Похотливая парочка, или Игра извращенцев

Чонгук, не услышав ответа, а только сбивчивое дыхание хёна, поднял голову и посмотрел на него. Он забеспокоился, даже немного испугался, потому что Хосок прикрыл глаза, а его побледневшее лицо покрылось испариной. Нет, Гук не хочет и не будет останавливаться. Он доведет начатое до конца. Хосок крепкий, хоть по виду этого не скажешь, выдержит. Но поинтересоваться его состоянием стоит, только сделать это нужно так, чтобы старший не уловил в голосе волнение, или неуверенность. — Хо, — зовёт Гук тихо, проводя по влажной от пота челке пальцами. — Я ведь только начал, — звучит эгоистично, но это привлекает внимание старшего и он распахивает глаза. Хосок нервно сглатывает скопившуюся вязкую слюну и внимательно всматривается в такие любимые глаза напротив, которые сейчас блестят непонятными радужными огоньками. То ли, они хотят заботится и любить, то ли, играть и подчинять, то ли, вообще, мечтают закрыться и никого больше не подпускать. Снова в груди старшего сжалось бешено бьющееся сердце, в голове образовалась беспорядочная куча мыслей. Вопросов становилось все больше и больше, а ответов на них никак не находилось. Он медленно приоткрывает суховатые губы, облизывает их влажным языком и внимательно, не моргая, продолжает всматриваться в такие чудесные омуты. Хосок любил и будет любить всегда, но шаловливость и, возможно, не совсем правильное восприятие этого мира, сделало его таким уязвимым и более чувствительным к чужим ласкам. — Только начал? — прошептал едва слышно, понимая, что сейчас Чонгук способен уловить самые низкие частотные колебаний воздуха. — Это только начало? — заворожено повторяет он, в ожидании чего-то большего. Хосок, как заворожённый, твердит эти слова, а его тело мелко подрагивает от возбуждения и не испытываемых раннее эмоций. Он немного приподнимается, проводит пяточками по простыни и извивается от предвкушения. Его сердце снова пропускает удар, а затем с бешеной скоростью выбивает ритм о рёбра. Губы расплываются в улыбке. Спина выгибается ещё больше. А глаза, все также, выдают его любовь и привязанность к младшему, но из-за мерцания фитилей на свечах, кажется, будто бы Хосок заигрывает и ластится, как котёнок, своим бедром об руку Чонгука. — Да, только начал, — еле слышно отвечает Чонгук, заворожённый таким податливым и открытым Хоупом, что, кажется, забывается, припадая к искусанным губам своими и прикрывает глаза, наслаждается поцелуем, потому что хён отвечает со всей присущей ему отдачей. Гук даже тянется к его рукам, ибо, почему это Хосок не обнимает, а потом касается пальцами тонких запястий и чувствует холодный металл. Хреновы наручники! Он отстраняется, лишь для того, чтобы взять с прикроватной тумбочки маленький ключик и освободить старшего, опускает взгляд и видит, как губы Хо растягиваются в загадочной улыбке. А это настораживает. — Чему ты улыбаешься? Не смотря на то, что Чонгуку эта улыбка кажется странной, он неосознанно копирует хёна. От такого вида в кровь старшего начинает поступать недавно утихомирившийся адреналин. Он просыпается и не позволяет владельцу этого чудесного тела нормально, до конца, расслабиться и стать пай-мальчиком, который смог бы всегда слушать своего «папочку». Его глаза заблестели, как у Чонгука, подушечки пальцев скользнули по божественным ключицам младшего, очерчивая прекрасные рельефы. В мыслях, на секунду, образуется петля, которая заставляет дрожать, и он тихо шепчет о том, что хочется играть, вредничать и шалить. Хосок молчит. Его искусанные губы приближаются к шее Чонгука. Он нежно целует сладкую, немного потную, кожу, понимая, что от запаха туалетной воды макнэ судорогой сводит пальцы рук и ног. Он приоткрывает ротик и языком скользит к кадыку, аккуратно прикусывает его и тихо стонет, ощущая, как внизу живота образуется твердый узел. Чонгук даже интересоваться не собирается, что это на старшего нашло. Он переворачивает Хосока на живот, одним ловким движением, и прижимается к его попе свои возбуждением, которое плотно облегает грубая ткань джинс, двигается, имитируя половой акт, и рычит. Гук так просто не поддастся этим незамысловатым ласкам, хотя уже и так на пределе, ведь шея — самая чувствительная зона его тела. А прикоснувшись к ней, Хосок обрёк себя ещё на одну дозу мучительного воздержания. Старший мягко улыбается своим загадочным мыслям, бесшумно приоткрывает губки и прижимается всем телом к кровати, понимая, что в любой момент может начаться второй раунд незамысловатой игры на выживание. Он тихо хихикает, ведь дыхание Чонгука щекочет чувствительную мочку уха, от чего приходится прикрыть глаза и едва слышно прошептать: — Папочка, проиграл, — чтобы не выдать свое огромное желание почувствовать в себе горячую плоть, ощутив, что Чонгук с новой силой вжимает его в матрас, Хосок позволяет себе еще кое-что добавить. — Всё же, я прав, — в заключении говорит он и пытается немного привстать, для того, чтобы принять их любимую позу. Но дрожащие колени и потеря равновесия мешает это сделать. Понимая, что пытаться бессмысленно, Хосок выгибается ещё больше, стараясь достать, хотя бы подушечками пальцев, чувствительного места на груди младшего. — Проиграл? Чонгука это искренне удивляет. Он чувствует, как холодная рука касается его кожи, дёргается, приставая, и переворачивает старшего обратно на спину. — Нет, ты ошибаешься. Гук зажимает запястья Хо по обе стороны от его головы, наклоняется и кусает ключицу, облизывается, а затем ведёт губами, спускаясь ниже, по груди, не забывая схватить зубами сосок. Он отпускает руки хёна, когда приближается язычком к низу живота и, разводя его ноги в стороны, неожиданно, обхватывает головку члена губами, но потом выпускает ее изо рта и улыбается, поднимая взгляд на Хо. — Кто сказал, что, если я тебе вставлю, то проиграю? Хосок смущается, привстает на локти, наклоняет голову направо и тихо выдыхает через приоткрытый ротик, понимая, что сложившаяся картинка сводит с ума, не только его, но и Чонгука. Старший сжимает руки в кулачки, желая ещё больше ласки и прикосновений младшего. — А кто сказал, что ты выиграл? — таким же тоном спрашивает Хо, аккуратно стараясь сдвинуть ноги и приблизиться, как можно ближе, к такой манящей шее. Его настолько притягивает эта часть тела Чонгука, что Хосок, буквально, готов всегда тереться о нее, покрывать поцелуями и дразнить скользящими движениями пальцев. Хосок плотнее прижимается к Чонгуку, утыкается носом в его шею и тяжело выдыхает, а затем втягивает приятный запах. — Ну, ты же проиграл? Ну, скажи это. Пожалуйста, признай поражение, — томно шепчет он, аккуратно скользя вниз, к паху, едва касаясь влажной кожи. Чонгук, всего на несколько мгновений, замирает, даже дышать перестает — так его обезоруживают касания к шее, и хён это точно знает, используя против него; но потом, он приходит в себя, делает глубокий вдох, распахивая глаза, и отталкивает Хо на подушки. — Нет, я не признаю! Это не поражение. Его глаза загораются страстью и азартом. Он сжимает бедра Хосока пальцами и размыкает губы, наклоняясь к члену и обхватывая ими головку. Чонгук втягивает щеки и вбирает плоть глубже, слыша сбитое дыхание старшего, чувствуя, как его тонкие пальцы сжимают волосы на затылке. Он начинает двигать головой, прикрывает глаза и, кажется, сам начинает кайфовать от того, что делает. А кто сказал, что садисту чужд оральный оргазм? Хосок плавно падает на подушку и тихо, приглушённо стонет, боясь пошевелиться и случайно ударить младшего. Но, не смотря на внутренний страх и волнения, пелена возбуждения накрывает его всего. Он аккуратно, не спеша, перекидывает одну ногу по другую сторону от головы Чонгука, разжимает пальцы, переворачивается на грудь и упирается коленями с ладошками в кровать, замечая, что Гук перевернулся на спину и продолжил начатое дело. — Чёрт, папочка… Что же ты делаешь? — задаёт второй риторический вопрос Хо, на который, наверное, младший никогда не ответит. На последних словах, голос Хосока дрожит и становиться более расплывчатым и непонятным. Он утыкается носом в свои предплечья, стараясь не выдать внутреннего волнение. Чонгук приостанавливается и выпускает член изо рта, лишь для того, чтобы провести по стволу языком, от основания до головки, приложится ладонями к ягодицам, сжать их, и снова вобрать в себя твердую плоть. Он нарочно не отвечает на вопрос Хосока. Пусть хён путается в догадках, что на его садиста такое нашло. Гук двигает головой быстрее, помогая Хо проникать в его рот глубже, шумно выдыхает через нос и хлюпает слюной, смешанной с солоноватой естественной смазкой. Чонгуку уже дышать тяжело. И он, сделав ещё несколько скользящих движений губ по члену, резко отталкивает Хосока в бок. Старший валится возле него, а сам Гук приподнимается, встаёт на колени и тянет бегунок на джинсах вниз, глядя на парня. — Хочешь? — он указывает Хо взглядом на свою расстегнутую ширинку, поглаживая, через ткань, приличных размеров бугорок. Хосок едва может пошевелиться, но вопрос Гука заставляет его ощутить новый прилив сил. Он, тяжело дыша, подползает к младшему, утыкается носом в грудь и, как слепой котенок, спускается к паху, попутно щекоча дыханием влажную кожу. Когда же его лицо оказалось в паре миллиметров от цели, старший убирает руку Чонгука, аккуратно кладет ее себе на плечо и тихо мурлыкает, показывая таким образом, что действительно жаждет этого. Хосок плавно, пальцами, скользит по бугорку, приспускает джинсы с боксерами, а затем, не удержавшись, всё же распахивает глаза и смотрит на немалых размеров член. — Какой же ты красивый, — шепчет он, приближаясь к такому желанному пенису. Его тело с новой силой начало дрожать, а перед глазами появились всякие развратные картинки из прошлого. Он приоткрывает рот, языком дотрагивается до головки полового органа Чонгука и, едва ощутимо, проводит им по уздечке, начиная вылизывать весь ствол. Вобрав член наполовину, Хосок притрагивается к яичкам, начиная и им уделять внимание. Гук прикрывает глаза, немного запрокидывая голову назад. Старший знает, как ему нравится, что он любит. Сам же Чонгук запускает пальцы во влажные, спутанные на затылке волосы хёна, и легко, расслабляюще массирует кожу. Младший кусает губу и смотрит вниз, когда Хо вбирает его член глубже. Он специально толкается бедрами навстречу движениям старшего и смотрит, как тот жмурится. Чонгук шипит сквозь стиснутые зубы, от такой картины. Хосок прекрасен с членом во рту. С его членом, естественно. Хосок, ощущая, как его папочка толкается глубже, тихо хрипит и старается подавить комок тошноты. Он немного приподнимается, снова становится на колени и, в ускоренном темпе, двигает головой, доставляя массу удовольствия, не только ему, но и себе. Старший не спеша отстраняется, глубоко дышит, приоткрывает глаза и нежно проводит пальчиками по внутренней стороне чонгуковских ног, плавно скользя вверх, очерчивая каждую мышцу. Несильно сжав пальцы на тазовых косточках, Хосок прогибается в спине и тихо лепечет имя младшего, а затем, будто бы случайно, между ним вставляет «Шуга», понимая, что это не позволит Гуку полностью расслабиться. Он снова нагибается над членом младшего, берёт левой рукой за основание и отодвигает крайнюю плоть. Едва касаясь губами, целует головку пениса и снова вбирает его в себя, начиная посасывать. Гука напрягает это одно, сказанное хёном имя, выбивает просто из колеи. Он не может сосредоточиться на приятном и это его выбешивает. Чонгук хватает Хосока за плечи и отстраняет от себя. — Тебе напомнить свое имя? Он грубо отталкивает старшего от себя, обратно на кровать, встаёт ногами на матрас и полностью освобождает себя от одежды, затем нависая над Хо. — Ты это специально, так ведь? — хитро щурит глаза Гук. — Дразнишь меня. Он прижимается своим возбуждением к чужому, трётся о него, закусывая губу. Чонгук бы уже, с огромной-большой радостью, отымел Хосока, как полагается. Но… какое это удовольствие — кончить за пятнадцать минут? А вот яркий оргазм — другое дело. Когда, после, лежишь, теряешься во времени и месте, в ушах отбивается бешеный стук сердца, а рядом такое же обездвиженное тело, жмется к тебе сбоку и трепещет. — Мое имя! — в приказном тоне, но полушепотом требует Чонгук. Хосок сначала растерянно смотрит на Чонгука, а затем улыбается еще шире. Хоть и немного побаливает челюсть, от немалых размеров пениса младшего, но на этом концентрация его внимания фокусируется на другом. Парень, вместо этого, замечает, как Гукенок оживает на глазах, а его шаловливый характер выползает наружу. — Шуга, — подмигивает старший и тяжело выдыхает через приоткрытые губы. Он понимает, что сейчас сам начинает вести себя хуже, чем вредный, избалованный ребенок, но собственное эго мешает остановиться и сказать себе «стоп». — Мин Шуга, — повторяет он, а затем приближается к пупку младшего и неслышно успокаивает себя, мысленно называя имя родного и такого любимого Чонгука. Старший готов вечно звать Гука именем другого человека, лишь бы младший, в каком-то нездоровом смысле, получал больше удовольствия и желал только его. Он готов сидеть у его ног, лишь бы Чонгук всегда гладил по взмокшим волосам, перебирал пряди и тихо шептал много интересных для них слов. Как же это ему нравится. От этого хочется мурлыкать и терпеть все, что угодно. — Мой папочка, — еле слышно добавил Хосок, аккуратно переплетая их пальцы, будто бы говоря: «Я только твой и ничей больше». Чонгука аж передёргивает, когда он слышит чужое имя, читает его по губам Хосока. Гуку кажется, что его подводит слух. Внутри все переворачивается и обрывается. — Имя! — грозно выговаривает он, сверля хёна взглядом. Хосок вздрагивает всем телом и тяжело выдыхает через приоткрытые губы, облизывает их, понимая, что сейчас пора остановится, ведь сильное желание ощутить Чонгука в себе, мешает нормально соображать. — Мой прекрасный папочка, Чон Чонгук… Я очень сильно люблю тебя… Ты для меня очень важный, — сбивчиво защебетал он, прижимаясь всё ближе, выцеловывая все то, что попадалось под губы. Сердце Хосока забилось сильнее, больно вбиваясь в грудную клетку. В горле пересохло. Дрожащие пальцы сжимаются сильнее. А слабеющий голос так и не смог прошептать начатое до конца. Чонгук улыбается, пока хён не смотрит на него. Он уже и не ждал, что Хосок образумится и перестанет называть его чужим именем. Гук приподнимает бедра, устраиваясь удобнее между ног старшего, и, без помощи рук, толкается в него. Хосок распахивает глаза, прикусывает нижнюю губу и тяжело выдыхает через нос, наконец-то, таки ощущая долгожданные эмоции. Он аккуратно прогибается в спине, тяжело выдыхает и немного сжимается, не ожидая, что младший войдёт практически полностью. — Гука, ты же не злишься? — на выдохе выговаривает старший, прижимаясь поближе к Чонгуку. Пальцы Хосока сжались в кулаки, на лбу выступила испарина. Он поднимает глаза, заглядывая в любимые омуты напротив. Чонгук молчит, встречаясь с Хо взглядом, и, вместо ответа, толкается глубже, льнет к чуть приоткрытым губам старшего. Конечно же, он злится. Но говорить этого вслух не хочет. Так ещё никто топтал его эго. Чонгук всасывает губу парня, легонько закусывает ее и тихо рычит, продолжая поступательные движения. Он не спешит набирать темп и входить полностью. Пока, для разогрева, хватит размашистых, плавных движений. — Нет, я не злюсь, — нагло лжет Чонгук, отпуская губу Хосока, потому что боится спугнуть ранимого хёна. Вместо этого, он решает открыть другую правду. — Ревную… — он кратко целует Хо и добавляет, с лёгкой улыбкой на губах. -… как сумасшедший. После этого, Гук закидывает одну ногу старшего себе на поясницу и сжимает бедро пальцами, входя, наверное, по самое «не могу». От таких слов по телу Хосока пробежала уничтожающая волна, которая заставила его опять-таки подумать над своими словами. Он, как можно громче, выстонал имя младшего, дабы показать, что только макнэ намертво засел в сердце. Его влажный язык скользнул по губам Чонгука, пальцы сильнее сжали простыни. В глазах появился тот самый огонёк — преданной любви, нежности и отдачи. Хосок хочет попросить прощения, но понимает, что если он произнесёт слово «прости», то Чонгук может неправильно понять. Тогда им обоим станет не по себе. Поэтому, старший изо всех оставшихся сил, приподнимается на локти, сжимается и тяжело выдыхает еще раз такое сладостное имя — «Чон Чонгук», а затем, как в бреду, шепчет только его. Но, спустя мгновение, взгляд Хосока проясняется, и он на полном серьёзе пытается сказать все то, что хранится только в нём: — Сколько бы раз я не произносил имя хена, я никогда бы ему не отдался. Сколько бы раз я не называл чужое имя, знай, что я предан только тебе… Гук-а… На последних словах его голос сломился, перед глазами появилась какая-то расплывчатость, все тело пронизывала нездоровая дрожь, даже, сердечные удары стали отдаваться в уши. Он понимает, что сейчас снова будет плакать, поэтому, быстро перестает смотреть на младшего и тихо выдыхает через приоткрытые губы. Чонгук опять отмалчивается, считая, что его признание будет сейчас лишним. Он приподнимается, меняет угол проникновения и входит, чувствуя, как член упирается во что-то мягкое — самое то — наклоняется и целует Хосока во взмокший висок. — Потом, Хосок-а… Потом, — шепчет Гук на ухо старшему, забыв о том, что тот для него хён и упустив все формальности. Действия младшего сводят старшего с ума. Ему так приятно и сладко, что онемевший язык прилипает к нёбу. Его пальцы зарываются в мягкие волосы Чонгука, и он, как мартовский кот, выгибается навстречу ласкам, скользя губами по ушной раковине. Старший приоткрывает рот, аккуратно проталкивая язычок в слуховой проход и нежно ощупывая чувствительные стеночки. Хосок тихо стонет, чтоб не навредить Чонгуку, скользит руками по его щекам и тяжело выдыхает через носик. Его анус рефлекторно сокращается, тело пронизывают невидимые иголочки, а в глазах появляются разноцветные круги, которые приближают к эйфории — пику наслаждения. Старший аккуратно отстраняется от уха, утыкается влажным носиком в шею и тихо сглатывает, ощущая на дрожащих губах привкус Чонгука — его папочки. Гук, в порыве страсти, на последних парах, практически вбивает Хосока в постель. Сам задыхается от переизбытка возбуждения и стонет с хёном в унисон. Он цепенеет на пике, сжимая в объятиях трепещущее тело старшего, и делает финальный толчок, чувствуя, как Хо вздрагивает. Чонгук прилипает губами к шее, сильно сжимая зубы на влажной тонкой коже и, кажется, немного не рассчитывает силу укуса, потому что во рту вкус железа, а слух режет измученный крик Хосока. Он не сразу понимает, в чем дело, но ослабляет хватку. Потом смотрит и, завидев четкий, красный, сочащийся кровью след, на хёновской шее, льнет к нему губами, нежно сцеловывая боль. — Прости, я увлекся, — шепчет он на ухо Хо и кладет голову на его вздымающуюся грудь. Хосок распахивает глаза, прогибается в спине и тяжело дышит, боясь пошевелиться. Ему на мгновение стало страшно, а затем, когда Чонгук прошептал что-то непонятное для его слуха, он облизывает сухие губы и сжимает пальчики сильнее, пряча влажные глаза в плече любимого человека. Грудь еле вздымается, ощущая как мокрые волосы младшего щекочут чувствительные места. — Я же говорил, что принадлежу только тебе, — прошептал Хосок, обессиленно опуская свинцовые ресницы. — Но купаться я первый пойду, — стал аккуратно ерзать, пытаясь слезть с члена. Чонгук поднял голову и ошарашенно глянул на Хосока. — Тебе не больно? — он коснулся кончиками пальцев укуса на шее старшего. Хосоку больно, но он не хочет, чтобы младший переживал по этому поводу. Старший постарался не дернуться от прикосновения, а тихо выдохнуть, прикрыть глаза и слабо улыбнуться. Из выше перечисленного, получилось только последние. Поэтому, он прикоснулся к щеке Чонгука и утвердительно кивнул головой, будто говоря: «Не переживай. Все хорошо. Я в порядке.» — Ну? Так? Что? Ты меня пустишь в ванную? — прошептал Хо очень тихо, чтобы Гук не уловил дрожание голоса. — Папочка пустит меня купи-купи? — заулыбался, как маленький ребенок. Гук хитро щурит глаза и улыбается Хосоку в ответ. — Я пойду с тобой. Он встаёт с кровати, подходит к шкафу, открывает дверцу, роется в нем и начинает выкидывать на кровать полотенца и чистую одежду. Хосок привстает, аккуратно садится на кровать и тихо выдыхает через нос, пытаясь восстановить дыхание. — Только на третий заход не рассчитывай, — хихикая, он поднимается на ноги и грациозной походкой подходит к младшему. Наклонившись к ушку, старший тихо мурлыкает, трётся немного о нежную кожу и прикасается пальцами к своей ране на шее, чтобы спрятать вновь выступившую кровь. — Все, я пошёл, — шепчет Хосок, забрав полотенце и собираясь идти к выходу. — Стой, — останавливает его Гук. — Я же сказал, что пойдем вместе. — он хитро улыбается. — И кто же будет против третьего раза, если я этого захочу? — младший надвигается на хёна. — Думаю, ты не сможешь противиться. — он убирает руку Хо от шеи. Его лицо, в один миг, меняется. Чонгук становиться серьезным. — Иди. Я сейчас приду. Он разворачивает Хосока и легонько подталкивает к двери. А тот обратно поворачивается к Чонгуку, подходит максимально близко и утыкается носиком в плечо любимого, вдыхая сногсшибательный запах. Он легонько проводит пальцами по скуле младшего, поднимается скользящими движениями к виску и тихо шепчет: — Ты прав. Я, действительно, не смогу этого сделать. Старший отходит назад, заворачивается в полотенце и, едва слышно вдыхая воздух, поспешными шагами отправляется в ванную. Чонгук быстро отыскивает мазь, сгребает в охапку полотенце и одежду, и следует за Хосоком. Он входит в ванную. В душе уже льется вода, а за витражным стеклом виднеется силуэт старшего. Гук закидывает вещи на сушку и направляется к хену. Тихо раздвинув дверцы душевой, он забирается туда, становясь позади Хосока, и обвивает руками его талию, упираясь подбородком в плечо. По лицу начинают стекать теплые струйки и Гук прикрывает глаза. — Сколько ты ещё будешь терпеть меня? — этот вопрос интересует его довольно давно. Хосок сразу услышал приближение младшего, но решил не подавать виду. Когда же его талию обвили теплые руки, к плечу прикоснулся подбородок, он немного вздрогнул, облизал губы и запрокинул голову назад, позволяя воде попасть в глаза. Хосок жмурится, прижимается ближе к чужому телу и кладёт свои пальцы на запястье Чонгука. — С чего ты взял, что я тебя терплю? Разве, ты когда-нибудь слышал от меня такое? Хосок тихо выдыхает и трётся попкой о пах младшего, понимая, что это не он терпит Чонгука, а все происходит наоборот. — Это я тебя каждый день довожу, потому что веду себя, как ребенок, — добавил старший, спустя несколько минут молчания. Чонгук тихо рычит, чувствуя, что от незатейливых действий хёна снова начинает возбуждаться. А уже через несколько мгновений, вдавливает его в стенку душевой и прилипает губами к щеке, потом выдыхает и шепчет на ухо. — Не дразни меня сейчас, — он легонько кусает мочку, затем ведя языком вдоль раковины и продолжая нашептывать. — Ты вряд ли выдержишь ещё один заход. — Гук предупреждающе упирается возбуждением в ягодицу Хо и тихо мурлычет, прикрывая глаза. Старший вздрагивает от таких действий, облизывает губы и мягко улыбается, ощущая, как волна возбуждения, с новой силой, накрывает его тело. Он аккуратно упирается одной рукой в стенку, а другой — продолжает держать запястье младшего. — Я, возможно, выдержу. Но, вряд ли, после этого, смогу нормально дойти до кровати. Ты же мне поможешь? — спрашивает он, прогибаясь в спине еще больше. Его ноги немного подкашиваются, но, благодаря крепким объятиям, старший, все-таки, смог сохранить вертикальное положение. — Я ведь не такой уж и тяжёлый, чтобы мой папочка не уложил меня в кроватку, — хихикнул Хосок, наслаждаясь мурчанием. — Вопрос в другом… — Гук распахивает глаза, отстраняется от Хосока и смотрит вниз. Его рука тянется и касается ягодицы, обводят ее округлость, вторая — остаётся на талии старшего. Он задумчиво сводит брови на переносице. — Хочешь ли ты продолжения? Действительно ли хочешь, или просто не можешь отказать мне? Чонгук даёт выбор Хо. Впервые. Наверное, это единственный раз и последний, когда он решает отдать все в руки хёна. Из-за того, что Хосок столкнулся с таким выбором первый раз, он немного замялся, опустил глаза вниз и тихо мурлыкнул. Парень сильнее сжал пальцы на запястье младшего, глубоко задышал и едва слышно прошептал: — Папочка лучше знает, что нужно его малышу, — после этого он замолкает, а затем, разворачивается лицом к Чонгуку, поднимает глаза и поднимается на носочки, утыкаясь носом во влажные губы младшего. Постояв так секунд десять, Хосок прикасается своими устами к гуковским и вводит того в страстный поцелуй, позволяя впечатать себя в прохладную кафельную стену. Чонгук буквально горит от желания, но медлит. Он прерывает поцелуй, заглядывает в приоткрывшиеся глаза Хосока. Гук обхватывает одной рукой свой и хеновский члены, неважно, что пальцы не полностью смыкаются, и проводит вдоль. Это непривычно, как для него, так и для старшего. Он давно хотел так попробовать. Чонгук опускает взгляд и смотрит на члены в своей руке, продолжая водить по ним ладонью. Он сам теряется в этих приятных ощущениях и, размыкая губы, стонет. Хосок же от таких прикосновений смущается ещё больше. Его щёчки покрываются румянцем, и он тихо выстанывает имя младшего, ощущая каждой клеточкой своего тела, нездоровый оргазм, который, с каждой секундой, приближается всё ближе и ближе. — Гук-а, — еле слышно шепчет старший дрожащим голосом, задыхаясь от того, что горло сдавило, перед глазами все начало плыть, а ноги ещё немного и подогнутся. Чонгук смотрит на Хосока, как тот вздрагивает от каждого движения его руки, как прикрывает глаза и упирается затылком в стену. Он стонет громче, иногда рыча и шипя сквозь стиснутые зубы, в предвкушении желанной разрядки. А после того, как цепенеет на несколько мгновений, закрывая глаза, перед которыми взрываются яркие вспышки, ощущает разливающийся приятной волной оргазм. По внешней стороне руки стекает его и чужое семя, смешиваясь с каплями воды. Чонгук успевает подхватить Хо под руки и прижать к себе, пока тот благополучно не грохнулся. Всей кожей, каждой клеточкой, младший чувствует полное удовлетворение, некую эйфорию. Он сжимает в объятиях ослабевшее тело Хосока и нежно касается губами скулы. — Я отнесу тебя в кроватку, — шепчет Гук, но, кажется, хён его не слышит. У Хосока в ушах какой-то непонятный шум. Он мешает нормально сосредоточиться и услышать такой родной голос. Для него Чонгук — это тот человек, который подарил все на свете. Он дал ему: любовь, защиту, нежность, привязанность и многое другое. Старший снова пытается посмотреть на младшего, но перед глазами, как назло, ничего не прояснилось. Тело продолжает предательски подрагивать, а пальцы сжимаются всё сильнее. Он закусывает нижнюю губу, прижимается плотнее к любимому телу младшего и тяжело дышит, задыхаясь из-за недостаточного количества кислорода. Чонгук, придерживая Хо за плечи, выбирается из душевой первым. Потом хватает полотенце, кутая в нем Хосока, тянет старшего за собой и с лёгкостью подхватывает его на руки. Когда он оказывается в комнате и укладывает хёна в теплую постель, вспоминает, что ещё нужно обработать укус. Гуку приходится идти в ванную, чтобы забрать мазь и вещи, которые им так и не понадобились, и вернуться в комнату. Как только младший переступает порог, до его ушей доносится тихий стон. Он, вмиг, оказывается у кровати, садится на край и, взглянув на бледное лицо Хо, прикладывает прохладную ладонь к его щеке. Хосок облизывает пересохшие губы, прижимается к ладошке Чонгука и тихо облегчено выдыхает, ведь жар разносится по всему телу. Он вздрагивает каждые десять секунд и пытается, как можно ближе, придвинуться к младшему, но непослушное тело не желает двигаться. Его, практически, покинули все силы. Перед глазами все также плывет. А пальцы, нащупав руку младшего, сжимают ее изо всех оставшихся сил, но, кажется, что их очень совсем не осталось. Хосок часто дышит, аккуратно переворачивается на бок, тем самым пряча укус, чтобы Гук больше не переживал об этом. Он утыкается носом в колено, продолжая держаться за младшего. — Всё же, я слаб, — тихо прошептал старший, прижимая ноги поближе к себе. — Я заметил это, — недовольно бурчит Чонгук, разворачивая Хо обратно на спину. Младший аккуратно, чтобы не сделать больно Хосоку, обрабатывает укус мазью. Хёна приходится вжимать одной рукой в кровать, потому что он шевелится, крутится и никак не поддается заботе. Закончив, Гук отпускает Хосока и, тут же, ему приходится бороться с ним, потому что ручки старшего тянутся к укусу, чтобы почесать. — Хосок-а, засыпай. — тихо пропевает Гук, как колыбельную, успокаивая хёна. Хосок надувает губки, как маленький ребенок, утыкается носом в руку младшего и тихо шепчет что-то непонятное. — Мог тогда с Тэхеном тайно встречаться, а не со мной. Это он у нас профи в садо-маза. По легендам некоторых, он, вообще, любит жёстко и без остановок, — вот, что можно было разобрать, после минутного переваривания. Хосок поднимает глаза на макнэ, замечает недоумением и тихо добавляет: — Я же у тебя хороший? — и смотрит щенячьими глазками. — Ммм… — мычит Гук, поджимая губы. — Можно и так сказать. Но… Причем здесь Тэхён, садо-мазо и что-то тайное? — он, действительно, не все произнесённое старшим понял. Чонгук уставился на Хосока в ожидании. Тот тихо выдыхает, садится на попку и тянется к ушку младшего, чтобы, будто рассказать что-то очень важное. Но, ничего не произнеся, он утыкается носом в шею и тяжело дышит, понимая, что сейчас не в силах ничего объяснять. Несмотря на это, старается приоткрыть губы и хоть что-нибудь сказать, но, уставший язык, не позволяет вырваться ни одному звуку. — Прости, Кукёнок, — через силу прошептал он, расслабляясь в таких мужественно-сильных руках Чонгука. Младший сжимает Хосока в объятиях все крепче и крепче, боясь говорить. Он зажмуривается и выдает то, что держал в себе давно. То, что мешало ему раскрыться до конца. — Ты дорог мне. Дорог настолько, что придушить тебя легче, чем отпустить, — Чонгук распахивает глаза, в которых появляются слезы, незримые для Хо. — Не смей, слышишь, — шепчет угрожающе на ухо хёну. — Не смей больше мне говорить о ком-либо другом, связывая его со мной, или собой, — Чонгук гладит Хосока по волосам, практически укачивая его в своих руках. — Не смей, глупый. Гук, от чего-то, совсем расклеивается. Его, в данный момент, переполняют чувства и эмоции. Он теряется в них, в своих собственных мыслях. Его спасает только то, что Хосок сейчас молчит. Теперь и старши ощущает все те эмоции и чувства, которые излучает младший. Он нежно обнимает любимого за талию, подбодряюще гладит его по спине и не позволяет полностью погрузиться в тоскливые мысли…