Похотливая парочка, или Игра извращенцев

      Чонгук заводит Хосока в комнату. На глазах у парня плотная черная, светонепроницаемая повязка, а передвигается он держась за руку сопровождающего.       В помещении пахнет лавандой и дикой вишней — эти ароматы источают несколько десятков свечей, расставленных Гуком по периметру комнаты, на полках с разнообразными «игрушками» и на прикроватной тумбочке, где хранятся масла и смазки. — Ты уверен, что хочешь этого? — шепчет Чонгук на ушко хёну, обнимая его за тонкую талию.       Гук вплотную прижимается сзади, чувствуя, как парень начинает мелко дрожать от его прикосновений.       Хосоку немного страшновато, поэтому, на его лице появляется невинная улыбка, а пальцы рук немного подрагивают. Он мечтал об этой прекрасной ночи давно, но никак не мог набраться смелости для признания. — Нет, я не хочу… Хотя… Хочу, но не знаю, как именно, — прошептал, Хосок, нервно кусая губы. — Так хочешь, или нет? — также шепотом, проговорил Чонгук, обжигая своим дыханием смуглую кожу хёна.       Гука забавляла нерешительность Хо, но сейчас это было совсем неуместно, так как он настроился и приготовился, а под тканью плотных джинс уже было неудобно возбужденному члену. — Мне начать? — последовал еще один вопрос от Чонгука; его рука поползла под футболку Хосока, а затем скользнула в штаны. — Я могу просто заняться с тобой этим, как обычно. А могу, сделать то, чего ты так давно желаешь.       Гук проговаривает слова, растягивая каждое, пока его пальцы обхватывают полувозбужденный хёновский член. — Хосок-а, не томи, — притворно умоляюще просит парень, делая несколько сосредоточенных движений вдоль ствола.       Хосок бредил этими мыслями давно, но сейчас ему немного страшновато​. Он начинает стонать от прикосновений Чона. Его плоть постепенно наливается кровью и он сам уже двигается навстречу руке. – Я хочу… Моё тело тоже… А ты своими вопросами заставляешь меня все больше сомневаться…       Хосок застонал, а его дрожь стала ещё заметнее. Чонгук улыбнулся и вытащил свою руку из штанов хёна. — Тогда приступим к нашему безумию, — с нажимом проговорил Чонгук, заставляя Хосока подчиниться.       Гук подцепил пальцами край футболки и потянул ее вверх. Небрежно отбросив вещь в сторону, он принялся за штаны и нижнее белье.       Когда Хосок был полностью обнажен, а его тело покрылось маленькими мурашками, Чонгук взял хёна за руку и повел в сторону кровати. По пути, парень скидывает с себя майку, становясь обнаженным только до пояса, и толкает Хосока на постель. Тот падает лицом в подушку и тихо приглушенно скулит. Атласная ткань холодит кожу, но скоро здесь будет слишком жарко, чтобы жаловаться на это. — Теперь я не остановлюсь, — прошептал Чонгук, скользя пальчиками одной руки по смуглой, упругой ягодице, а другой - поправляет чуть не спавшую с хёновских глаз повязку.       Затем Гук подходит к тумбочке, открывает один из шкафчиков, достает оттуда два флакона и возвращается​ обратно к Хосоку. — Сначала я тебя немного расслаблю, — предупреждает донсэн о своих действиях. — А потом… А потом, может быть, сделаю и немного приятно…       Чонгук забирается на кровать, садится парню на ноги, открывает один из флаконов и льет на поясницу прохладное масло.       С губ Хосока слетает крик, который он приглушает нырянием лицом в подушку. Хёну сейчас безумно приятно, вот только его подсознание боится того, что это станет для него привычкой. А сам парень переживает за то, что Чонгук, после очередного удара, подымется с его ног и уйдёт, больше ничего не сказав.       Хоуп отрывает голову от подушки, стонет от возбуждения, а в его мыслях крутятся не культурные слова от Агуст Ди: «Блять, как же приятно… Твою мать, этот мелкий засранец делает меня счастливым…» — Кукки… — простонал Хоуп и обессиленно упал обратно на постель.       Чонгук пальцами одной руки сжимает бок Хосока, а второй — размазывает масло по спине и ягодицам. — Я больше не буду тебя предупреждать о своих действиях, — возбуждающе шепчет парень и тянет руки Хо к изголовью кровати.       Заметив, что хён дрожит еще сильнее, а с его губ слетают рваные стоны, Гук закрепил на тонких запястьях стальные тяжелые браслеты наручников. Парень проводит пальцами по спине Хосока, с легким нажимом, а затем его ладони больно прикладываются к смуглым ягодицам, оставляя на коже два краснеющих следа.       Чонгук слышит, как стоны, смешиваются с приглушенными вскриками — ему это нравится. Он обожает Хоупа, его хриплый голос и звонкие стоны.       Гук, пальчиками, как котенок лапками, начинает массировать хосоковскую попку, то и дело проводя подушечками меж ягодиц, иногда шлепая, когда хён слишком расслабляется. Вибрация от шлепков проходит по мошонке старшего и не дает спасть возбуждению.       Чонгук продолжает чередовать легкие поглаживания с неожиданными ударами. Но, вдруг, он встает, куда-то отходит и снова возвращается. На разгоряченную от шлепков кожу ягодиц начинает капать что-то горячее, что быстро застывает и стягивает ее. Да, Гук тот еще затейник — это воск горящей свечи.       Хосок вздрогнул от неожиданности, вжался в постель и хрипло шепчет всякую чушь, которая так и не долетает до Чонгука. В голове парня всё смешалось. Хоуп пытается сосредоточиться и не давать Гуку наслаждаться своими стонами, но этот мелкий манипулятор, как будто читал его мысли, всё больше возбуждая — Шуга~а, — только это смог пробормотать Хосок.       В его голове творится хаосный бардак: «Это заставляет меня ещё больше бояться моего маленького Котёнка. Он узнал мои тайные желания. Глупый язычок много чего наговорил… »       Чонгук замирает со свечой в руке и горячий воск начинает струиться по его пальцам, обжигая кожу. Он не может понять, почему вдруг прозвучало другое имя. Его это бесит и огорчает одновременно.       Парень тушит свечу двумя пальцами, сдирает со своей руки воск, а потом наклоняется к попе Хо и обводит языком застывшие капли и потеки. — Шуга, значит? — хмыкает он и впивается острыми зубами в ягодицу, соскребая воск, а затем сплевывая его в сторону. — Юнги-хён то здесь причем? — парень повторяет свои действия, пока кожа не становится вновь чистой.       Гук расстегивает ремень на джинсах и вытягивает его. Наказание за речевую ошибку Хосоку явно не избежать.       Чонгук встает с кровати и плотно закрепляет ремень на хёновских лодыжках, потом идет к полке с игрушками и выбирает самую тяжелую плетку.       Первый удар приходится прямо по обнаженной попе. Чонгук бьет ровно, с силой, чтобы услышать, как Хосок кричит и кается. Но пока он слышит только приглушенные стоны.       Ох, Хосоку это нравится, ведь его маленький Гукки начинает ревновать. Как это мило и прекрасно одновременно. Но, вдруг, сердце старшего начинает колотиться сильнее — он только что осознал, что совершил глубочайшую ошибку. Хоуп закрывает глаза и разрешает бить себя. Парень понимает, что таким образом сможет вымолить прощение у донсэна.       Но с каждым ударом Гук всё больше зверел, а Хосок скулит и кричит в простыни. Смуглую кожу начало ужасно жечь. — Шуга-хён? Он — прекрасен, — обессиленно прохрипел Хосок, глотая вязкую слюну.       У Хосока вообще крыша уехала. Они раньше играли в разные ролевые игры, но, действительно, причем тут Юнги.       Например, в прошлый раз Чонгук был врачом, а Хосок — похотливой пациенткой. Но почему именно сегодня Хосок, для младшего выбрал новый образ — Шуга — ака Агуст Ди.       И опять, произнесенное старшим имя, выбивает из-под Гука землю. Он злится еще больше, откидывает плетку и снова подходит к полке. На этот раз его «ручной» арсенал пополняется штучками более яркими и занимательными.       Чонгук подходит к кровати, скидывает все возле Хосока, его самого переворачивает на спину (длина цепей на оковах это позволяет) и берет в руку флакон с ароматическим маслом, которым он обмазывал хёна раньше. — Почему Шуга? — снова спрашивает Гук, но ответа так и не дожидается.       Он льет масло прямо на член Хо, а затем размазывает по всей длине, второй рукой освобождая его лодыжки от ремня; основание и мошонку Чонгук обматывает мягким кожаным ремешком, туго стягивая, и вяжет крепкий узел. Младший разводит ноги Хосока в стороны. — Ты будешь изнывать от этого и умолять меня, чтобы я прекратил.       Чонгук начинает медленно проталкивать в хёна смазанную маслом спиральную пробку, немного прокручивая ее. Он видит, как хрупкое тело начинает извиваться, а губы Хосок размыкаются, выпуская из его горла хриплый стон. - Нравится, да? — Гук проталкивает спираль глубже. — Мне тоже нравится смотреть на беззащитного тебя.       Хосок готов кричать и просить прощения, ведь слова Чонгука заставляют чувствовать себя виноватым. Так ещё и эти ремешки доставляют дискомфорт, а пробка не даёт нормально расслабиться.       Это всё пустяки, по сравнению с тем, что нежные глаза Чонгука, становятся с каждой секундой всё темнее, а его прикосновения холодных пальцев, заставляет задуматься о правильности употребляемых слов.       Хосок сжимается всем телом, и, почувствовав, пронзающий холод от донсэна, начинает сомневаться в правильности своих действий. Хоуп дрожит, а по его телу проходит маленький разряд, который заставляет чувствовать себя виноватым. — Гукки, прости меня, пожалуйста… Я думал, что тебе тоже понравится, — шептал Хосок одними губами, и снова его голос срывается в хриплый крик.       Каждое слово Хоупу давалось с трудом. Но хён всякими способами пытался вымолить прощение у донсэна. Так и не заметив никакой реакции со стороны Чонгука, парень прогнулся в спине и попытался сдвинуть колени. Его усилия оказались напрасными, ведь ремешки препятствовали этому действию, а масло холодит нежную кожу. Он съеживается от каждого колебания воздуха. — Чони~и, — от бессилия прохрипел Хосок, срывая голос.       Чонгук даже не глянул на него. Он не слышит, не видит, а только действует — хладнокровно и безрассудно — мол «пусть скажет спасибо, что я его растягиваю».       Пробка резко проскальзывает в Хосока полностью и тот обессиленно замирает. Чонгук кидает беглый взгляд на смуглое тело: « Пора снять повязку» — парню захотелось, чтобы хён увидел предметы, которые будут входить в него дальше.       Светонепроницаемая ткань спадает с глаз и, с этого момента, Хо может видеть окружающий мир. Ну да, это парню не сильно помогло. Ему придется немного приподняться, дабы целиком запечатлеть предоставленное его взгляду «великолепие». Только вот, хватит ли у него сил на это?       Гук оставляет пробку в хёне ненадолго. Вытащив ее, Гук-а, взамен, проталкивает вибратор средних размеров, не включая забавный предмет, а просто двигая им туда-сюда.       Хосок пытается расслабиться, нормально восстановить сбивчивое дыхание, но проделки Чонгука не позволяют, хоть на минутку, расслабиться. Он никак не мог привыкнуть к тому, что в любой момент Гук может заглянуть в его омуты и прочитать все эмоции, которые царят в голове. Хоуп отводит взгляд в сторону, опуская ресницы, чтобы Чонгук не заметил их влажности.       Хён сам виноват, что сейчас его тело проходит через такие испытания. Лучше бы он молчал, ведь, как говорится: « Молчание — это золото, » — а он променял, этот драгоценный металл на какую-то болтовню. Лучше б ему обратно завязали глаза, так не пришлось бы краснеть, смотря в прекрасные глаза Чонгука. «Что будет потом? Как Гук будет реагировать на меня? Я для него так и останусь игрушкой, или вовсе перестану существовать? »       В руке Чонгука появляется цепочка из эластичных шариков красного цвета. Он обливает их маслом, приставляет к проходу, приподнимая вибратор, и начинает просовывать один за другим, пока снаружи не остается только веревочка, которую парень наматывает на палец. В ту же руку Гук берет вибратор, вталкивает его в хёна практически полностью и включает минимальный режим вибрации. Он проводит рукой по смуглому торсу, цепляет пальцами сосок и легонько выкручивает его, глядя, как тот начинает выгибаться, чувствуя, внутри себя нарастающее возбуждение. Но кончить Хосоку не дано, до того самого момента, пока Чонгук сам этого не захочет.       Основание члена и мошонку Хоупа все также стягивает ремешок, а шлепки по торсу и то, как Гук его больно щипает, не дают расслабиться до конца. — Я долго буду тебя мучить, — говорит Чонгук, с ухмылкой на губах, и выкручивает регулятор вибратора на полную мощность.       Хосок уже не знает куда деться. Парень задыхается от боли, которая, почему-то, приносит удовольствие. С одной стороны, старшему хочется, чтобы побыстрее прекратились эти сладостные мучения, но с другой — он бредит мыслями о продолжении. Его спина прогибается, влажно-холодные пальчики сжимаются в кулаки, а перед глазами появляются разноцветные пятна. От бессилия он приоткрывает губы, начиная жадно хватать воздух.       Спустя некоторое время, Хоуп, не выдержав, кричит и окончательно срывает голос. И вместо произнесенной фразы: «Дай мне кончить,» — слышится, какое-то непонятное бормотание. Он проглотил все слова, с подступающей к горлу тошнотой: «Гукки, я люблю тебя… Поэтому, делай всё, что хочешь, только прости за мои необдуманные слова…»       Чонгук, видимо, слишком тонко чувствует своего хёна. Он выключает вибратор и, вместе с шариками, вытягивает его из Хосока. — Ты что-то хотел мне сказать? — спросил Гук у хёна, поглаживая холодными ладонями дрожащее тело. — Можешь говорить. Я послушаю, — он наклоняется к Хосоку, цепляет зубами сосок, а потом всасывает его, дразня кончиком языка. — Не молчи, мой солнечный…       Чонгук обхватывает пальцами хёновский член и медленно водит по стволу, ожидая ответа. Но Хосок молчит, ведь его язык прилип к небу, а голос окончательно пропал. «Я оказался не таким стойким, как мы предполагали» — мысленно ответил Хосок, не зная, как правильно загладить свою вину.       Из груди Хоупа вырвался вздох облегчения. Его губы нежно улыбнулись своему драгоценному сокровищу, показывая, таким образом, что с ним всё хорошо и Гук может продолжать свои шалости.       Раньше Хосок на сто процентов был готов испытывать на себе всё это, но сейчас что-то сломалось, и каждое его действие сопровождалось одними и теми же вопросами: «Я правильно поступаю? Мои действия никому не навредят?»