чертенок уже начинает переживать. И ещё… дай ему имя.***
Амадео очнулся, но открыл глаза не сразу. Лежал он не на плитах, а на чем-то мягком. Кто-то лежал у него под боком, сжавшись в комочек. Он открыл глаза. Кто-то принёс шкуру медведя и уложил не ней безрогого, а жался к нему чертенок. — Прости, что оставил тебя надолго… — сказал Амадео и погладил олененка. — Я начал волноваться… — он обнял безрогого. — Я был немного занят тем, что умер… знаешь, один мой родственник посоветовал дать тебе имя. — И как же ты меня назовешь? Амадео задумался. Чертенок тихонько улыбался, следя за ним. Он был рад, что красноглазый ожил, что его миссия наконец окончена, что все встаёт на свои места. Амадео вдруг улыбнулся. — Амикус. — Мне нравится, — ответил чертенок и отпустил безрогого, чтобы тот мог встать. Амикус отвел Амадео к остальным. На такой же шкуре лежал, едва заметно дыша, Скерцио. Глаза его были серые. Рядом с ним сидел, зевая, Сантьяго. Агата двинулась навстречу Амадео и чертенку. «Скажи, что с ним делать?» — шепнула она безрогому. — Мне казалось, я тебя убил… — Скерцио говорил тихо, слабым голосом, даже не пошевелился, только пристально стал смотреть на брата. — Нет, что ты, только сердце продырявил. — Что ты теперь со мной сделаешь? Убьешь? — Что ты! Я же не ты, чтобы убивать братьев, когда они мне не нравятся. — Забавно. Я твой брат, гонялся за тобой столько времени… и совсем не знаю… — он выдавил из себя усмешку. — Жить будет, но в нормальное состояние вернётся через сутки. Минимум, — заметил Сантьяго. — Так что теперь будет? — Агата, у тебя готовы статьи? — Да. — Что ж, нам нужно привезти его в городишко, который тут недалеко. Там полиция его найдёт. Амикус сбегал в городишко и привёл с собой коня с телегой. Коню заплатили за то, что он доставит Скерцио в городишко, и дополнительно за то, что тот его пристроит у себя, пока за сероглазым не приедут. Скерцио погрузили на телегу. Амадео вгляделся в коня. Что-то ему показалось в нем знакомым. Конь заметил этот взгляд, тихо заревел, а потом засмеялся, подмигнув. А ведь не так давно он сам себе сшивал кожу… — В последний раз видимся. Мне светит или пожизненная каторга, или казнь, — сказал Скерцио, с трудом подвинув голову, чтобы видеть брата, когда они остались одни. — Скажи мне. Сейчас ты хотел бы все исправить и отказать адепту? — У истории нет сослагательного наклонения. Может, сейчас я ему и отказал бы. Но тогда я не мог поступать иначе, мне это казалось правильным. Амадео вытащил из платка фото матери и кинул на телегу около брата, после чего сказал коню отправляться в путь. Он отошёл на край утеса и долго всматривался в долину. Он вспомнил про двух лам и улыбнулся. Действительно, почему бы не вернуться и не открыть ту калитку?.. Было морозное утро. Скерцио до конца не верил, что это все действительно происходит с ним. Его выпустили и сказали идти домой. Неужели… нет, разве он мог? Он же сам отправил его в тюрьму… передумал? Вовсе не хотел, но не мог оставить его безнаказанным? Если это и правда брат его вытащил, то… а что, если он придёт, а брат удивится и прогонит? Скерцио старался не думать об этом. Имение все так же молчаливо возвышалось среди леса. Высокая трава скрывала от Скерцио вход, но он помнил, где он, помнил тропку, по которой нужно было идти, чтобы прийти прямо к цели. Кажется, брат не делал никаких изменений. Сероглазый остановился перед дверьми. Он ещё мог развернуться и уйти. Никто его ещё не заметил. Он достал фотографию, которую ему дал Амадео. Мать тут была такая же молодая, какой он её помнит. Скерцио закрыл глаза и прислушался. В доме текла своя жизнь. Ждали ли его? Нужен ли он здесь? Единственный, кто ему знаком, брат, но… и его он почти не знает. Дверь открылась и сероглазый поднял взгляд на стоявшего за порогом Амадео. — Ты что, снеговик и боишься, что растаешь? — спросил безрогий. — Я… — Скерцио не нашёлся, что говорить дальше. — Ты рискуешь простудиться. Идём. Амадео отошёл в сторону. Значит, он действительно вытащил его и… ждал. Скерцио вошёл и посмотрел на брата, когда дверь закрылась. Он слабо улыбнулся. — А я ведь тебя, получается, совсем не знаю… — Зато я о тебе кое-что видел и слышал. — Вот как… редко у кого были такое преимущество. Как мафиози я, конечно, известен, но это не то… — Хм. Послушай, брат из меня, может, и не получится, но… — Амадео посмотрел в глаза Скерцио. — Я могу быть другом. — Надеюсь, ты не будешь меня просить отдать тебе контроль над моим телом? — Скерцио улыбнулся. Сероглазый заглянул в столовую. Бог и Дьявол играли в карты, пока Джонни и Амикус о чем-то болтали с Уильямом. За столом сидел ещё благородный чёрный олень, около которого на диване разлегся рыжий кот. — У вас тут уютно… — Ламы позаботились об имении. — И все же. Почему? — Ты же не мог не понести никакого наказания. К тому же, я не знаю, что ты делал осознанно, а что из-за адепта. — Это я понимаю. Амадео отвел взгляд и вздохнул. Скерцио не торопил брата и ждал, когда тот заговорит. Сероглазый рассматривал кажущееся хрупким тело альбиноса, татуировки, собранные в хвост волосы… — Ты ведь почти всю жизнь был им одержим, так что не мог сам полностью распоряжаться. И провести всю оставшуюся жизнь на каторге… — Когда ты решил меня вытащить? — Когда отдал фотографию. — "Взгляни на этот свет, шагая в темноту…" — так это ты написал на обороте. Они вошли в столовую. Бог глянул в их сторону, не поворачивая головы. Дьявол забрал свой выигрыш, который являлся печеньем. — Вы… решили сыграть на печенье? — Амадео посмотрел на то, как Бог быстро сложил карты в колоду. — Денег у нас все равно нет, — он разломил печенье и отдал половину златорогому. — Убийство ради спасения. Кто из вас получил бы энергию? — спросил Скерцио. — Тут не нам решать, — Бог усмехнулся. — Ты продался, чтобы не прерывалось наследование реликвии. Чем-то схоже, ведь так? Уильям обернулся, вздрогнув, посмотрел на Скерцио и медленно поднялся. Он явно занервничал, даже испугался. — Нет-нет… ты больше не должен мне подчиняться, — сероглазый улыбнулся. — Как твоя сестра? — Лучше, ей-богу, лучше! — олень со шрамами улыбнулся и лёг на своё место. Амадео бросил взгляд на крупную мощную фигуру брата. Улыбка… видел ли он раньше улыбку у Скерцио? Сероглазый будто постепенно возвращался к жизни после того, как переступил порог имения. Стоило ли его вытаскивать оттуда? Амадео улыбнулся, следя за разговором Скерцио с бывшим телохранителем. Стоило. — Кстати, ты нашёл помощника? — спросил вдруг Джонни. — Хм… Амикус? Чертенок обнял Амадео, тихо радостно завизжав. Кот стащил у белоглазого печенье и посмотрел на него снизу вверх. Он хитро сощурился и вместо устного обращения ткнул оленя лапой в бок, чтобы привлечь внимание. — Как думаешь, он заметил наше первое появление? — Если он умеет следить за глазами. А нам, думаю, пора, мой друг? В этой истории делать нам больше нечего. — Делал что-либо только ты, — кот улыбнулся. Амадео оглянулся на хлопанье крыльев. Там, где сидели незнакомец и кот, уже никого не было. На крыше сидели два ворона. У одного из них белым был левый глаз, у другого — оба. Они улетели. Будто и не было их вовсе в этой истории. Только несколько крошек на столе говорили обратное. Дьявол о чем-то упрашивал Бога. Златорогий вздохнул и все же кивнул. Адский вскочил со своего места и повлек Амадео за собой вниз, в пещеры, все ниже, к порталу. — Ты сам совсем как чертенок… — заметил безрогий. — Я хочу кое-что показать. — Я смогу потом вернуться к брату? — Да, конечно, вас уже никто не разлучит. А пока смотри! Адский сломал стену, за ней оказался ещё коридор. Скоро они вышли в комнату, в которой аккуратно хранились какие-то яйца. Амадео побледнел. — Да, я нашёл и сохранил яйца драконов. Сколько нашёл. Я не мог позволить просто уничтожить таких прекрасных существ… к тому же, не все из них, как эти боги… И… все же однажды вылупился дракон, хотя я почти не верил… Адский провёл Амадео через портал в незнакомое место в горах. Им навстречу вышел, навострив уши, молодой красный дракон с золотыми шипами и глазами. Через его левый глаз шёл шрам. Видимо, он был слишком любопытным и успел где-то пораниться. Амадео вгляделся в его глаза. Дракон пристально следил за ними узким зрачком левого глаза, правый же был пуст. — Ему суждено быть частью другой истории. А эта уже закончена, — сказал Бог, незримо следовавший за Дьяволом и Амадео. — Так что давайте возвращаться, чай стынет. Нам многое нужно друг другу рассказать.